Инженер Петра Великого - Виктор Гросов

что запас прочности в расчетах заложен приличный, что допуск на то и допуск. Решил рискнуть, понадеяться на русский авось. Величайшая глупость инженера — надеяться на авось там, где работают законы физики!

Ротор выковали, обработали, отбалансировали. Провели стендовые испытания — на холостом ходу, под частичной нагрузкой. Всё прошло гладко. Начальство радовалось, премии выписывали. Я тоже немного расслабился — вроде пронесло. Ротор отправили на Север, турбину смонтировали.

А через полгода — ба-бах! Катастрофа.

Во время выхода турбины на полную мощность ротор не выдержал. Его не просто порвало — он разлетелся на куски, как граната, разнес в щепки корпус турбины, повредил здание машзала. Слава Богу, никто не погиб — операторы успели выскочить. Но ущерб был колоссальный.

Комиссия работала долго. Подняли все бумаги, все расчеты, все анализы. И нашли, конечно же. Нашли то самое отклонение по химии. Нашли мою подпись под разрешением на использование этой стали. Нашли отсутствие протоколов доп.испытаний, которые я должен был назначить, но забил из-за спешки.

Что тут началось… Меня таскали на ковер к самому областному министру. Грозили судом за вредительство. С должности сняли, премий лишили. Репутация, которую я годами зарабатывал, упала в один день. Спасло только то, что прямых нарушений инструкций не было — формально сталь была в допуске. Ну и связи отца, наверное, помогли. Без тюрьмы обошлось, но урок я получил на всю оставшуюся жизнь.

Никогда. Никогда нельзя полагаться на авось, когда дело касается техники. Никогда нельзя забивать на расчеты и испытания, даже если начальство торопит и грозит всеми карами. Лучше десять раз перепроверить, провести лишний опыт, потерять время — но быть уверенным в результате. Потому что цена ошибки может быть слишком высока.

И вот теперь, здесь, в этом восемнадцатом веке, где само понятие «расчет» или «испытание» было чем-то из области фантастики, где всё делалось «на глаз» и «по наитию», я вспоминал тот свой эпический провал с особой остротой. Здесь я не мог позволить себе ошибиться. Мои примитивные опыты со слитками чугуна, проба на излом, царапанье зубилом — это же детский сад по сравнению с тем, что нужно было бы делать в нормальных условиях! Но даже эти крохи информации были лучше, чем вообще ничего. Прежде чем предлагать Шлаттеру или Орлову менять технологию плавки в больших печах, я должен был быть хоть немного уверен в результате. Провести еще опыты. С разными флюсами, с разной температурой. Попробовать отлить не просто слитки, а какие-то детали посложнее, посмотреть, как металл себя поведет в форме. Пусть кустарно, пусть на коленке — но собрать максимум данных. И только потом — идти с предложением. Потому что здесь провал будет означать не просто потерю репутации. Здесь он мог стоить мне головы. В самом прямом смысле.

Поэтому мои тайные эксперименты в каморке и у мелкого горна продолжались. Я пробовал разные пропорции известняка, игрался с температурой, следил за цветом шлака — пытался нащупать оптимальный рецепт для очистки местного чугуна. Результаты обнадёживали — металл и правда становился лучше, крепче, не таким хрупким. Но одно дело — мелкие слитки, и совсем другое — большая плавка для реальной пушки. Надо было выходить на новый уровень.

Я решился поговорить с поручиком Орловым. Подловил его, когда он в очередной раз пришел принимать партию пушек.

— Ваше благородие, позвольте слово молвить по важному делу? — подошел я к нему, когда он закончил осмотр и собирался уходить.

Орлов остановился и с любопытством посмотрел на меня.

— Что у тебя, Смирнов? Опять хитрость какую замыслил?

— Не хитрость, ваше благородие, а дело для пользы государевой, — я понизил голос. — Я тут попробовал чугун наш переплавлять с камнем известным… Ну, чтоб «сера» из него выходила да «дух злой». И чугун тот крепче становится, не такой ломкий. Пробовал на малых слитках — получается хорошо. А если попробовать плавку побольше? Для ствола пушечного? Может, и рваться перестанут?

Поручик, нахмурив брови, внимательно слушал.

— С известняком? И что, крепче становится? А ты уверен, Смирнов? Не выйдет ли хуже?

— Уверенным быть нельзя, ваше благородие, пока не попробуешь. Но слитки-то вот они! — я показал ему два обломка — один от обычного чугуна, другой от моего, экспериментального. — Сами извольте глянуть на излом да на крепость. Разница видна. Если бы разрешили одну плавку пробную сделать, под моим присмотром… Да чтоб мастер толковый помог, не саботажник какой… Может, и вышло бы дело.

Орлов взял обломки, повертел в руках, постучал одним о другой. Он был не металлург, но как артиллерист понимал, что прочный металл имеет значение.

— А что Шлаттер на это скажет? Или Клюев? Они ж тебя за колдуна считают, не дадут сделать.

— А если вы, ваше благородие, слово замолвите? Что, дескать, для пробы, для науки артиллерийской? Может, и разрешат? Нам ведь много не надо — одну плавку малую, да чтоб не мешали.

Поручик задумался. Идея явно его зацепила. Пушки, которые не рвутся — это ж мечта любого артиллериста.

— Ладно, Смирнов, — сказал он наконец. — Попробую переговорить с полковником. Не обещаю, что получится, но попробую. А ты пока готовься. Прикинь, сколько чего надо — руды, угля, камня твоего. Да мастера подбери, кому доверяешь. Может, немец тот, Шульц? Он хоть и ворчит, а дело знает.

В итоге, поручик Орлов слово сдержал. Через пару дней меня снова вызвали в контору. Там сидели и Шлаттер, и Клюев, и сам Орлов. Полковник смотрел на меня без особой радости, правда и не возражал.

— Слыхал я, Смирнофф, про твои новые затеи. С камнем чугун плавить… Поручик Орлофф говорит — польза может быть. Ладно. Даю добро на одну пробную плавку. Малую. Под присмотром мастера Шульца. Выделить ему всё необходимое из запасов цейхгауза. Но! — Шлаттер поднял палец. — Если изведешь материалы зря или, не дай бог, печь испортишь — спрос будет самый строгий! Ясно?

— Ясно, господин полковник! Спасибо за доверие! — я поклонился, еле сдерживая радость.

Клюев только скривился.

Подготовка к пробной плавке заняла несколько дней. Я отобрал руду почище, рассчитал (как мог) пропорции шихты, угля и толченого известняка. Шульц бурчал по-немецки, но помогал толково — он лучше меня знал местные печи и их капризы. Мы выбрали одну из малых плавильных печей, которую обычно использовали для бронзы, приспособили ее под чугун.

Сама плавка прошла под напряженным вниманием. Присутствовал и поручик Орлов, и Шульц от