Инженер 3 - Алим Онербекович Тыналин

Напряжение спало.

Но я все равно чувствовал на себе взгляды обеих женщин. Анна смотрела с беспокойством. Елизавета с надеждой.

А Долгорукий усмехался в свой бокал, явно что-то замышляя.

Ужин продолжался. Лакеи подали десерт, яблочный пирог с корицей. Затем чай, крепкий, ароматный, в тонких фарфоровых чашках.

Я пил чай, отвечал на вопросы, старался вести себя естественно. Но внутри все сжималось.

Еще немного, и этот вечер закончится. Я смогу уехать и вздохнуть свободно.

А потом придется разбираться с последствиями. С Елизаветой. С Анной. С этим проклятым клубком, который я сам завязал.

Но пока нужно держаться. Еще немного. Только бы продержаться до конца ужина.

Глава 13

Частокол

Часы на каминной полке пробили десять раз. Ужин подходил к концу. Разговоры стихли, гости допивали чай.

Вертинский поднялся первым, вытирая бороду салфеткой:

— Ну что ж, господа. Благодарю за приятный вечер, но мне пора. Завтра с утра мне ехать в поле, проверять управляющего.

Баранов встал, чтобы проводить его:

— Спасибо, Михаил Андреевич, что заехали. Заходите еще.

Свиридов и Башмаков тоже засобирались. Встали, поблагодарили хозяина, вышли в прихожую. Я слышал, как лакеи подали им шляпы и трости, как хлопали двери экипажей.

Мы остались вшестером: Баранов, Анна, Елизавета, Долгорукий и я.

Баранов потянулся и зевнул:

— Устал я что-то. День длинный выдался. Может, на сегодня хватит? Кто остается ночевать?

Долгорукий встал, поправляя галстук:

— Я поеду домой. Верст пять всего, быстро доберусь. — Он посмотрел на Елизавету. — Елизавета Петровна, вы остаетесь у Ивана Петровича?

— Да, — ответила она спокойно. — Иван Петрович любезно предоставил мне комнату.

— Прекрасно. Тогда завтра заеду, навещу. Поговорим о семейных делах. — Он холодно улыбнулся. — О наших общих родственниках.

Прозрачный намек. Он напомнит ей о долге перед семьей, о том, что связь с безродным инженером неприлична.

Елизавета кивнула, не отвечая. Долгорукий поклонился всем, вышел.

Мы остались вчетвером.

Баранов снова зевнул:

— Анна Павловна, вы тоже останетесь ночевать? У меня полно гостевых комнат.

Анна покачала головой:

— Спасибо, Иван Петрович, но я поеду домой. У меня завтра утром много дел по хозяйству.

— Как хотите. Велю запрячь коляску.

Он вышел в коридор, окликая лакея. Я остался в столовой с двумя женщинами.

Наступило тяжелое и давящее молчание. Елизавета смотрела на меня, не отводя взгляда. Анна разглядывала свои руки, сложенные на коленях.

Нужно что-то сказать. Что-то сделать.

Я встал, подошел к окну, глядя на темноту снаружи. Слышал, как шуршит платье Елизаветы, она тоже встала.

— Александр Дмитриевич, — произнесла она тихо. — Мне нужно будет поговорить с вами. Это важно.

Я обернулся. Она стояла в двух шагах, лицо бледное, глаза умоляющие.

— Я понимаю, — ответил я. — Давайте на днях. Я приеду после работы на стройке. Мы поговорим.

— Обещаете?

— Обещаю.

Она выдохнула с облегчением и кивнула. Затем повернулась к Анне:

— Анна Павловна, простите, я устала с дороги. Пойду отдохну. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Елизавета Петровна.

Елизавета вышла из столовой. Я слышал, как ее шаги удалялись по коридору, как хлопнула дверь комнаты.

Мы остались вдвоем с Анной.

Она сидела, по-прежнему глядя на свои руки. Я подошел, сел рядом на диван. Не слишком близко, но и не далеко. Расстояние, которое можно истолковать по-разному.

— Анна, — начал я осторожно.

