За гранью времени. Курская дуга - Александр Викторович Волков

поля боя, даже если проиграют. Просто ушли в подполье.

— А ты им чем поможешь? Ну, захватим мы "Тихий дон", и Каменск возьмем. А дальше?

— Главная задача не в этом. Чтобы добраться до Веббера, мне нужны ресурсы и власть. Так будет проще. Быть может, если мне удастся набрать обороты, он сам явится по мою душу.

— Зачем?

— Чтобы я не сделал того, зачем сюда пришел. Он должен умереть.

— А как это сможет изменить ход истории? — недоумевал Привалов. — Не понимаю я. Ведь проигрыш уже случился.

— Всё просто, — вздохнул Везденецкий. — Есть понятие Исторического фантома. Это некое событие, пока еще не окрепшей, призрачной формы. И событие это цепляется за инициатора исторических изменений. Инициатора, в данном случае, два. Я, и Веббер. Чтобы уничтожить фантом, нужно либо выбросить инициатора в свое время, либо убить его.

— Проще объясни, — сощурился Привалов.

— Веббер влез в ход истории. Именно из-за его вмешательства в полет стрелы времени операция "Цитадель" прошла успешно. Он создал только фантом истории. Время меняется медленно, неохотно. Требуется месяц для плотных пространственных изменений, потому мы еще не проиграли.

— И?

— Если убить создателя фантома, то фантом исчезнет. Всё вернется на круги своя, Советский Союз победит в войне, как и должно быть по естественному ходу вещей.

— То есть….

— Когда Веббер умрет, а я отправлюсь назад в свое время, ты вернешься на Курскую дугу, в свой блиндаж. Митька под твое командование. Белов останется жив и вернется к брату, если он, конечно, выжил. Вы все обо мне забудете. Ну, кроме создателей проекта "ЗАГРАН". И то, конкретно меня они помнить не будут. Мое присутствие во времени они способны определить лишь по косвенным признакам.

— А я? — Аня встревоженно взглянула на Везденецкого. — Что станется со мной, если этот твой Веббер умрет?

— Это несложно определить, — Везденецкий активировал дисплей ХКМ.

Глава 15. "Код 13", конец первой части

Везденецкий переживал за товарищей, и в целом переживал за людей. Ему, на этапе отбора в батальон "Дон 100", удалось ввести в заблуждение армейского психиатра. Психиатр задавал вопросы о патриотизме, о готовности пренебречь жизнью товарища ради выполнения боевой задачи, и получал на них удовлетворительные ответы.

Такую иллюзию создал для него Везденецкий. Его даже к полиграфу подключали, но он так искусно контролировал пульс, что его не смогли вывести на чистую воду.

До сегодняшнего дня расстройство адаптации к необходимости снести всё на своём пути проблем не доставляло. Везденецкому приходилось воевать в разных условиях, даже в разные времена, но никогда не было надобности выбирать между жизнью братьев по оружию и спасением СССР в будущем.

Теперь же, когда ХКМ констатировал смерть Ани в случае растворения исторического фантома, проблема остро проявила себя. Катя тоже должна умереть. Привалов должен умереть в блиндаже во время обороны подступов к железнодорожному вокзалу. Митя должен погибнуть от руки диверсанта в лесу перед Понырями, как раз в тот день, когда повстречал Везденецкого и Черных штурмовиков. По сути все, кто сейчас его окружал, кто верил ему, гипотетически мертвы.

— Что значит цифра тринадцать? — Аня задумчиво глядела на дисплей. — И что это за список имен?

— Это те, кто в данный момент является частью исторического фантома, — Везденецкий и соврал, и нет.

Код тринадцать обозначал смерть. И ни у кого из хроно-диверсантов это событие не вызывало эмоций. Если для спасения Родины в жертву нужно принести одного, десять, тысячу советских солдат — ради Бога. Главное выполнить задачу. Впрочем, в этом не было ничего аморального. Всё должно идти своим чередом, и неважно, как жизнь людей, попавших в фантом, изменилась. Все друзья Везденецкого в этом времени должны были умереть по естественному ходу вещей.

Всех их убила война.

Лишь Марины Везденецкой не было в списке, но от этого становилось не намного легче.

Выход из ситуации один. Убить Веббера и остаться в прошлом, чтобы фантом не растворился, чтобы затвердел. Однако неизвестно, как это скажется на СССР в будущем, и будет ли оно вообще существовать. Впрочем, в случае решения остаться, можно сделать для спасения страны всё возможное.

В конце-концов, Везденецкий хотел лишь спасти жизни друзей, а не отказываться от выполнения поставленной задачи.

А проблему с Новой Великой Германией можно как-то решить….

"И черта с два ты угадал, Саша, — мысленно перебил себя Везденецкий. — Антидот от ВБ-1 есть только у Жорика, и если останешься — умрешь через месяц". Он стиснул зубы. Видимо, "ВБ-1" был не только механизмом помощи, но и механизмом сдерживания диверсанта от ненужных решений.

Трудный выбор. Очень трудный. Если остаться, придется либо искать способ обезвредить вирус, либо умирать. И не стоило забывать, что во время захвата СССР наверняка погибло гораздо больше советских граждан, чем в случае оптимального хода истории.

Везденецкий впал в настолько глубокие раздумья, что едва заметил, как колонна остановилась перед густым лесным массивом. "Панцер" затормозил, Белов высунулся из командирского люка и крикнул: "Дальше не пройдем!"

— Всё, — Привалов включил нейтральную передачу. — Приехали.

Долго ждать не пришлось. Часть партизанской группы, которая в боевой операции участие не принимала, вскоре появилась на кромке леса.

— Ну что там, командир? — спросил у Привалова командир одной из взодов, подойдя к двери.

— Забирайте ящики, вооружайтесь. Потом, с Приваловым, определитесь, кому и что достанется. Только тех, кто возьмет себе экипировку Черных штурмовиков, я выберу сам.

— Не вопрос, — командир пожал плечами, а затем пронзительно свистнул и жестом позвал группу крепких ребят для разгрузки. — Хлопцы, работаем! Подарки приехали!

И началась работа. Чтобы разгрузить один грузовик — времени требовалось не так уж мало, потому нужно было чем-то себя занять. Везденецкий оставил колонну, и немного углубился в лес, остановившись на берегу небольшого озера. Колонна из вида не пропала, слышалось, как партизаны ругались матом и таскали ящики в сторону лагеря.

Везденецкий уселся на крупный валун, и задумчиво глядел на обледеневшую воду.

— Чего грустишь, хлопец? — Митя хлопнул Везденецкого по плечу. Хоть он и не крался целенаправленно, его появление заставило напрячься.

— Не грущу я, — вздохнул Везденецкий. — Думаю.

— О, — улыбнулся Митя. — Думать — это хорошо. Над чем?

И Везденецкий рассказал, как есть. Митя уселся рядом, закрутил две самокрутки с махоркой, и протянул одну Везденецкому.

Везденецкий закурил.

— Умру, говоришь? — задумчиво произнес Митя, почесав подбородок. — Да и бес с ним. На войне, как на войне. И Катьку жалко, и Аньку, да. Но думать тут нечего.

— Чтобы ты на моем месте сделал? — спросил Везденецкий.

— Растворил бы твой этот…. Ну, как его там…. — Митя щелкал пальцами и