Владислав Конюшевский - Иной вариант

Я взял коммуникатор, на котором было записано видео. Просмотрел честно, до конца.

– Дошло? Или еще что-то надо?

Слов просто нет.

Знаете… меня нельзя взять на простой угрозе, на какой-то банальной глупой разводке… и они это знают. Они знают, что я могу испариться, исчезнуть быстрее, чем они поймут, что произошло. Государственная машина – всегда или почти всегда будет проигрывать решительным и мотивированным одиночкам. Бен Ладен скрывался десять лет, и сейчас не факт, что мертв. Умаров еще больше – пятнадцать. Около десяти Басаев, я точно знаю, что он мертв, потому что… потому что знаю. Но есть кое-что, на что я поведусь, – без слов, без вопросов…

Наверное, я все же патриот, потому что люблю Россию, люблю свою Родину. Но люблю ее не восторженно-истерически, не на показуху, не потому, что только здесь можно так воровать и разлагаться, а совсем по-другому. Я знаю, что эта страна – какая бы она ни была – другой нам никто и никогда не даст. Никто и никогда! Не получится никуда уехать, сбежать, нигде нам лучше не будет – будут отлавливать поодиночке, и… И эта страна… далеко не самая плохая… за нее стоит драться.

Стоит.

И еще – я игрок. Просекаю игру с ходу – какому-то умному уроду захотелось стравить нас и Штаты. И если ты не играешь – значит, разыгрывают тебя!

– На кого я будут работать?

– На меня. Напрямую.

Я испытующе посмотрел на деда… и тот понял, подобрался. Ох… не стареют душой ветераны. Таких сейчас уже не делают… с виду старый перечник, старпер, с внуками нянчится, на кладбище прогулы ставят… а подберется… ого, какие клыки проглядывают. Такие похожи на небольших доберманов… такие есть, их разводят как полицейских собак, они небольшие, молчаливые и смертельно опасны. Этот… он убивает легко и весело, для него те, кого он убивает, – не люди, а враги. Почитайте Корецкого, там это хорошо написано. Спецгруппа «Финал», которая смертные приговоры исполняет, и дедушка, который за премию приговоренным в затылок стреляет. А в субботник они в порядок точку исполнения приводят, убираются, все старье в металлолом, подметают. Вот потому тогда и сидели… на попе ровно. Не мозгами – нутром чувствовали, что для тех– весь народ у рва выстроить… что плюнуть.

– Задачи?

– Обычные. Московское подполье. Надо прибраться. И прояснить, что к чему.

– Конкретно?

– На месте.

– Я работаю один.

Дедок улыбнулся… и словно маска сменилась, превратив небольшого волкодава в щурящегося на солнышке старичка.

– Да ради бога. Можешь даже… кхе-кхе… не докладывать. Меньше народу – больше кислороду. Да ты ешь, ешь. Не оставлять же.

– Можно вопрос? – не выдержал я, когда мы уже садились в машину.

– А, давай… – обрадовался дед.

– Вам-то все это зачем, а? Пенсию вы должны хорошую получать.

Дед мелко расхохотался.

– Пенсию… эк ты, мил-человек, загнул. Ты бы меня еще на приусадебный участок отправил, картошку копать… И тут же совсем другим тоном продолжил: – Вот вы думаете, что вы сильнее нас. Потому что говорите, что хотите, и тормозов у вас никаких нет, так? А на самом деле – щщанки вы лопоухие супротив нас. Вам пригоршню баксов покажи, вы и спеклись. А у нас за дезертирство такое считалось. И я… как вижу, что делается, – так изнутри грызет. Мы благодарными умели быть. До смерти – благодарными. Стране родной, за то, что воспитала нас, и за то, что жили под мирным небом. Вот так вот.

Дед махнул рукой.

– Ладно, поехали. На самолет опаздываю…

18 июня 2015 года. Варшава, Польша. Южное Средместье

Варшава…

Старый и много переживший город, средоточие воли и храбрости, столица несостоявшейся, погибшей в битвах империи. Один из старейших городов, где правили короли, игравшие немалую роль в судьбах Европы. Город, лишь три десятилетия назад высвободившийся из пут коммунистического рабства. Город, где восхитительное Старе Място, архитектурный памятник мирового значения, соседствует с Дворцом культуры и науки – мрачным образчиком тяжеловесного советского стиля, который был по душе Джозефу Сталину. Когда русские ворвались в Польшу – Сталин прислал три тысячи советских рабочих, чтобы возвести то же здание, какие он возводил в Москве, чтобы его было видно из любого конца полуразрушенной польской столицы. Это здание должно было напоминать о том, что русские отсюда никогда не уйдут. И даже сейчас в аэропорту Варшавы то и дело слышалась русская речь, отчего контр-адмиралу МакРейвену было не по себе…

