Барон фон дер Зайцев – 2 - Андрей Готлибович Шопперт

всадников и повернул, хотел по-тихому слинять, но его увидели и устроили погоню с улюлюканием. Чем закончилось — известно. А вот куда теперь литвины денутся, и есть ли они ещё возле замка фон Лаутенбергов — неизвестно.

— Вы все трусы! Нужно снова съездить к замку и разведать! — ударилась в слёзы мачеха.

Киселя подбросило.

— Я отправлюсь. Вы зарядите пищаль и… и арбалет и будьте готовы… Ну, поехал… Чего сидеть⁈

Братик троюродный взгромоздился на Рыжика, перекрестился эдак на публику, и поехал. Дестриэ — это не арабский скакун, его на длинные дистанции не хватит. Потому поехал Кисель размеренным шагом. Можно пешком обогнать. Тут с километр до замка. Эдак он до вечера не вернётся. А тут холодрыга и дождь собирается.

Иоганн проводил измазанных грязью, мокрых и избитых тёток в повозку и накрыл попоной. Ну, вряд ли теплее стало, не ватное одеяло, но хоть ветер пронизывающий с моря не выстужает последнее тепло.

Иоганн же пошёл к дереву, растущему у дороги. Взобрался метров на семь — восемь, дальше ветки тонкие уж больно пошли и огляделся. Деревня — село — дорф Пиньки была как на ладони. И там людей не видно было. Далековато, конечно, с километр и точно ничего не скажешь, но если бы человек одел кумачовую рубаху и стоял махал не менее кумачовым флагом, то его было бы видно. Вот, ничего такого видно не было. Замок тоже хорошо был виден. Но что там творится опять непонятно и там кумачовым стягом никто не махал. Пришлось слезать и объяснять пытливым глазам, что не видно ничего. Нужно Киселя ждать.

Юрген несся назад, настолько, насколько Рыжик ему позволял.

— Заряжай! — гаркнул Иоганн. Полное дежавю.

— Заряжено давно, — буркнул Самсон.

Они с тюфянчеем ствол внимательно осмотрели. Мог и выдержать выстрел. А мог и не выдержать. Разорвёт ствол и писец инвалиду. Ему не отползти от своей пушки. Первый раз ноги оторвало, когда у него ствол разорвало. Теперь и голову оттяпает. И при этом тюфянчей всё одно пищаль свою зарядил и рядом уселся.

Иоганн с телеги преследователей Киселя не видел. Чего тогда несётся?

Выяснилось только, когда прискакал Юрген фон Кессельхут.

— В замке литвины! Много. Нужно срочно убираться. Они отряд собирают. Ясно, что сюда поскачут.

— Хера се! Как мы на телегах от конных уйдём? — полюбопытствовал Иоганн, но плотнику скомандовал, — Карлис, твою, мать, чего сидишь⁈ Гони к дому.

— Чегось? — тюфянчей Самсон за переводом потянулся.

— Гони к замку, за нами сейчас погоня будет, — пацан стоял на телеге, и когда Карлис огрел Соньку кнутом, то полетел на женщин.

Поехали. До замка все двадцать вёрст. Догонят, можно и не сомневаться. Сытый конному не товарищ. Общая скорость каравана равна скорости самого медленного транспорта. А это тачанка. Там обычная лошадка. Она хоть телега и пустая почти, особо не разгонится.

Едут. Оглядываются. Из плюсов только то, что тачанка уже задом к врагу, и поворачивать её не придётся. Ну и ещё хоть и не плюс, а так плюсик, дождь не идёт. Порох сохой.

Две минуты едут. Нет погони. Три минуты едут. Четыре…

Глава 2

Событие четвёртое

— Эй, Иван! — сидевший, нахохлившись, на повозке рядом с Карлисом Иоганн не сразу понял, что это именно его окликнули, — Иван, сюда иди! — махал на него руками тюфянчей Самсон Изотов с соседней телеги. Ай, тьфу, с тачанки. Хотя… С катафалка. С тачанки-труповозки.

Позади топота копыт не слышно было по-прежнему, а ведь уже и пять минут прошло. Горячка боя прошла уже, адреналин выветрился, и сейчас какая-то апатия наваливалась, подминая под себя. Как тележное колесо выползшего на дорогу червяка.

Но Самсон продолжал махать. Пришлось головой мотнуть, апатию эту из мозгов выбрасывая. Соскочил. Ладно, сполз Иоганн с передка и, пропустив мимо себя телегу с женщинами, укутанными опять в попону с головы до ног, потом и Соньку, мотающую башкой, заскочил на передок тачанки, рядом с тюфянчеем устроившись.

— Ты боярич переведи Юргену, что сейчас своротка будет направо, — ткнул кнутом в сторону моря инвалид.

— Там река? Куда там сворачивать? — вот стоило его выдёргивать из апатии, почувствовал к земляку антипатию парень.

— Точно. Там водопой и… ну, там останавливаются возчики, когда из Риги в вашу сторону едут. Кашу варят, лошадей поят. Повозка, что меня к Матильде везла из Риги, тут останавливалась. Запомнил место, — пояснил тюфянчей.

— Вона чё! — Иоганн опять головой тряснул и привстал на телеге, высматривая своротку.

— За той корявой сосной, — подсказал инвалид.

Сосна действительно корявая. Молния явно попала в неё много-много лет назад. В результате вершина подгорела и сейчас ещё чернеет ожогом, а пониже вместо одной вершины три образовалось, и одна из них кривая и маленькая.

Иоганн соскочил с передка и побежал к Киселю, на Рыжике гордо возглавляющему их пулемётный взвод.

— Сворачиваем. Там водопой за лесом. Может, не заметят литвины и мимо проскочат, — парень указал рыцарю на дорогу не дорогу, но следы колес были видны в траве пожелтевшей.

Лес — название одно. Сначала полоса кустарника, шиповника в основном уже наполовину облетевшего, потом несколько рядов довольно редких сосен, так что даже серая вода сквозь них просматривалась.

Юрген остановил коня и руку поднял. Прислушался. Иоганн тоже ушами туда-сюда поводил, как заяц, он же Зайцев, ну и что, что не получилось, попытался. Топота копыт слышно не было.

— Сворачиваем.

Кисель пнул пузу Рыжика сапогами и направил того к водопою. За ним потянулись остальные всадники, а там и телеги заскрипели колёсами, делая разворот. Три минуты и их небольшой отряд выехал на берег Аа. Точно стоянка. Вся в следах ожогов от костров. Варили кашу путнику или взвар. Картошечку пекли в золе. Ну, нет картошки, а мечты-то есть. А если репу сунуть в золу? Получится печёная картошка? Или только репа переная?

Иоганн вернулся к дороге и даже прошёл по ней назад к опушке, высматривая и выслушивая погоню. И только хотел уже развернуться и назад пойти, как показалось, что слышит он топот копыт. Как там индейцы узнают о погоне? Они ложатся на землю и ухо к ней прижимают. Пацан плюхнулся на рыжую траву, мокрую всю, и тоже прижался. Сволочи. Врут индейцы. Ничего слышно не было. Он уже опять собирался уходить к лагерю, там как раз всякие звуки были,