Поцелуй мамонта - Ярослав Полуэктов

морду агитатор. А у Васьки с Николкой мышцы хоть и белые, а накованы как у негров.

Ушёл агитатор обиженным на всё грубоватое и ни хрена не имущее крестьянство.

ПРОДОЛЖИМ ЛЕЧЕНИЕ

1

Машину федотовскую взялись починить заезжие горных дел мастера.

Ловкоточечными, хупаво36—франкмасонскими ударами молотков и кувалд, завистливо в части поощрения и признания немецкой сноровки, они лупили по всем агрегатам подряд.

За полдня свинчен и вновь собран мудрёный германский мотор.

Остались лишние болты, тут же присвоенные Михейшей — хозяйственным и скрупулёзным старьёвщиком в деле коллекционирования валяющихся под ногами — и свиду лишних для мира — артефактов. Но только не для Михейши!

Обрусевшая, теряющая болты и гайки, Пони внутренним резиново — металлическим голосом покряхтывала, выражая неудовольствие.

У неё не хватало слов, чтобы объяснить иезуитскую болезнь совершенно внешнего происхождения, никак не связанную со столетними немецкими гарантиями и с умножающимися с каждого ремонта пустыми отверстиями.

Починил машину всё тот же вездесущий герой и испытатель всего неизведанного.

Перебарывая страх преступника и заранее гордясь величием будущего апофеоза, Михейша велел отцу засунуть загнутую крючком проволоку в выхлопную трубу и там как следует повертеть.

Из глубины трубы посыпались чёрные остатки мексиканского земляного корня. Раздробленной проволокой органики набралась ровно трёхлитровая склянка.

Дедушка удивился и виду не подал, но, судя по последствиям, немало разгневался.

Поняв причину засорения, вслед за Федотом Ивановичем осерчало и Михейшино Отчество.

2

Есть в таком виде картошку Михейша категорически отказался.

Наказанием для физического естествоиспытателя стало заключение его на дальний сеновал, и, как следствие любого особо вредного заточения, оставление преступника без обеда и ужина.

Но Михейше, по правде говоря, скучно на сеновале не стало.

Во — первых, там его ждали недочитанные и недосмотренные с минувшего года книжки с заплесневелыми изнутри и пиявочно пахнувшими картинками рыцарей, их невест и замками Синих Бород с оборотнями в виде кошаков и волчар, с Красными Шапочками и ужасными горбунами Квазимодами. Там бегали, копошились безымянные гномы, вредоносные и танцующие в приличных германских дворцах злобные карлики, зубатые, стальные и раскрашенные под Хохлому деревянные Щелкунчики.

Во — вторых, редкое сено прошедшего собирательного сезона обнажило щели в полу. Сквозь них прекрасно было видно нижних, таких же несчастных, как Михейша, заключённых обитателей.

В — третьих, надеясь на совесть воспитанного узника, и в естественной спешке надзиратели не убрали с сеновала хлипкую шаглу. Пользуясь этим обстоятельством, Михейша незаметно слетал в надворный туалет, который правильней было бы назвать «огородным». И, после его использования (в виде рисования очередной зловредной, желтоватой черты на щербатых досках) изловчился опустить внутренний крючок в петлю.

Отчего туалет — а он в целях экономии места в придомашней яме был предназначен для летнего употребления — стал для невежд Дома временно недосягаемым.

Дед Федот, вернувшись с папой Игорем с верховой прогулки на ожившей и повеселевшей, поцеловавшей в буйности столб, но радостно тарахтевшей на буераках Пони, первым обнаружил этот редкостный казус.

Он тут же возмутился и от естественной необходимости, придерживаемой в пути, нарушил им же заведённый строгий распорядок применения летнего и зимнего туалетов. Он помчал в сенки первого этажа, впрок сбросив подтяжки и судорожно дёргая заевшую застёжку брючного ремня.

Успел Федот Иванович секунда в секунду. Чему, с одной стороны был рад, а с другой стороны — отчего же такая несправедливость! — в назидание отроку добавил лично от себя сроку.

Мамке и бабуле велено закрыть плаксивые рты и на Михейшины призывы к доброте и всепрощенческому настрою не поддаваться.

И, всё — таки, — счёл Михейша, — коли уж на то пошло, приумноженный срок всяко лучше даже мелкой ремённой экзекуции!

В — четвертых, уже ближе к закату, руководимая Николкой — пастухом, уставши надутым травой животом путаной иноходью приплелась с выгула любимая овечка Мица.

Преданная Михейше — Ромео Мица — Джульетта за сутки соскучилась по нормальному человеческому общению.

Любовная веточка Михейши кончиком доставала до Мицыных ушей, а если Михейша особенно старался, приплющивая живот к брёвнам наката, — то до спины и хвоста. Мица радовалась щекотливым прикосновениям возлюбленного — пусть даже через растительный проводник, а не от тёплой, как обычно, ладони, и не от затяжного поцелуя во влажный и трепещущий преданностью нос.

Джульетта оживлённо скакала в загоне. Разворашивая солому и поднимая столбы пыли, она, как цирковая дама, поднималась на дыбы и громозвучно блеяла, готовая отдаться страсти настоящей.

Её восторг незамедлительно передался крылатым подсеновальным друзьям, которые и оповестили жителей человеческого Дома о достаточности Михейшиного заточения.

КРЫСА ЛЯГНУТАЯ

Без морали и особого смысла. Чисто в архив.

Подарочную крысу, лягнутую полунасмерть Фритьоффской свиньей Марфой Игнатьевной, Михейша уложил в железную коробку от инструментов, просверлил в ней дырки для воздуха — припас для следующего дня. Её следовало лечить парами бензина.

Фритьофф утверждал, что от дышания и умеренного употребления бензина, который является лучшим продуктом цивилизации и, соответственно, японским акселерационным лекарством группы AL37, крысы вымахивают до размеров собаки. А этот процесс требовал определённой конспирации и недюжинной подготовки.

ЗОЛОТАЯ УЛИТКА

1

— Бабуля, а я за сортириусом38 отыскал золотую улитку, — поделился радостью амнистированный Михейша. Он вошёл в дом чистым и свободным, честно отсидевшим свой срок и готовым к следующим приключениям.

Бабушка повертела живую находку.

Панцырь неведомого существа твёрд как камень, блёсток как кусок марсианского колчедана.

(Она догадывалась из чего сделан Марс!)

— Не знаю, внучек, такого зверя. Он как живой кристалл. Первый раз вижу. И в книжках такого не читала. И не кричи так: всех чертей с домовыми соберёшь. И не сортир у нас, а уличный безватер — клозет.

Михейша приуныл.

— Ты погоди и не плачь. Завтра дед отойдёт от сегодняшнего, и тогда спросим. Сейчас и не вздумай подступаться. Или… в «Насекомой энциклопедии» пошарься… Но не сегодня, разумеешь? А в «стеклянных ящиках», насколько я помню, такого чуда нет. Может, он будет находке рад…

Но Михейша не хотел отдавать находку деду — а вдруг он возьмёт да порежет улитку… из познавательного интереса. Или проколет булавкой. Он так делает с трупиками жуков и бабочек. Предпочитает красивых, а шелупонь не берёт.

Между делом «зверя» показали гостям. В том числе попу Алексию.

Алексий припёрся с «Бернандини нумер один бис» — на запах вечернего застолья.

Он в расшитой рясе, с кучей нагрудных бряцалок, для которых у обыкновенного, без усердия верующего человека, даже названий не найдётся.

Показали родным и двоюродным сёстрам.

Показали братьям, прочим домочадцам, включая отца