Владимир Поселягин - Второй фронт

— Согласен с Владимиром Даниловичем. Этот союз нам нужен. Одно уточнение. Сколько мы тут пробудем?

— Примерно… От года до двух лет, — задумавшись на мгновение, ответил адмирал.

Именно эти числа спрогнозировал Александр. Он считал, за это время война если не закончится, то вполне может выйти за пределы Польши.

— Нужно подготовиться к встрече. Все примерили принесенные костюмы?

— Да, они такие странные. Однобортные. Двух. Я спрашивал у дежурной по этажу. Она не знает, что это значит, но одеться помогла, — ответил адмиралу Ульянов, поправив рукав пиджака.

Он встал раньше всех и успел познакомиться не только со сменившейся дежурной, но и с соседями. А с двумя только что прибывшими с фронта офицерами местной спецслужбы даже выпить по наливке.

— Полчаса назад со мной связался по телефону… — Адмирал с невольным уважением посмотрел на стоявший в прихожей телефон. — Представитель местных властей. Генерал Гоголев теперь будет с нами постоянно, поэтому, если появятся вопросы, можно связаться с ним или его заместителем майором Верником.

— Вопросы есть, и много, — ответил Ульянов.

Полковник Кузнецов кивнул, подтверждая.

— Если все пройдет нормально, хотелось бы быстрее начать освоение новых знаний. Я тут познакомился с двумя командирами, оказались бывшими офицерами царской армии. Хорошие ребята.

— Хорошо. Господа, встреча с главой государства назначена на три часа, времени осталось немного, за это время нужно подготовиться…

— Уф-ф! — выходя из кабинета Сталина, выдохнул я, на ходу вытирая пот со лба.

Мельком глянув на Поскребышева, подошел к вставшей со стула Але и, подхватив ее под локоть, направился к выходу.

— Ну как?

— Давненько меня так на ковре не песочили. Все припомнили, — несколько заторможенно ответил я.

— За дело же.

— Знаю. Все равно была бы возможность, так же поступил. А то, что за дело, все правильно, так и нужно. Я еще удивляюсь, что меня на губу не посадили.

— На губу?! — Аля иронично приподняла бровь.

— Ну или под домашний арест, — отмахнулся я.

Шедшие впереди коробочкой сотрудники НКВД, все званием не ниже лейтенанта, был даже один майор, рявкали присутствующим или шедшим им навстречу по коридору:

— Лицом к стене! Не смотреть!

А я посмотрел. То есть успел посмотреть на явно военного, облаченного в гражданскую одежду, прежде чем повернулся. Поэтому, выполнив приказ, ошарашенно подумал: «Канарис?»

Не узнать адмирала я не мог, сам делал первичную подборку биографий всех германских лидеров перед отправкой к Сталину. Несколько фото адмирала там присутствовало.

Первая же мысль, пришедшая после увиденного, и последовавший за ней анализ вызвал восхищенные слова уже вслух:

— Ну ни хрена себе?! Вот это да!

За что получил хорошую затрещину от Али.

Опять-таки за дело, но все равно планы Сталина впечатляли.

Окрестности Минска.

Части Особой Армии.

Подразделение капитана Куницына.

13 июля. 14 часов 26 минут.

— Подкалиберный!!! Подкалиберный, твою мать!!! — орал, даже не слыша себя, сержант Панин, подводя прицел под башню очередной «тройки». Не в первый раз прилетал подарочек от противника, так что все в экипаже, несмотря на открытые люки в башне, успели получить хоть и легкие, но все-таки контузии.

По башне в очередной раз ударила болванка, вызвав новый звон и брызги мелкой стальной крошки.

Вытерев текущую по лицу кровь, сержант посмотрел вправо. Повиснув на сиденье, заряжающий уронил подбородок на грудь.

— Что там? — спросил лейтенант.

— Кажется, Мамеева ранило.

— Плохиш, замени. Усанбеков, проверь, что с заряжающим.

— Есть!

— Есть!

Пока механик и радист возились, убирая заряжающего вниз, сержант успел перезарядить орудие.

Подкручивая маховики настройки, он подправил прицел и топнул по педали пуска.

— Есть! Горит! — воскликнул сержант.

— Вижу! Справа еще восемь «четверок» подходит, — известил наводчика лейтенант.

— Берем их?

— Да.

С той стороны роту прикрывали две самоходки и один из КВ. Но за прошедший бой обе самоходки подбитые горели, а у КВ заклинило башню и разбило прицел. По докладу разведки, на усиленную роту шел один танковый батальон, но на этот раз они ошиблись. Сквозь относимую ветром завесу из огня и копоти было видно: шел на них полнокровный полк. Танковый батальон и два моторизованных.

