Доброе дело - Михаил Иванович Казьмин

С чего я насторожился? Ну как, раз уж царевич спросил про диссертацию, то планы, что он имеет на меня, скорее всего могут вызвать какие-то осложнения с нею, потому хотя бы, что их осуществление отнимет у меня время. Ладно, сейчас всё и узнаю…

— Ты, Алексей, прости, я понимаю, для тебя диссертация очень важна, — не особо уверенно начал царевич, — но у меня тут такое затруднение… Только тебя и могу попросить. Если не ко времени, скажи, буду что-то ещё придумывать.

Да-да. Я прямо так и поверил, будет Леонид что-то придумывать, конечно. Но неуклюжая вежливость, с которой царевич обставил своё пока ещё не высказанное пожелание, порадовала — не окончательно, стало быть, проникся мой приятель собственным величием.

— Я тебя слушаю, — просто сказал я.

— Ты про убийство отставного палатного советника Гурова слышал? — спросил царевич.

— Только то, что в газетах было, — ответил я.

Кстати, с газетами выходило как-то странно. Палатный советник — чин шестой стати, равный армейскому полковнику, и чиновников такого уровня, пусть и отставных, в Москве убивают, знаете ли, не особо часто, на моей памяти так вообще первый раз. Тем не менее, газеты писали о деле до крайности немногословно — «Московский вестник» сначала сообщил о смерти при невыясненных обстоятельствах, а затем коротко уведомил читателей о том, что Гуров был отравлен, и что взят под стражу подозреваемый, имя которого до суда названо не будет. То же самое было и в «Русских ведомостях», но там напечатали ещё и некролог, где говорилось, что служил Захар Модестович Гуров в Палате казённых имуществ на должности товарища [1] заведующего земельным отделом, что служба его была отмечена орденами Михаила Архангела четвёртой и третьей степеней, а также золотою Николаевскою медалью и неоднократным выражением царского благоволения с записью в послужной ведомости, что о гибели Гурова безутешно скорбят вдова, двое сыновей, дочь, внуки и племянники, количество коих не называлось, а также сестра. Такая несвойственная газетчикам скромность в освещении нерядового для Москвы события наводила на разные мысли, но от Леонида, похоже, я сейчас узнаю больше.

— Когда брат определил меня в Стремянной Сапёрный батальон, наставником моим назначили инженер-майора Погорелова, — похоже, начать Леонид решил издалека. — Испытание на чин инженер-подпоручика я проходил на общих основаниях, и безмерно благодарен Матвею Николаевичу за науку.

Что Леонид в свои невеликие года и правда настоящий военный инженер, а не просто мундир носит, я давно знал, но так, без особых подробностей. Однако послушаю дальше…

— Два года назад инженер-полковник Погорелов вышел в отставку и получил место профессора общей архитектуры в Царской Академии живописи, ваяния и зодчества, — продолжил царевич и показал глазами на стол — давай, мол, ещё по одной.

Снова выпили, снова закусили, на сей раз сложив себе что-то вроде бутербродов, но без хлеба, только из ветчины и сыра.

— А на днях пришёл ко мне, — сказал Леонид. Ага, вот он и переход к делу, если я правильно понимаю. — Губные взяли его сына по подозрению в отравлении Гурова.

Так, ну тут всё ясно. Человек не верит в виновность сына, и в поисках справедливости обратился к бывшему подчинённому, да ещё и обязанному ему ученику. Очень, заметим, непростому ученику…

— А какое отношение сын Погорелова имеет к Гурову? — взялся я прояснять главное.

— Матвей Николаевич женат на сестре Гурова Анне Модестовне, — ответил Леонид. — Стало быть, Гурову его сын племянник.

— И что ты от меня хочешь? — прямо спросил я.

— Узнать, точно ли Погорелов-младший виновен или нет, у тебя, конечно, сразу не получится, — интересно, царевич и правда так думает или пытается, взять меня, как говорили в моей прошлой жизни, «на слабо»? — Но ты хотя бы сможешь оценить, насколько правдоподобны подозрения губных. А если ты вместе с губными разберёшься в этом деле, я буду тебе очень и очень признателен.

— Леонид, позволь напомнить, что губные не любят, когда посторонние суют нос в розыск, — разочарованно выдал я. — Очень не любят. Или уговоришь государя дать приставу такое же поручение, как в прошлый раз Крамницу? [2]

— Нет, — Леонид хитро улыбнулся, — всё куда проще. Дело ведёт старший губной пристав Шаболдин из Елоховской губной управы. Помнится, ты говорил, что накоротке с ним.

Да, с памятью у царевича полный порядок. Я вот сейчас не сразу и вспомнил, когда это я такое ему говорил…

— Так что к брату обращаться я не стану, — продолжал царевич. — И сразу, чтобы неясностей не было — мне нужно лишь знать, виновен сын Матвея Николаевича или нет. И если виновен, я хочу быть в том уверенным. А если нет — помогать приставу искать настоящего отравителя или как, решай сам.

М-да, родство с царём нашим Фёдором Васильевичем никуда не денешь, и мой приятель, подобно своему царственному брату, как бы поставил меня перед выбором, в действительности никакого выбора мне не оставляя. Потому что самый верный, а точнее, единственно верный способ доказать невиновность младшего Погорелова — это найти того, кто виновен на самом деле. Здесь научной криминалистикой пока даже не пахнет, и по наличию или отсутствию отпечатков пальцев или иным следам установить невиновность подозреваемого не выйдет, только поймать виновного и никак иначе.

С другой-то стороны, а что такого? Вон, поиски мужа Лиды и его убийцы разве мешали мне в моих оружейных делах? [3] Да и после недавнего дела с Ташлиным что-то не ощущалось того удовлетворения, как это было при поимке Бессонова [4] и даже при несколько неожиданном для меня завершении запутанной истории с Бабуровым и прочими. А тут… А тут, похоже, будет интересно. Прислушавшись к своим чувствам и мыслям, я в мыслях же улыбнулся. Да, предвидение подсказывает, что будет интересно. Что же, раз так, то…

— Хорошо, Леонид, я согласен, — ответ я высказал подчёркнуто просто.

— Спасибо, Алексей, — царевич протянул мне руку, получив в ответ то же самое. — Считай, что я твой должник, — добавил он после нашего рукопожатия. — Только… — тут как-то уж особенно хитро улыбнулся, — ты иди к Шаболдину послезавтра.

— Что так? — заинтересовался я.

— Завтра исполняется пятнадцать лет его беспорочной службы в губной страже и губном сыске, — пояснил Леонид. — Указ о пожаловании Шаболдину ордена Михаила Архангела четвёртой степени уже подписан