Он прибыл в Варшаву обычным рейсом с пересадкой в Берлине. Летел «Люфтганзой» – недорогая и приличная европейская компания, с типично германским порядком. В аэропорту имени Фредерика Шопена, известного европейского композитора, его встретила машина посольства и отвезла на Варшавскую, где в квадратном остекленном здании, самой своей архитектурой навевавшем мысли о «холодной войне», на последнем этаже за стальными дверьми квартировала польская станция ЦРУ. Она в последнее время больше занималась обеспечением контактов с польскими правительственными и разведывательными структурами, а также обеспечивала транзит и размещение исламских экстремистов в тайных тюрьмах, контролирующихся ЦРУ и военной разведкой. Журналистам удалось раскопать одну из тюрем – на бывшей авиабазе в районе Мазурских болот, после чего ее пришлось срочно закрывать, а министру обороны – врать, что таких объектов больше в стране нет. Но они были… потому что Польша была едва ли не самым последовательным союзником США в Европе с девяностого года [36] 36

История дружбы новой Польши и США началась в 1990 году, когда польский дипломат, разведчик Рышард Кухлинский придумал и осуществил чрезвычайно дерзкий план и спас из Багдада шестерых сотрудников ЦРУ, вывезя их как поляков, строителей, через Северный Ирак. Сразу после этого Буш списал часть старого долга и предоставил Польше неожиданно большой объем помощи.

[Закрыть] и за это – приходилось платить.

Начальником станции ЦРУ в Польше был Эдвин Лей. Довольно молодой для начальника станции – он уже прошел и Ирак и Афганистан, Ирак в должности технического помощника, а Афганистан уже в качестве оперативного офицера. Как и любой, кто бывал на войне, он слышал про контр-адмирала МакРейвена, тем более что во время рейда на Абботабад он находился в Кабуле… и даже, грешным делом, подумал, что все скоро закончится. Двум солдатам, молодому и старому, было о чем поговорить, и потому Лей, отдав необходимые распоряжения, объявил, что они едут обедать в настоящее «польское место».

В Варшаве движение было относительно нормальное – не так, как в западноевропейских городах, забитых машинами, и не так, как в Москве, где слишком много машин и слишком мало обычной вежливости. Приметный в потоке «Гранд-Чероки» Лея, протолкавшись через небольшой затор на Королевском тракте, свернул куда-то и остановился около здания типично советского вида, но с витриной настолько аппетитной, что адмирал невольно сглотнул слюну.

– Сейчас поедим, сэр… – оптимистично сказал Лей, выходя из машины, – в Польше любят поесть. Их кухня основана на славянских блюдах, потому она очень сытная…

– По тебе не скажешь…

Лей засмеялся. Он был худой и высокий.

– Такой обмен веществ, сэр. На самом деле я все время хочу есть.

Их усадили за столик в углу, адмирал привычно осмотрелся – там, где он служил, расслабиться означало умереть. Похоже, все нормально… только окно близко, но пока он не слышал о взрывах машин в Польше…

А так все мило и чистенько. И, похоже, здесь готовят, а не размораживают обезвоженное дерьмо…

Подошла официантка. Девушка красивая – типично славянские высокие скулы и миндалевидные глаза. Лей быстро что-то заказал, было видно, что девушка ему явно небезразлична. Когда она отправилась на кухню, адмирал понимающе хмыкнул.

– Заметили, сэр? Это Милана. Я давно подбиваю под нее клинья, но она пока держится. Славянки просто очаровательны. Я заказал по большой тарелке фляков и колдуны. Наедимся на славу…

– Полагаюсь на твой вкус.

– Здесь нормальная кухня. Фляки – это острый суп с говяжьими потрохами, очень сытный. А колдуны – поляки так называют русские пельмени.

– Бывал в России?

– Два месяца в Ульяновске, сэр, когда мы уносили ноги из Додж-Сити. Хорошая страна, лучше, чем о ней думают. Потом сразу сюда…

Адмирал достал свой коммуникатор, в который он, поступая, как боевик, переписал то, что ему было нужно.

– Боюсь тебя разочаровать насчет России. На, глянь…

По мере просмотра Лей мрачнел все больше и больше.

– Чеченцы… *censored*ны дети.

– Есть что сказать?