Физрук-9: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

держать их вторую половину урока на промозглом апрельском ветерку вспотевшими. Простудятся еще. И потому скомандовал возвращаться в здание. В раздевалке я велел пацанам переодеться в сухое, а затем — строиться в спортивном зале.

Когда они построились, я прошел вдоль шеренги, держа руки за спиной, чтобы самовольные спелеологи прочувствовали всю серьезность момента. Они стояли, насупясь, видимо, ждали нагоняя, похлеще того, который я им устроил в подземелье. А я молчал. Мне нужно было собраться с мыслями. Если другие педагоги считают трудными детьми подростков, которые курят, выпивают, матерятся, нецензурно выражаются, подворовывают и так далее — они ни хрена не знают о трудных подростках. Трудные — вот они!

— Ну и чего мне еще от вас ждать? — спросил я. — Это не риторический вопрос. Мне очень хотелось бы получить на него ответ. И пока я не получу его, мы останемся здесь.

Вот теперь они смотрели на меня по-другому. Я снова двинулся вдоль их строя, наблюдая, как прокатывается волна чувств, обуревающих этих конопатых, белобрысых, темноволосых сверхчеловеков. Поняли, что шутки кончились и больше себя дурачить я не позволю. Вполне возможно, что вчера они мне устроили итоговое испытание. Надеюсь, я его прошел. Конечно, эти оторвы могут сделать вид, что полезли именно за ящиком с теплофорным снарядом Никитина, но ведь для того, чтобы его отыскать и поднять наверх не нужно шестьдесят рук. Нет, они хотели посмотреть, пойду ли я за ними!

— Можно мне сказать, Александр Сергеевич! — шагнув вперед, обратился ко мне Перфильев-младший.

— Валяй!

— Мы просим прощения за вчерашнее.

— Вы его получили. Дальше!

— Мы никому не собирались причинить беспокойство. Главным образом мы испытывали себя. Хотели проверить — каково это, взять и уйти.

— И каков результат?

— Это очень трудно.

— А почему в выработку полезли? Сказали бы мне заранее. Мы бы организовали поход. Родные бы не беспокоились.

— Под землей проще почувствовать, как обрываются все связи. И потом, если бы кроме нас еще кто-нибудь знал, зачем мы идем, получилось бы понарошку.

— Понарошку… — вздохнул я. — Какие вы все еще дети… Ладно, урок окончен, дуйте по домам.

Строй рассыпался. Пацаны кинулись в раздевалку. Ко мне подошел брательник, пробормотал:

— Тебя Ксюша хочет видеть. Зайдешь к нам?

— Хочет по-родственному устроить мне головомойку?

Володька неопределенно дернул плечом, дескать, не знаю.

— Ну тогда все сейчас и поедем. И Севку захватим.

— Точно! — обрадовался братишка и ускакал переодеваться.

Я зашел в тренерскую и тоже переоделся. Когда я спустился со школьного крыльца, Борисов и Перфильев-младший топтались у ворот. Мы втроем дотопали до гаража, который, как и мастерские, по-прежнему, оставались без хозяина. Нового трудовика пока не нашли. Его функции взял на себя отчасти военрук. Мужик он был рукастый. А дополнительные уроки — это все-таки дополнительные деньги. Ему они сейчас нужны до зарезу. В учительской циркулировал слух, что химичка, Екатерина Семеновна, перешла жить к Григорию Емельяновичу.

Глава 2

И хотя «молодые» об этом не распространялись, я был искренне рад за них обоих. Встретились два одиночества. Пригласят на свадьбу, подарю что-нибудь ценное. «Волга» домчала нас с пацанами до дома, где жили мои близкие. Сеструха встретила всю компашку радушно — ароматпирогов распространялся по квартире — но в глазах ее застыла тревога. Надо думать, прошедшая ночь ей дорого обошлась. И не только потому, что она испугалась за братишку, но и потому, что женское чутье подсказывало ей — проблемы еще не кончились.

Пацанята, которым все как с гуся вода, тут же скрылись в комнате Володьки, не мешая взрослым разбираться со своими проблемам. Ксюха увела меня на кухню. Там на столе действительно стояло несколько тазиков с пирожками. Надо полагать — с разными начинками. Похоже, сестра не ходила сегодня на работу иначе когда бы она успела столько нажарить. И неужели — это гора предназначена только для нас четверых или Ксения еще кого-то ждет? Может — жениха?

— Спасибо, что вернул Володьку, — сказала она, усаживая меня за стол и наливая чаю.

— Ну он же и мой брат тоже, — откликнулся я, ухватывая первый попавшийся пирожок, который оказался с мясом.

— Все равно — спасибо!.. Я его не стала ругать. Загнала в ванную, а потом напоила чаем и в постель… А утром разбудила в школу, хотя и жаль было. Ведь у меня отгул.

— Правильно сделала, — проворчал я. — Я бы ему еще и всыпал ремнем, но не имею права.

— А у меня рука не поднимается…

— Вот он этим и пользуется, стервец.

— Я тут разговаривала с Верой, матерью Васи Константинова… Ну понять хотелось, чувствует ли она то же самое, что и я?

— И?

— Непохоже… Она довольна сыном — учиться хорошо, по дому помогает… Уверена, что в институт будет поступать…

— А ты что чувствуешь?..

— У меня такое ощущение, что Володька собирается уезжать… Причем, куда-то вроде «Артека», к морю… Он же места себе не находит от ожидания…

Я едва не поперхнулся куском пирога.

— С чего ты взяла?

— Знаешь, он иногда замрет посреди комнаты и нетерпеливо так оглядывается, словно припоминает, не забыл ли чего собрать в дорогу… Вот перед вашей турпоездкой он так себя вел, но тогда я знала — вернется… А сейчас… Так страшно, Саша!

Мне стало не до пирожков. Кусок в горло не лез. Я видел, что Ксюха вот-вот заплачет. Что я мог сказать ей в утешение? Соврать что-нибудь. Так ведь почувствует, что я вру. Не поверит. Только хуже сделаю. А сказать всю правду, тоже не могу. Она ее убьет. Да и не знаю я всей правды. А вернее — сам от нее отгораживаюсь. Вот ведь считается, что хуже смерти ничего с человеком случиться не может. Оказывается — может. Знать, что близкий тебе человек может непонятно куда исчезнуть и даже ждет этого с нетерпением, гораздо хуже.

— Погоди, — с трудом проговорил я. — Ничего еще не случилось. Понимаешь, пацаны могут верить во что угодно, но это не значит, что это с ними произойдет на самом деле. Кто из нас в детстве не придумывал сказочные страны и не верил, что однажды там очутится?..

— А если — не произойдет, как ты говоришь, то лучше не станет, — вздохнула сестра, но глаза ее высохли. — Будет