Телохранитель Генсека. Том 6 - Петр Алмазный

еще один спецрейс, так что у вас есть время подумать. Либо в больницу, либо в Свердловск со съемочной группой советского телевидения. Решать вам, и только вам.

— Мы все давно решили! — взвизгнула Боннэр.

— В таком случае счастливого пути, куда бы он не лежал. А вам терпения, доктор, — я пожал руку врачу и с большим облегчением покинул медпункт.

Пока ехал на Лубянку, мысли крутились вокруг Сахарова и его истеричной супруги. Человек может быть сколь угодно умным, даже гениальным, но с психикой явно проблемы. Правильно сказал Удилов, грустно. И, к сожалению, не лечится.

На Лубянке я минут пятнадцать провел в Седьмом управлении, выслушивая отчеты оперов. Мастерс остановился в гостинице «Россия», гостиницу не покидал, вещи его на месте. Самого нет. Растворился человек, просто был — и нет его.

— Я не буду вас отчитывать, для этого у вас есть свое начальство, — сказал я молодым лейтенантам, упустившим журналиста. — Сейчас со мной в «Россию», на месте покажете, где он был, с кем разговаривал, что делал. Пошагово восстановите весь вчерашний вечер.

В «Россию» я ехал на своей «Волге», машина оперов сначала ехала позади, потом обогнала. В гостиницу вошли вместе, на лифте поднялись на нужный этаж.

За стойкой дежурного по этажу сидела молодая девушка.

— Мистер Джон вчера пришел выпивши, шутил много. Я вон, — она кивнула на оперативников, — Толе и Пете сразу сказала, что он будет продолжать, не первый раз уже, — дежурная сердито посмотрела на лейтенантов, те отвели глаза.

— Он и продолжил, в пивной, — доложил тот опер, что повыше ростом и подумал: «Блин, отошли-то всего на минуту, сигарет купить». У второго мысли были куда информативнее: «Если сказать, что Мастерс был с девушкой, то выговор обеспечен. С другой стороны упустили объект, это еще хуже».

— Быстро доложить, что за проститутка пришла с Мастерсом, где он ее снял, и кто она такая вообще, — процедил сквозь зубы, едва сдерживая раздражение.

У меня своих дел выше крыши, но из-за этих охламонов приходится заниматься поисками пешки, так и оставаясь в неведении, кто ведет игру.

— Да он в парикмахерской был долго, оттуда вышел с девушкой. Я сфотографировал. Приличная такая, ничего проститутского в ней не было, — ответил оперативник, тот, что повыше.

Девушка за стойкой покраснела, но промолчала. Я невпопад подумал, что в это время слово «проститутка» пока еще не воспринимается, как обозначение престижной в девяностые профессии, а является просто бранным словом.

— Вытрезвители, больницы, морги обзвонили? — я повернулся и направился к лифту. Здесь делать нечего.

— Да, Владимир Тимофеевич, обзвонили. Мастерс не обнаружен. А девушка вообще незнакомая, он из парикмахерской заскочил в номер, потом с ней прямо в пивнушку направился. Видимо, решил пообщаться с простым народом, — доложил лейтенант. — Знаменитая пивная «Яма». А дальше мы даже не видели, куда он пропал. Видимо, новая приятельница хорошо там ориентируется.

— «Яма», говоришь? Нашел место, где «простой» народ искать, — проворчал я. — Там опросили персонал?

— Да, товарищ полковник, но эту, с позволения сказать, даму, никто не знает, — ответил второй лейтенант.

На столе дежурной зазвонил телефон. Она сняла трубку и тут же окликнула:

— Вас, товарищ полковник.

— Только что подобрали мужчину, по приметам похожего на журналиста. Доставлен в вытрезвитель на Таганке, — доложил дежурный с Лубянки.

Я направился к выходу на лестницу, лифт мы, похоже, будем долго ждать.

— Ну что замерли? — бросил на ходу. — Поехали вашего подопечного забирать.

Опера поспешили за мной.

Пока ехали, вспомнил фильм «Осенний марафон». В нем один из персонажей, профессор Билл Хансен, сказал: «Как называется то место, где я сегодня ночевал? Трезвователь?».

«Трезвователь» на Таганке располагался в полуподвале старого здания дореволюционной постройки. Пожилой майор, начальник вытрезвителя, проводил нас до кабинета фельдшера, где на кушетке растянулся Мастерс. Он был пьян и счастлив.

— О, майн русский френд мистер Медведефф! — трезвым журналист говорил на русском почти без акцента, но в состоянии опьянения он то и дело переходил на английский. — Или ай должен звать йу товарисч? — Мастерс попытался встать, но голова перевесила и он рухнул на пол.

— Где его вещи? — спросил майора.

— Все, что было — на нем. Доставили в трусах, хорошо, что без переохлаждения. В целом почти в норме. Только что собирались капельницу ставить. — отрапортовал начальник медвытрезвителя. — Мне сразу доложили, что поступил иностранец, тем более, утром принимал смену, сразу сообщили ориентировку. Я доложил дежурному по городу, он — вам.

— Где его нашли? — уточнил я, глядя, как опера водворили журналиста на прежнее место.

— Тут недалеко, во дворах. Спал на лавочке возле подъезда. Дворничиха и сообщила, — ответил майор. — Она утром вышла, его еще не было. Уже убрала территорию, зашла в дворницкую сложить инструмент, когда вышла — лежит подарочек. Кто его привез — не видела. Из какой квартиры он был выставлен — тоже не видела. Но предполагает, что из двенадцатой. Участковый туда собирается, если хотите, можете присоединиться. Он заполняет документы.

Майор вздохнул:

— У нас работа в основном бумажная, сами понимаете…

Участковый сидел за столом рядом с дежурными, под ярким плакатом, на котором румяный пионер в клетчатой рубашке показывал раскинутыми руками на надпись: «С буквой „О“ — сила, с буквой „И“ — могила». Над всем этим белым шрифтом слово «Спирт», в котором гласная перечеркнута красным крестиком и исправлена на «О».

— Обнаружен спящим на лавочке во дворе дома… находился в состоянии сильного опьянения… — бубнил милиционер себе под нос, проговаривая написанное.

— В виде… — зачеркнул, — в состоянии, оскорбляющем общественную нравственность и человеческое достоинство… окружающих… — подумал, зачеркнул, — прохожих… — снова зачеркнул.

Поднял голову и, увидев начальника медицинского учреждения, спросил:

— Как вас правильно сейчас называют?

— Меня правильно называют майором Сметаниным. А учреждение называется «Спецмедвытрезвитель». Еще вопросы есть? — начальник вытрезвителя был сердит и саркастичен, но участковый оказался простым и незлобливым парнем.

— Есть, — тут же обрадовался он. — На работу этому иностранцу куда сигнализировать?

— В Америку, ёлки палки! Так и пиши: город Нью-Йорк. Самошкин, ты меня когда-нибудь до греха доведешь! — воскликнул майор Сметанин.

— Да что я, надо же еще пятнадцать рублей с него взять за обслуживание, — не унимался лейтенант Самошкин.

— С этим начальник вытрезвителя