Ревизор: возвращение в СССР 18 - Серж Винтеркей

Дело становилось все любопытней и любопытней. Ну ладно, посмотрим, что там за комсомолец такой… Похож ли внешне на предполагаемого папашу?

Москва. Старая площадь.

Бортко очень волновался, но старался держать марку, понимая, что первое впечатление очень важно. Поэтому он вошёл в кабинет, стараясь высоко держать голову, смотреть уверенно и улыбаться спокойно.

— Здравствуйте, Андрей Романович, — подошёл он к привставшему Стельмухову и пожал протянутую руку. — Рад познакомиться.

— Я тоже, присаживайтесь, — показал ему тот на ряд стульев за большим столом для заседаний перед собой. — Говорят, у вас неплохо получается извлекать пользу из любого предприятия?

— Ну, — скромно улыбнулся Бортко, — кое-какой опыт имеется.

— Очень хорошо, — с интересом разглядывал его Стельмухов. — За счёт чего вы добиваетесь таких результатов?

— Постоянный контроль, внимание к мелочам, оптимизация расходов, выбивание фондов всеми правдами и неправдами, — начал перечислять Бортко. — На самом деле, это большая и кропотливая работа целой команды.

— Я так и думал, — усмехнулся Стельмухов, откинувшись в кресле. — Чудес не бывает.

— Ну, почему? — улыбнулся осмелевший Бортко. — Когда вы берёте убогую фабрику и через год делаете из неё конфетку, у которой очередь стоит из желающих там работать, разве это не чудо?

— Зачем так к себе внимание привлекать? — с сомнением посмотрел он на Бортко.

— Наши специалисты выявили, что есть прямая зависимость между культурой труда и качеством продукции, оптимизацией расходов… То есть, при одних и тех же расходах, будет больше продукции, а значит, и прибыли.

— Что вы называете оптимизацией расходов? — поинтересовался Стельмухов.

— Например, более экономный расход сырья, — уверенно ответил Бортко. — Уменьшение объёмов фактического брака за счет заинтересованности работников в сохранении рабочего места.

— Ну, хорошо, — согласился Стельмухов. — Допустим. И это, прямо, значительно повысит прибыль? — спросил он, сделав ударение на слове «значительно».

— Это зависит от предприятия, — честно ответил Бортко. — Если там бардак и бесхозяйственность, то очень может быть, что и «значительно», — так же сделал он ударение на последнем слове и, помедлив, чуть-чуть добавил: — а у нас почти везде бардак. Только не подумайте, что я критикую Советскую власть.

— Что вы, — задумчиво проговорил Стельмухов. — Я же вижу, что вы за неё всей душой болеете…

В четверг ездили с Галиёй в Клайпеду в поликлинику. Во вторник до этого созванивались с Москвой, лучше там не стало. Наоборот, жара стоит тридцатиградусная и всё небо чёрное от дыма. Дышать нечем.

Поинтересовался у доктора, наблюдавшей Галию, в какой больнице будет рожать жена, если придётся здесь остаться. Чем ближе было к отъезду, тем больше я понимал, что везти ее в Москву в конце августа очень плохая идея. Кремлевская больница, конечно, шикарный вариант, но там тоже нет кондиционеров, чтобы воздух внутри был чист от смога. От смога и преждевременные роды могут начаться, и жена ослабнет к моменту, когда понадобятся все силы, чтобы рожать. Смысл был помочь ей окрепнуть на взморье?

Доктор заверила меня с гордостью, что специалисты у них в управлении не хуже, чем в Москве.

— Даже не волнуйтесь. Там всё наше начальство лечится, — как о само собой разумеющемся сказала она.

— Из Москвы сообщают, — доверительным шёпотом поведал я ей, — что там сейчас полный кошмар. Горит много чего в Подмосковье и близлежащих областях, — докторша притихла и слушала во все уши. — Возвращаться туда сейчас нет никакого смысла.

— Я вас очень понимаю, — так же шёпотом ответила доктор.

— Мне-то придётся в Москву на работу вернуться в конце августа. Но не хочется супругу одну тут оставлять. Получится ли у нас с вами положить её немного заранее в роддом? Чтобы роды точно начались под присмотром врачей.

— Конечно, получится, — уверенно ответила доктор, уставившись в календарь. — Давайте, явка через две недели, приходите сразу с вещами, — улыбнулась она и дала нам с собой слепую памятку, отпечатанную на машинке, что с собой взять, что можно и что нельзя.

— Спасибо вам огромное! — рассыпался я в благодарностях.

— Давайте, быстренько на анализы, — напомнила она нам.

— Какая женщина хорошая, — проговорила жена, когда мы вышли из кабинета. — Надо будет её отблагодарить.

— Конечно! — согласился я и повёл жену в процедурный кабинет. Галия понятия не имела, что я каждый визит по пятерке оставляю, когда прощаюсь, и доктор очень заинтересована в продолжении нашего общения. Пять рублей — это ее дневная зарплата… И она прекрасно понимает, что за наблюдение и последующие успешные роды получит от меня намного больше. И не ошибается.

— А я что, одна тут в Клайпеде буду? — спросила Галия, когда мы уже сидели в кафе.

— Нет, нет, дорогая. Я что-нибудь придумаю. Может, квартиру снимем тут…

Только кто в ней будет жить с Галией, в ожидании, пока малыш родится? Нельзя бросать ее тут одну, это однозначно. Конечно, говорят, что в девятнадцатом веке женщины прямо в поле рожали, и, немного передохнув, шли дальше работать, но сейчас-то семидесятые годы двадцатого века… Да и мало ли кто что говорит, я хочу быть уверен, что кто-то за ней присмотрит, гостинцев принесет при необходимости в больницу, подарки докторам передаст или что еще понадобится…

Всю дорогу в Палангу думал над этим. Может, бабушку попросить приехать и подежурить в Клайпеде? Заодно отдохнёт от жары и дыма. Но отпустят ли ее в колхозе, после того, как отпуск недавно отгуляла? Хороший вопрос!

Вечером, за уже ставшим традиционным чаепитием на террасе, спросил пани Нину, как найти квартиру в Клайпеде на сентябрь?

— Если в Москве обстановка не нормализуется, — сказал я, — придётся Галию здесь оставить. Договорились сегодня с врачом, что положим её в роддом заранее за неделю, чтобы роды прямо в больнице начались.

Уже привык добавлять