Союз Аустерлица - Августин Ангелов

Обдумайте, князь, хорошенько. Только не долго. У вас есть еще некоторое время прежде, чем события закрутятся бесповоротно. И тогда уже изменить решение будет трудно. Даже, наверное, невозможно. А сейчас у меня к вам всего одна просьба. Пожалуйста, объясните баронессе Иржине фон Шварценберг доходчиво, что никакого заговора, конечно же, не существует. Что наш виконт просто обычный пьяница и выдумщик. И его пьяные речи нельзя воспринимать всерьез. Да, и не забудьте передать ей мои извинения. Ведь мне за виконта, разумеется, очень стыдно.

Оставив виконта и графа, я поспешил в башню, где дожидалась меня Иржина. Когда я вошел внутрь старинного сооружения с толстыми стенами, порыв морозного сквозняка ударил мне в лицо, как бы предостерегая. Благородные беженки вместе со слугами грелись возле большого костра, зажженного посередине пустой башни, внутри которой солдаты по моему приказу убрали остатки провалившихся перекрытий и прочий хлам, расставив походную мебель, взятую из обоза. В отличие от той башни, где недавно содержался под стражей виконт, освобожденный графом, у этой имелся выход на галерею. Высокая стрельчатая арка в стене выводила отсюда в анфиладу комнат, в которых когда-то квартировал настоятель монастыря.

В этих покоях ни крыша, ни перекрытия тоже не уцелели, но Иржина стояла там возле одного из пустых узких окон, похожего на бойницу, пробитую в толще монастырской стены. Не замечая ледяной сквозняк, баронесса смотрела на то, как метель закручивала снаружи свои хороводы над старым кладбищем. Красивый профиль молодой вдовы, одетой в дорогую черную шубку, четко вырисовывался на фоне оконного проема. Я заметил, что она нервно перебирает в руках кружевной платок, словно пытаясь найти в нем утешение. Подойдя ближе и взглянув туда, куда смотрела женщина, я понял, почему она плачет. Ведь она наблюдала за тем, как пленные французы хоронили убитых солдат.

— Вы пришли, князь? — спросила она, не оборачиваясь. И в ее голосе звучала тревога, которую трудно было скрыть, даже если бы Иржина этого хотела.

— Да, баронесса, — ответил я, стараясь придать своим словам уверенность. Потом добавил:

— У меня есть кое-какие новости.

Она обернулась, и в ее прекрасных заплаканных глазах я увидел искры недоверия и страха, когда она спросила:

— Вы разговаривали с графом, не так ли?

Я ответил, стараясь говорить мягче:

— Да, милая Иржина. И он сказал мне, что виконт, когда напивается, всегда дуреет и начинает нести разную чепуху. А рассказы о каком-нибудь заговоре — это любимый и весьма обычный мотив его пьяных рассказов. Потому вам, действительно, вовсе не следует придавать значение его глупой болтовне. Граф попросил меня еще раз извиниться за виконта и объяснить вам, что вы услышали лишь пустой бред пьяницы, слова которого не следует воспринимать всерьез.

Иржина нахмурилась, ее брови сошлись, образовав морщины над переносицей.

— Но, князь, поверьте мне, что в нашем государстве даже самые безумные политические слухи могут оказаться правдой. Я и до этого, признаться, слышала, как в высшем обществе шептались о том, что некоторые из высокопоставленных дворян ведут тайные переговоры с врагами короны, с некими Свидетелями Великой Моравии, которые желают разрушить Австрию изнутри. Эти страшные люди считают нашего императора Франца предателем и желают его убить! И потому, если все-таки виконт говорил правду, это может быть очень опасно… — произнесла она, и мне, чтобы прервать этот разговор, пришлось заткнуть рот Иржине долгим поцелуем.

Глава 2

Целуя Иржину в анфиладе полуразрушенных монастырских комнат, я думал о том, что ложь, которую я только что сообщил ей, необходима для ее же блага. Ей лучше поверить в то, что слышала всего лишь пьяный бред виконта Моравского. Баронесса должна увериться в этом, чтобы не стать жертвой заговорщиков. Иначе риск для ее жизни становился слишком велик. Я чувствовал, как в сердце моем борются противоречивые чувства. Ложь, которую я произнес, казалась мне необходимостью, даже благом, которое я даровал ей, хотя где-то в душе и понимал, что, на самом деле, это был лишь способ заглушить собственную совесть. И мне становилось стыдно за то, что я обманывал женщину, что заговора не существует. Я осознавал, что, выдавая за пьяный бред слова виконта Моравского, который глупо проговорился в тот момент, выдав правду баронессе, я не только обманываю ее, но и самого себя.

Мне снова не удалось побыть наедине с баронессой подольше. Наши поцелуи неожиданно прервал близкий шум. Как выяснилось, это солдаты, которым я дал задание заниматься уборкой в развалинах, добрались и до этих помещений. Выполняя мое поручение со всей возможной тщательностью, они выкидывали мусор, накопившийся внутри руин за века, через оконные проемы, чтобы потом отвезти его на телеге в сторону заброшенного кладбища. Впрочем, сегодня там снова хоронили павших солдат. Поднимая старинные могильные плиты, убитых бойцов клали в могилы поверх истлевших останков древних покойников.

Прощаясь, я еще раз взглянул на Иржину. Ее милое лицо светилось надеждой, а прекрасные глаза смотрели на меня с любовью. В этот миг я понял, что ее судьба за последнее время стала для меня не менее значимой, чем моя собственная. И я готов был рисковать, чтобы защитить ее, даже если это означало, что мне придется лгать снова и снова. В предстоящей опасной игре с австрийскими заговорщиками я надеялся, что смогу сохранить это хрупкое счастье, которое баронесса с ее утонченной красотой и нежным голосом приносила в мою жизнь. Я опять уходил, а она смотрела мне в след, улыбающаяся и стройная, словно покорная хрупкая цветочная ветка, готовая сломаться под тяжестью зимнего снега навалившихся проблем.

Я хорошо понимал, что для баронессы, привыкшей к комфорту, уже одно то, что, несмотря на опасность для жизни, она проделала весь этот переход от замка Гельф вместе с обозом боевого отряда, было настоящим подвигом. И я сознавал, что все это она сделала ради меня, преодолевая трудности пути единственно для того, чтобы находиться ближе ко мне. Но, теперь сложилась новая опасная ситуация, в которой лишь уверенность самой Иржины в том, что никакого заговора не существует, могла спасти ее от мести заговорщиков. В то же время, я не мог не осознавать, что эта самая ложь, к которой я был вынужден прибегнуть, ради того, чтобы успокоить эту женщину, влюбившуюся в меня и оказавшуюся верной монархисткой, волнующейся за судьбу своего императора, коробила меня изнутри, заставляя переступать через себя.

Выйдя наружу из бывших покоев монастырского настоятеля, я напряженно продумывал собственную линию дальнейшего поведения. В сложившейся ситуации я собирался