— Все, только осколочные остались! — закинув последний бронебойный снаряд, известил всех по ТПУ Плохиш.

— М-м-м, — задумался лейтенант. — Так, Усанбеков!

— Я!

— Плохиш!

— Я!

— Берем ноги в руки — и к соседу, пусть боезапасом поделится. Ну чего сидим? Вперед!

В это время открытая крышка люка зазвенела от попадания снаряда. Посмотрев на внушительную вмятину, Плохиш перевел взгляд на командира.

— Товарищ лейтенант… — заныл механик.

— Плохиш, не тупи, через нижний люк!

— Есть! — обрадованно заорал механик и вслед за радистом покинул машину.

В течение десяти минут, с помощью спешенного десанта, что охранял танк в окопах, было доставлено два десятка бронебойных снарядов.

— Шабаш. Выдохлись гансы! — крикнул бойцам лейтенант.

И действительно, вот уже пару минут как не слышно канонады. Однако и через черный смог от горящей техники было плохо видно. Приподнявшийся Плохиш, заметив спину удаляющегося бойца-связного, — рацию разбили еще в начале боя — сообразил, откуда сведения.

Осторожно, боясь нарваться на шальную пулю, бойцы выглядывали из окопов, стараясь хоть что-то рассмотреть сквозь дым.

Вдали послышался лязг и гул дизелей. Вот замелькали в дыму знакомые силуэты «тридцатьчетверок» с их кургузыми башнями.

Бойцы облегченно засмеялись, прибыла кавалерия, хозяйство Рыжкина прибыло. Трехбашенные монстры Т-28 воспринимались уже спокойнее.

Через минуту экипаж рассматривал танк. Слышались удивленные возгласы.

— …восемьдесят три, восемьдесят четыре… Все вроде? М-да, крепка сталинградская броня. Восемьдесят четыре попадания. Умеют немцы стрелять, — озадаченно почесал Хакимов затылок, отчего шлемофон сполз на лоб.

— Товарищ лейтенант, а потери наши какие? — спросил Панин. Командир только что вернулся от комроты, так что свежие новости знал.

— Большие, сержант. Большие, — вздохнул Хакимов. — Самоходка, считай, одна уцелела, «тридцатьчетверки» две потеряли, одну вроде восстановят, инженера обещали. Из КВ у трех башни заклинило, один горел, ладно экипаж потушить успел. У машины Воронова ствол пробило. Одним зениткам ничего, так, царапины. Они, почитай, больше всего побили. Сорок девять на них записали, и это не считая обычной колесной техники. Людей много потеряли. Из десанта особенно.

Бойцы с уважением посмотрели в сторону как раз выбиравшегося из капонира ЗСУ-57-2, что с трудом выбил у генерала Катукова комроты.

Пока экипаж под охраной приписанного к ним танкового десанта осматривал и при возможности чинил боевую машину, командиры рассматривали горящие и подбитые танки противника, изредка поглядывая на большую толпу пленных, куда бойцы загоняли немцев, строя их в маршевую колонну.

— Сто семнадцать танков уничтожено, двенадцать захвачено. Дозоры сообщили, что восемь ушли, краем оврага прошли, — махнул рукой комроты, докладывая полковнику Рыжкову, которому и была переподчинена их тяжелая рота.

— Колесной техники? — спросил полковник.

— Много. Там пробка образовалась, так что больше трехсот единиц. Захватили почти сотню. Бронетранспортеры и другая техника подсчитываются. О, кстати, мы там несколько батарей «эрликонов» захватили. Целые.

— Пленные?

— Еще не знаем, считают.

— Ясно. Доклад мне через час, — приказал полковник и, развернувшись, направился к своему Т-28. В отличие от капитана, Рыжков в Особую армию не входил и вооружен был в основном устаревшей техникой, кроме двух десятков «тридцатьчетверок» образцов сорокового и сорок первого года.

Санкт-Петербург.

Петербургский тракторный завод (ПТЗ) — Кировец.

18 июля 2011 года.

— Что за заказ? — без особого интереса поинтересовался один грузчик у другого.

— Не знаю. Павлов сказал, срочный заказ от Москвы, — кивнул тот на стоявшего в отдалении старшего инженера завода, который что-то обсуждал с одним из железнодорожников, усиленно при этом жестикулируя.

Гремя сцепками, к пандусу подполз тепловоз. Двенадцать прибывших специалистов завода изумленно замерли. Хотя груз и был прикрыт, с одного ветром сорвало брезент, явив мастерам то, что было укрыто.

Седьмым по счету стоял разбитый танк без гусениц. Красная звезда, несколько пробоин в башне и корме явно показывали, откуда он прибыл.