Я – Товарищ Сталин 2 - Андрей Цуцаев

ползли вперёд, их броня блестела в утреннем свете. Алем бросил гранату, и один танк загорелся, чёрный дым поднялся к небу, а экипаж кричал, выбираясь из люка. Ломбарди, задыхаясь от газа, упал, его крик заглушил пулемёт:

— Лука, я не вижу! Спаси меня!

Мартино, тащил его за скалу, его руки дрожали:

— Джузеппе, держись! Мы отступаем к лагерю!

Риццо, стреляя из винтовки, кричал:

— Бьянки, газ не помогает! Они в противогазах! Танки горят!

Бьянки махнул рукой:

— Пулемёты! Стреляйте по скалам! Не отступать!

Алем, стреляя, поразил итальянского солдата; тот рухнул, его кровь смешалась с песком, глаза застыли в ужасе. Тесфай бросил гранату, но пуля попала ему в грудь, он упал, хрипя, его туника пропиталась кровью:

— Кебеде… за Абиссинию…

Кебеде, подхватил его:

— Тесфай, не умирай! Мы держим ущелье!

В деревне у Адвы женщины и дети прятались в хижинах, но газ добрался до них. Старуха в цветной тунике кашляла, её глаза слезились, ребёнок, цепляясь за её подол, кричал. Молодой солдат, Гебрей, пытался увести их, но упал, задыхаясь. Итальянский пулемётчик, стреляя с холма, был сражён пулей Алема, его тело скатилось по склону, оставляя кровавый след.

К вечеру ущелье усеяли тела: тридцать итальянцев и двадцать два абиссинца. Газ рассеялся, но стоны раненых эхом разносились по горам, смешиваясь с воем ветра. Итальянцы отступили, оставив два горящих танка, чёрный дым поднимался к звёздам. Абиссинцы, измождённые, держали позицию, их костры горели у скал. Кебеде, стоя над телами, крикнул:

— За Императора! Мы не сдадимся!

В штабе у Асмэры генерал Эмилио Де Боно, и полковник Карло Росси, обсуждали бой.

Де Боно, сказал:

— Карло, газ не сломил их. Противогазы от СССР, винтовки, гранаты. Их неплохо подготовили. Наши потери слишком велики — тридцать человек за день.

Росси указал на карту:

— Эмилио, их вожди знают каждую тропу. Надо больше танков, больше людей.

Де Боно ответил:

— Знаю. Завтра мы ударим снова. Я подготовлю большой отряд.

Глава 13

Октябрь 1935

Вторая половина октября 1935 года окутала Москву холодным дыханием надвигающейся зимы. Ледяной дождь, смешанный с первыми снежинками, превращал булыжные мостовые в скользкую кашу.

Улица Горького, широкая и шумная, гудела неумолкаемой жизнью: трамваи звенели, их колёса скрипели по рельсам, покрытым тонкой коркой льда, повозки, хлюпали по лужам, их деревянные борта скрипели под порывами ветра. Прохожие, в серых пальто, с зонтами, спешили по делам, их дыхание вырывалось облачками пара, растворяясь в сыром воздухе. Арбат, был пропитан сыростью, запахом свежего хлеба из пекарен, чая из самоваров и дымом от дровяных печей. Чайные на Сретенке, Кузнецком Мосту и в Замоскворечье были заполнены народом: рабочие, интеллигенция, торговцы спорили о ценах, погоде, слухах о новых арестах, их голоса смешивались с звоном ложек, шипением самоваров и звяканьем медных подносов.Рынки у Яузы и на Таганке бурлили: торговки в платках кричали, их прилавки были завалены рыбой, яблоками, луком, морковью, их голоса тонули в скрипе телег, и криках газетчиков. Вечером Москва оживала: театры на Таганке и Сретенке сияли, их вывески манили любителей культурной жизни, а оркестры играли Чайковского. Переулки, узкие, с облупившейся штукатуркой и покосившимися фонарями, тонули в густом тумане, их свет дрожал в лужах, отражая тусклые блики, пропитанные сыростью и угольной гарью.