Она подняла глаза. В них читалась боль, вопрос и сомнения.

— Она… она особенная для тебя? — спросила тихо. — Елизавета Петровна?

Я молчал, подбирая слова. Солгать? Сказать правду? Выбрать нечто среднее?

— Между нами было… кое-что. В Севастополе. После войны.

— Ты ее любил?

Проклятье. Прямой вопрос.

— Я… не знаю. Это было сложное время. Многое казалось иным, чем есть на самом деле.

Анна долго смотрела на меня. Потом тихо сказала:

— Она смотрит на тебя так, будто ты принадлежишь ей. Будто между вами нечто большее, чем просто воспоминания о госпитале.

Я сжал кулаки. Женская интуиция. Проклятая женская интуиция.

— Анна, я… Нам нужно поговорить с тобой. В другом месте, в другое время. Объяснить некоторые вещи. Прояснить ситуацию.

— Прояснить? — В голосе прозвучала горечь. — Что именно прояснять, Александр? — Она встала и расправила юбки. — Мне пора ехать. Коляска, наверное, уже готова.

Я тоже встал:

— Анна, подожди. Дай мне объяснить.

— Завтра, — сказала она, не глядя на меня. — Приезжай завтра. Тогда и объяснишь. Если захочешь.

Она направилась к выходу. Я пошел следом.

В прихожей Баранов помог Анне надеть накидку. Лакей стоял с ее шляпкой.

— Анна Павловна уезжает? — спросил Баранов. — Может, все-таки останетесь? Темно уже.

— Спасибо, Иван Петрович, но я поеду. Дорога знакомая, извозчик надежный.

Баранов кивнул, вышел на крыльцо провожать. Я остался в прихожей. Анна надела шляпку и поправила вуаль.

Повернулась ко мне. Лица почти не видно за вуалью, только легкие очертания.

— Я буду ждать тебя.

— Я приеду, — пообещал я.

Она вышла на крыльцо, спустилась по ступеням. Лакей помог ей сесть в коляску. Кучер тронул вожжами, лошадь двинулась. Коляска покатила по подъездной дорожке, скрылась в темноте.

Я стоял на крыльце, глядя ей вслед. Баранов рядом, закуривал трубку.

— Хорошая женщина, Анна Павловна, — сказал он задумчиво, выпуская дым. — Умная, порядочная. Достойная партия для любого мужчины.

Я промолчал.

Баранов затянулся снова, посмотрел на меня искоса:

— Александр Дмитриевич, вы меня извините, не мое дело, конечно… Но вы смотрите, не запутайтесь там. С дамами, я имею в виду.

Я повернулся к нему:

— Что вы хотите сказать, Иван Петрович?

Он пожал плечами:

— Да так, ничего особенного.

Он замолчал, затянулся снова. Потом добавил тихо:

— Выбирайте с умом, Александр Дмитриевич. Сердце хорошая штука, но голову тоже включать надо. Не хочу, чтобы вы наделали глупостей и потом жалели.

Я кивнул:

— Спасибо за совет, Иван Петрович.

— Да не за что. Ладно, пойду спать. Вы тоже не задерживайтесь, поздно уже. Может, все-таки останетесь переночевать? Комната есть.

— Нет, спасибо. Я поеду в город. Лучше там.

— Как хотите. Велю запрячь.

Через десять минут я сидел в бричке, нанятой у Баранова. Кучер погонял лошадь, мы катили по ночной дороге обратно в Тулу.

Темно, холодно. Луна выглянула из-за облаков, осветила поля бледным светом. Где-то вдали выла собака, протяжно и тоскливо.

Я сидел, закутавшись в сюртук и думал.

Бричка катила по ночной дороге. Впереди, за поворотом, виднелись огни Тулы.

Что случится дальше не знаю.

Но пока я еще держусь.

Еще держусь на этой тонкой грани между двумя женщинами.

Вскоре бричка въехала в город. Ночные улицы пустынны, только редкий фонарь освещал дорогу. Я закрыл глаза, откинув голову.

Утром я проснулся рано, с рассветом. Голова ясная, мысли четкие. Вчерашний ужин