Вперед в прошлое 9 - Денис Ратманов

как палка, с плотно сжатыми губами. Она была почти на голову выше мамы, сойдись они врукопашную, маме бы не поздоровилось. Женщины остались раздеваться в прихожей, Натка и Борис скинули обувь и юркнули в зал, чтобы не толпиться в прихожей.

Нервничая, мама чуть не упала, когда стягивала сапог. Гостья резких движений не делала, изучала квартиру, а нас будто бы не замечала.

На всякий случай я протиснулся в кухню, собрал в ведро все острые предметы, закрыл крышкой и вынес. Как я и думал, женщины прошли туда. Не удержавшись, я сказал:

— Очень надеюсь, что вы взрослые люди, и обойдется без насилия.

Гостья смерила маму презрительным взглядом.

— Похоже, дети все знают, да? И покрывают тебя. Это крайняя степень бесстыдства!

— У мужа своего спросите, откуда мы обо всем знаем, — огрызнулась Наташка из спальни, Боря на нее шикнул.

Мама хлопнула дверью кухни. Наташка прошептала:

— Ножи, блин!

Я молча снял крышку с ведра, и Наташка размашисто перекрестилась. Мы расселись по кроватям и замерли, навострив уши. Подслушивать нехорошо, но не когда это вопрос жизни и здоровья.

Донеслось неразборчивое бормотание, причем говорила в основном гостья — сперва спокойно, потом в ее голосе появились просящие интонации. Мама что-то буркнула в ответ — видимо, невпопад — и обманутая жена заголосила:

— Ты молодая, красивая, другого себе найдешь! А я? Мне сорок шесть лет! У нас семья, а у вас… — неразборчиво, — Трое! Думаешь, он с этим смирится? Ты у него пятая жена будешь! Думаешь, он остановится? — Всхлип. — У нас дом, хозяйство, взаимопонимание!

«Трое» — это, очевидно, про нас. И она права, если в квартире появится чужой дядя, будет тесно.

И снова неразборчивое бормотание, мольба в голосе. Неужели она рассчитывает разжалобить маму и верит, что та откажется от любимого? Мама, конечно, может расстроиться, поплакать день-два, но потом сорвется, если кавалер не думает ее бросать.

Зазвенела разбитая чашка, раздался крик:

— Будь ты проклята, гнилая душонка! Шмара!

Гостья вылетела в прихожую, бормоча:

— Все семейство гнилое! Оправдывать и поддерживать разврат — где это видано? — Она заглянула к нам в комнату. — Он сюда приходил, да? И они это делали — как? Где? А вас просили пойти погулять? Или при вас? Жена милиционера, называется — позор! Не стыдно вам? Потаскуха!

Наташка покраснела до кончиков ушей — дошло, что гостья нафантазировала разврат в нашей квартире из-за ее фразы — но ничего не ответила.

Накинув пальто, обманутая жена выскочила в подъезд с криком:

— Будь ты проклята! Будьте вы все прокляты!

Я почти воочию увидел соседскую жадную до сплетен бабку, смотрящую в глазок своей двери.

С балкона я видел, как по дороге ползет запорожец, будто в театре, освещая удаляющуюся законную супругу маминого ухажера, для нас пока безымянную. Казалось, что, обхватив себя руками, она баюкает свое горе, как дитя. Ветер срывал с ее головы капюшон, женщина накидывала его снова и снова. «Запорожец» обогнал ее, и силуэт растворился в темноте.

Повисло напряженное молчание, нарушаемое лишь свистом ветра и мамиными всхлипываниями, и непонятно было, она жалеет соперницу или боится, что теперь, когда их связь раскрыта, возлюбленный ее бросит. Как я-взрослый давно заметил, мужчины становятся инициаторами развода гораздо реже обманутых женщин, хоть сами погуливают на стороне.

А ведь совсем недавно, когда отец ушел, точнее, был изгнан, мама точно так же, как эта женщина, убивалась и не находила сил, чтобы встать с кровати.

Есть ли у этой женщины и маминого ухажера совместные дети? Раз она у него четвертая жена — вряд ли. Значит, он ходок со стажем, и в семьях надолго не задерживается. Но разве это остановит влюбленную женщину? И имею ли я право судить ее, когда человек, одержимый страстью — по сути, наркоман?

В голове крутился текст «Нау»: «Это знала Ева, это знал Адам, колеса любви едут прямо по нам. Чингиз-хан и Гитлер купались в крови, но их тоже намотало на колеса любви».

На кухню к маме вошел я, Наташка и Боря включили телик в зале и не беспокоили нас. Я поставил чайник, разогрел маме гороховый суп, уселся напротив нее.

— А теперь рассказывай, кто он такой.

Из рассказа выяснилось, что Василий Алексеевич работает трактористом на винзаводе, жена его на пять лет старше, зовут ее Катя, детей у них нет. Дети, две дочки четырнадцати и шестнадцати лет, родились в первом браке, а о том, что Катя — четвертая официальная жена, мама узнала только сейчас. Родом он из Диканек, тех самых, о которых Гоголь писал. Подрабатывает извозом, они с братом купили на двоих грузовик, а когда нет работы, ремонтирует автомобили.

Эти простые вещи мама рассказывала с таким воодушевлением, краснея и сверкая глазами, что я окончательно убедился: пропала. Не решила увести завидного жениха на «Волге», а втрескалась по самые уши. Не аферист, работяга, всего добивающийся своим трудом — хоть это хорошо.

— Я ужасный человек, да? — жалобно спросила она. — Выходит, да. Мое счастье — несчастье той женщины.

— Ты не забывай, что есть и его ответственность, — сказал я. — Он предал близкого человека. Даже если собирался уходить от нее раньше, это предательство.

— Я хотела бы отказаться от Васи, потому что так правильно… но не смогу. Не смогу отказаться! Я умру без него, у меня сердце разорвется. — Мама шумно сглотнула слюну и замолчала, потирая горло.

Плохо, до чего же плохо! С большой вероятностью ей будет очень больно.

— Что теперь будет… — прошептала она.

Будет счастье Шрёдингера: то есть будет и не будет одновременно, как тот живой и одновременно мертвый кот.

Мама склонилась над супом, съела пару ложек и отставила тарелку. Лишь сейчас я заметил, как она похудела, но и помолодела одновременно.

— Хороший мужик, надо брать, — одобрила ее выбор Наташка из зала. — Ну, страшный, но у всех свои недостатки.

Мама молча встала и удалилась в свою комнату, откуда не вышла, пока мы не легли спать.

Наверное, в этот самый момент Екатерина устроила разборки с маминым ухажером. Но не исключен и другой вариант: чувствуя, что может его потерять, она, наоборот, окружит мужа заботой и будет молчать. Но поздно: мама точно ему пожалуется. Или тоже будет молчать, и тогда неопределенность растянется на долгое время.

Как бы там ни было, лезть в это я не буду. Но хочу или