Под этой повседневной суетой Москва скрывала гнетущее напряжение. ОГПУ вело охоту на шпионов и предателей, чьи тени скользили в переулках, чайных, кабинетах. Во второй половине октября 1935 года органы безопасности провели серию стремительных арестов, задержав сотрудников райкомов и обкомов, подозреваемых в работе на иностранные разведки — немецкую, польскую, японскую. Задержанные передавали данные о кадровом составе, планах хозяйственных мероприятий, внутренней политике, их действия угрожали безопасности государства. Аресты были тихими, но слухи о них распространялись быстро.

Задержанных уводили в подвалы Лубянки, где воздух был тяжёл от сырости и страха, а стены, покрытые трещинами, хранили эхо криков, стука кулаков и звона наручников. Допросы шли днём и ночью, следователи, с усталыми глазами, давили на подозреваемых. Задержанные ломались, их голоса дрожали, пот стекал по спинам, руки подписывали протоколы, выдавая новые имена, тайники и шифры.

Глеб Бокий, докладывал о задержаниях Сергею в его кабинете в Кремле. Бокий стоял, его руки сжимали толстую папку с фотокарточками, протоколами, перехваченной перепиской:

— Товарищ Сталин, мы задержали девятерых: четверо из Замоскворецкого райкома, трое из Тверского, двое из Московского обкома. Они подозреваются в работе на немецкую, польскую и японскую разведки. Передавали сведения о кадровом составе, планах хозяйственных мероприятий, внутренней политике. Это лишь часть сети, я уверен, у них есть еще сообщники и мы копаем глубже.

Сергей нахмурился:

— Назови имена, Глеб. Что у вас на них? Подробности.

Бокий, открывая папку, начал перечислять:

— Пётр Иванов, 42 года, секретарь Замоскворецкого райкома — связной для поляков. У него нашли письма из Варшавы, зашифрованные, с указаниями передавать списки делегатов партийных съездов. Елена Соколова, 30 лет, стенографистка обкома — работала на японцев, передавала протоколы хозяйственных совещаний, списки участников. Николай Зотов, 38 лет, инспектор Тверского райкома — подкуплен немцами, передавал списки сотрудников обкома, их должности, расписания встреч. Анна Петрова, 27 лет, машинистка Замоскворецкого — передавала японцам планы мероприятий и участников. Дмитрий Кузнецов, 33 года, курьер обкома — связывал всех с иностранными контактами, у него нашли деньги, инструкции, шифровальный блокнот. Ольга Васильева, 29 лет, секретарь Тверского райкома — передавала немцам данные о кадровых перестановках. Сергей Лебедев, 42 года, инженер — подкуплен немцами, передавал переписку с наркоматами. Михаил Орлов, 40 лет, инспектор Замоскворецкого — передавал японцам списки делегатов и членов их семей. Иван Фёдоров, 45 лет, секретарь обкома — ключевой связной, координировал утечки информации, подкуплен немцами.

Сергей думал, его глаза пробежали по фотокарточкам, где лица, задержанных были бледными, глаза полны страха или вызова, он спросил:

— Как их вычислили, товарищ Бокий? Где иностранные связные? Что говорят задержанные?

Бокий, его пальцы сжали папку, голос стал твёрже, но усталость от бессонных ночей, сквозила в каждом слове:

— Через агентурную работу, перехват почты, доносы и слежку. Иванов выдал себя, отправив письмо через ненадёжного курьера на Сретенке, мы перехватили его. Соколова попалась на тайнике с деньгами у Яузы, её выдала соседка. Зотов был под наблюдением после анонимного письма, мы нашли у него шифры. Петрова и Кузнецов выдали друг друга на допросах, и их показания совпали. Васильева и Лебедев попались через перехваченные шифровки. Орлов и Фёдоров были вычислены