Господин следователь 11 - Евгений Васильевич Шалашов

одной порции чая. Вернувшись, поставил стаканы на стол и сказал: — Ты рапорт напишешь подробный, я тоже. Присовокупим акт доктора, направим бумаги в Новгород, губернатору. Еще я собираюсь запрос в Петербург послать, в Сыскную полицию. Дескать — не потерял ли кто руку? Может, столичная полиция ищет, а она тут, у нас. Правая кисть?

— Правая, — подтвердил я. — А ты шутник, господин исправник.

— Когда о покойниках, да об их частях тела речь заходит, я нашего Федышинского вспоминаю. Вот у него шуточки, так шуточки!

Василий тоже заразился профессиональным цинизмом нашего эскулапа. Но он и знаком с Михаилом Терентьевичем подольше, нежели я. Ничего удивительного.

— Мне интересно — почему посылку тебе отправили?

— Василий, ты не поверишь — а уж мне-то как интересно! — хмыкнул я. — Я из-за этой (чуть не сказал — долбаной) руки полночи не спал, чуть голову не сломал — что за намек такой? Кого-то убили, или — у покойника руку отрезали, мне послали? С какой целью? Напугать, на что-то намекнуть? Я отродясь ни у кого ни рук, ни ног не отрезал.

— Может, намек на твое писательство? — предположил Абрютин, расплывшись в улыбке до самых ушей. — Кому-то не нравится, как ты пишешь и о чем пишешь, вот и намекнул — дескать, продолжишь в этом же духе, так тебе руку отрежем.

Забавно, но в этом направлении я не думал. Уж не настолько мои произведения плохи, чтобы меня пугать. Вот, разве что, некто вычислил, что все публикации Артамонова и Максимова — сплошной плагиат и пригрозил, что накажет за кражу чужого интеллектуального труда. Но для этого нужно, чтобы некто и сам был «попаданцем». Теоретически, такое возможно. Если мое сознание переместилось во времени, то почему бы кому-то другому не попасть в эпоху Александра Миротворца? В этом случае все стыкуется, но тогда тем более нужно отыскать того, кто отправил посылку. Отыскать, побеседовать, а потом действовать по ситуации.

— Читатель должен быть с чувством юмора, как у исправника.

— Иван — сразу скажу, что я тут не при чем, — заверил меня Абрютин. — Сам твои опусы редко читаю — мне больше классика нравится, не обессудь, но Верочка от тебя в восторге. Особенно ей сказка про медведя с принцессой нравится, а еще — про деревянного человечка. «Принцессу Марса» она прочла, но сказала — сцены войны пропускала, а вот про любовь здорово написано! После этого я перечитывать стал. Знаешь, про бой в пустыне ты хорошо написал. И про новое оружие интересно читать. Нам бы такие скорострельные ружья, как ты описал, турок бы месяца за три разгромили. Правда, где столько патронов взять?

— Вот-вот, — кивнул я. — Мне матушка, а она, как-никак, дочь генерала, тоже самое говорила. Мол — и для винтовок-то патронов не хватает, где же их на пулеметы-то брать?

— Мудрая у тебя матушка, — кивнул исправник. — Ты, верно, в нее пошел.

— Ладно, что тебя батюшка не слышит. Обиделся бы.

— Это точно, — согласился Василий. — А уездному исправнику вредно, ежели товарищ министра на него обижается. Кстати, батюшке не забудь обо всем написать. Он все и так узнает, но твое письмо может раньше прийти. Не исключено, что эта рука не для тебя предназначена, а для него. Все-таки, у товарища министра недоброжелателей побольше, чем у тебя. Если через тебя его кто-то хочет достать? Только не спрашивай — как именно, не отвечу. Но у людей всякие причуды бывают.

— Была такая мысль, — признался я. — Я даже собирался телеграмму дать — дескать, получил по почте мертвую руку. Чья рука не знаю, жду дальнейших инструкций. Но потом решил, что горячку пороть не стану. Шифра у меня нет, а написать открытым текстом «мертвая рука» — так неизвестно, кто прочитает телеграмму. К тому же — если бы я был просто следователем, а не сыном товарища министра, что бы стал делать? Точно, не стал бы отправлять телеграмму в МВД. Не по чину.

— Ваня, я тебе сто раз говорил — вроде, ты умный, а иной раз — не очень. Простой следователь, будь он сто раз кавалер, никому не нужен. А ты снова забыл, что ты еще сын своего отца, и внук генерала от инфантерии. У тебя шифра нет, зато у меня есть. Шифром мы не часто пользуемся, только в особых случаях. А здесь, думается, как раз такой случай. Давай-ка мы текст составим, я зашифрую, на телеграф отправим, прямо на имя товарища министра.

Глава 2

Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной

— Мог бы Александр Иванович и охрану прислать, — проворчала Анька, устраиваясь на сиденье. Поморщившись, пожаловалась: — Жестко. Могли бы сидушки помягче сделать.

Ну вот, вся изворчалась. Ворчать, вообще-то, не в Анькином духе. Ворчит она на меня, но это другое. Обычно, девчонка все неприятности и невзгоды воспринимает спокойно. Ишь, жестко ей. А ведь недавно на простой лавке спала, под задницу, кроме табурета, ничего не подсовывала.

— Охрану-то зачем? — удивился я.

— Ваня, а ты знаешь, что в Череповце болтают?

— В Череповце много о чем болтают, — хмыкнул я. — Все знать — голова треснет.

— Я про мертвую руку.

А, вот она про что. Понятно, отчего ворчит. Нервничает. Вообще-то, предполагалось, что содержимое посылки сохранится в тайне, но «утечка» произошла в тот же день, когда исправник послал отрубленную руку (вернее — кисть руки), на исследование к Федышинскому. Искать источник информации нужды не было — «фемина» нашего эскулапа. Михаил Терентьевич, проведя обследование, не добавил ничего нового к тому, что я и сам понял, рассматривая «посылку» — кисть руки принадлежала молодому мужчине, возраст от двадцати до тридцати лет. Скорее всего — физическим трудом не занимавшимся, но точно ответить сложно, потому что соль, которой засыпана конечность, штука едкая, способная уничтожить мозоли, а еще и повредить кожный покров. Зато Федышинский уточнил, что кость была не отпилена, а отрублена.

В Череповце же болтали, что «мертвая рука» — это послание следователю Чернавскому. Мол, есть в Сибири острог, где сидят в подземелье самые отчаянные злодеи — от Чуркина-атамана до Ваньки-Каина, которых даже наверх не пускают, зато они решают — кого из честных и добросовестных следователей нужно убить. А кого надумают убить — тому они руку отрубленную посылают. Знак такой. Шайку разбойников на следователя уже посылали — так он поленом отбился (да что б его, это полено!), пусть и пулей ранили, а теперь точно — все.

— Ань, ты же умная барышня — хмыкнул я. — Умная-преумная, а во всякую