ЭТНОС. Часть вторая — ’Догма’ - Павел Сергеевич Иевлев

— В общих чертах, — уклончиво отвечаю я.

Столько суеты было с этим переездом, что, ей-богу, как-то не до них. Нас предупредили, что на этот раз заезжаем надолго, может быть, года на полтора, а то и больше, и Нагма что-то вдруг взнасалась по всяким штучкам, без которых ей там будет жизнь не мила. Хотя до сих пор как-то обходилась. Загоняла Олли и этого своего негритоса… Как бишь его? А, неважно. Искала всякое, чего нет во дворце.

— Представляешь, пап, — жаловалась она. — У них если чего нет, то и негде взять. Ну, то есть ассортимент большой, всё классное, но шаг в сторону — стена непонимания.

— В каком смысле?

— Ну, я спрашиваю: «А почему вы не сделаете вот эту штуку, ну, с такими штуками? Это же просто?»

— С перламутровыми пуговицами?

— Ну, да, типа того. А они такие: «Потому что она же с другими штуками!» И смотрят на меня с жалостью, блин, типа это я чот туплю.

— То есть если пуговицы не перламутровые, то поменять их нельзя?

— Вообще никак, прикинь? У них, оказывается, ничего нового не делалось… Примерно никогда. Они даже не знают, как это — делать что-то новое. И зачем. Ведь уже есть это. И оно идеальное.

— Так чего тебе не хватает-то?

— Всего мне хватает. Отстань, — надулась она внезапно. Но потом смилостивилась над непонятливым отцом и пояснила. — Это просто нервный шопинг. Я распереживалась чего-то. Как там Катька и вообще…

Император с принцессой прибудут завтра, а сегодня мы мечемся, собираем отчёты с вахтовиков, проводим ротацию отработавшего контракт персонала и вообще принимаем хозяйство. То есть они принимают, а я так. Сбоку стою. Я граф декоративный.

Впрочем, у доктора Ерзе другое мнение.

— Не думай, что тебя это не касается! Граф Морикарский — ключевая фигура. Наши агенты во дворце докладывают, что Перидора упорно настраивали против тебя и практически настроили!

— А что со мной не так?

— Ты слишком популярен.

— Я думал, меня все ненавидят.

— Это тоже вид популярности, — просветила меня Джулиана, — даже более эффективный, чем народная любовь. Любовь вызывает зависть и вообще преходяща, а на ненависть всегда можно положиться. Если спросить любого человека, что здесь, что в Багратии, что в Киндуре: «Кто для вас лицо Меровии?» — большая половина скажет не «Перидор», а «Граф Морикарский».

— Так меня же пять лет не было!

— Вот именно. Для северной Меровии ты был в колонии, для колонистов — в метрополии. И там, и там все реформы связывают с тобой. И те, кто ими доволен, и особенно те, кто не доволен. Их, кстати, большинство.

— И в чём проблема?

— И те, и те считают тебя величайшим человеком эпохи.

— Его величество ревнует?

— Его величество, — мрачно сказала Джулиана, — считает, что ты его свергнешь и станешь править сам.

— Что за чушь? — возмущаюсь я. — Он же знает, что я чужак. Что для меня это просто работа.

— Это ты знаешь. А ему это просто сказали. Императоры народ недоверчивый, потому что естественный отбор. Доверчивые долго не живут и потомства не оставляют. Любой император уверен, что все метят на его пост и готовы ради этого на любую подлость. Кстати, статистически они правы. Так что для Перидора вполне логично предположить, что человек, технически имеющий возможность захватить власть в Меровии, обязательно попробует это сделать.

— А я имею?

— Запросто. Твоя личная армия меньше Меровийской, но она отлично обучена, лучше вооружена, очень тебе лояльна, имеет боевой опыт благодаря практике в колонии, а главное, она в одном дневном переходе от столицы. В то время, как полки Перидора ещё с границы снять надо. И везти сюда по железке, которая, опять же, принадлежит тебе.

— О, у нас уже есть трансконтинентальная железка?

— Отчёты прочитай, лентяй! — сердится доктор Ерзе. — Уже год как запустили! Хотя по большей части однопуткой и по временным мостам, но проехать с запада на восток страны уже можно.

— Так что мне делать с перидоровой паранойей?

— Для начала будь готов его свергнуть и захватить власть.

— Что-о-о? Джулз, скажи, что ты шутишь!

— Это один из вариантов. А что? Побудешь императором, потом передашь престол, когда подберём кандидата. Ты тут личность известная, тебя многие ненавидят, но все уважают и боятся. Идеальный узурпатор. Армия за тобой пойдёт охотно, аристократия разделится, но большинство примет просто с перепугу. Перидор был хорош на начальном этапе, но он сильно сдал и теперь нас тормозит.

— Блин, Джулиана, я не хочу узурпировать престол! Неужели нет другого метода?

— Тогда поговори с его дочерью. У вас, вроде, хорошие отношения были. Говорят, он к ней прислушивается. Точнее, говорят, что он прислушивается только к ней.

* * *

— Мой паладин.

— Моя принцесса.

Передо мной двадцатилетняя девушка ослепительной красоты. Катрин всегда была миленькой, но я не ожидал, что она вот так расцветёт, выйдя из подростковой поры.

— Я так изменилась? Ты не узнаешь меня?

— Я потрясён, — признаюсь я честно.

— Да, я красивая, — спокойно говорит она. — Теперь ты сможешь всем хвастаться своей дамой сердца.

— Только об этом говорить и буду, — киваю я.

— Ты соблюдал наши обеты? Ты не полюбил другую?

— Когда бы я успел?

— Ах, да. Для тебя же прошло совсем мало времени. К этому невозможно привыкнуть, — вздыхает она. — Но мужчины такие ветреные!

— Моё сердце принадлежит тебе.

— Рада слышать. Моё тоже принадлежит тебе, паладин. Поцелуй меня.

Мы поцеловались. Это был взрослый, серьёзный, глубокий и даже чувственный поцелуй. Мне аж неловко стало — не далековато ли зашёл этот детский импринтинг? Игры в любовь забавны, но многие доигрались.

— Катрин?

— Моя фрейлина.

— Блин, я не могу. Я щас умру. Или завизжу. Или описаюсь, — дочь смотрит на выросшую подругу, выпучив глаза и открыв рот.

— Для такой мелкой макаронины это простительно.

— Макаронина?

— Малявка. Козявка. Мелочь пузатая.

— Уи-и-и! Ты помнишь! Ты все помнишь, злопамятная ты зараза! Тебя можно обнять, или ты уже слишком взрослая для этих глупостей?

— Меня нужно обнять. Меня пять лет никто не обнимал.

— Ы-ы-ы! А-а-а! — Нагма безжалостно обхватила принцессу руками, сминая