Русский бунт. Интервенция - Алексей Викторович Вязовский

чем с Урала. Продажу леса пора переводить на поставки готового материала, а не кругляка. Захотят англичане с голландцами нашей древесины, хай лесопилки строят. А не захотят, Кулибину дадим поручение приспособить свою машину к распиловке.

— Лондон будет сильно недоволен, — хмуро заметил Безбородко.

— И что мне с того? У англичан о другом уже голова болит.

Министр иностранных дел кивнул:

— Вы оказались правы, ваше величество, в своем предсказании о судьбе американских колоний. А голландцы?

— Этих клещей нужно из России выводить постепенно. Присосались к дармовщине — не оторвешь.

— Но как же торговый баланс? — едва не навзрыд воскликнул Рычагов. — И займы они всегда готовы нам выдать.

— Внешние заимствования — штука весьма опасная. Можно так вляпаться, что начнешь займы брать, чтобы проценты оплатить. Лучше изыскивать внутренние резервы. Вот, например, соль. Она сейчас как белое золото, продукт наиважнейший. Поручил я наместнику Заднепровскому взять в аренду от хана крымского соляные озера. И вот тебе, Саша, задание: свяжись с Румянцевым и Долгоруковым-Задунайским, чтобы они наладили торговлю с черкесами солью. Снабжать ею весь Северный Кавказ и далее — это же золотое дно.

Министр иностранных дел тут же записал себе мое поручение.

— Далее, персы. С ними тоже нужно товарообмен поднимать. А через них искать выход на индийские рынки. Зачем нам посредники-европейцы в колониальной торговле? Все всё поняли?

Министры закивали.

— Теперь поговорим о делах внутренних, купеческих…

Канцлер подобрался. Не хотелось ему говорить о плохом, но что ж поделать?

— В расстройстве пребывает коммерция, государь. Кредит исчерпан, деньга обесценивается. Купцы волком воют. Просят разрешить им торговать зерном, которое мы реквизировали в Польше.

— А вот хрен им во все грызло! На народной беде хотят нажиться? Спекуляции затеять? Повелеваю: устраивать в губерниях хлебные магазины, с коих торговать дешево, ежели цены на зерно вверх поползут. А будут найдены районы пострадавшие, те кормить бесплатно!

— Понял! — вздохнул Перфильев, получив новую заботу.

— Значит, с денежным оборотом у нас швах, так я понимаю? Бумага, медь, серебро… А не пора ли, други мои, нам замахнуться на денежную реформу?

Рычагов, Бесписьменный и Немчинов грустно на меня посмотрели, предчувствуя мой очередной финт ушами. Знали уже, что могу крепко удивить.

— Вот сами посудите… Все привыкли к серебру. Нас, можно сказать, к нему цепями приковали. Кто с этого выгоду имеет? Цесарцы, германцы да испанцы. Они нам серебро продают на монету, своей добычи нам не хватает. А зачем нам немца кормить, когда у нас золота уже в достатке?

Бесписьменный, как главный по монете, всполошился.

— Неужто ты хочешь, государь, серебро упразднить? Мы золотые империалы и полуимпериалы используем в основном для внешней торговли. Первый идет по 246 рублей, а второй — по 130. Золотые рубль и полтина используется только для дворцового обихода, для внутренних расчетов. Двор нынче в упадке, так что и толку от них не много. Мне уже жаловались.

— Какое установлено соотношение золота к серебру?

— Один к пятнадцати.

— То есть золотой рубль должен стоить 15 рублей серебром? А империал — 150?

— В серебряном рубле чистого серебра три четверти… Извини, государь, понимаю, что цифры не сходятся, но не мною сие придумано.

Боже, как все запущено! С этим нужно покончить решительно и бесповоротно. Я догадывался, что хитрые игрища с весом и кросс-курсами монет — всего лишь ловко спрятанные косвенный налог для пополнения казны. Но того не понимали умники, насоветавшие такую систему, впрочем как и медную монету, привязанную к ассигнации, что под финансы страны закладывается мина. Причем не замедленного действия, а контактная. Что это мина уже взорвалась, и дальше пойдет цепная реакция.

Я откашлялся и начал вещать:

— Всегда в стране, вступившей в войну, падает кредит доверия к деньгам государства. Это аксиома. Войны мы избежать не можем, она уже объявлена. Остается лишь один выход — поднять доверие экстренными мерами. Чрезвычайными! К таковым отношу замену ничего не стоящей по сути меди на истинную ценность. На золото! Чай англичане не дураки, раз ввели у себя гинею. И нам так поступить незазорно. Как нам все это провернуть, чтобы не обрушить финансы государства, изложу в секретной инструкции.

— На упразднении медной монеты и бумажной ассигнации можно неплохо заработать, — задумчиво произнес Бесписьменный, уже начавший прокручивать в голове варианты реформы.

Перфильев упрямо помотал головой.

— Неправильно сие. В народе говорят: золото у барина, серебро у купца, серебряная копейка у лавочника, а у мужика медный пятак. Негоже царю народному крестьянина обижать. Каков мелкий размен на рынках будет?

— Верные слова говоришь, Афанасий Петрович. И совету твоему последуем. Мелкая монета нам нужна. Пятачок и копеечку медную оставим. Обязательно. Но и мелкую золотую монету надо сделать. Приравнять к серебряному рублю. Или к двум.

«И постепенно вытеснить серебро. Но об этом вы, ребята, узнаете позже».

— Хватит ли нам золота? — встревожился Рычагов.

— Есть у нас внутренние резервы, господин министр финансов. Сейчас я вам расскажу.

Смотреть на лица членов правительства после изложения моего плана было сплошным восторгом! Наверное, соратники мои и думать не думали, что царь может встать на кривую дорожку фальшивомонетчика высочайшего класса.

(1) Славония — старое название Словакии.

(2) Контрибуции составляли важную часть бюджета наполеоновской Франции, но не основную. В 1805 г. от Австрии было получено 100 млн франков — пятая часть бюджета страны за тот год. Другие доходы — это кабальные торговые договора. Французские товары не облагались пошлиной.

Глава 10

Еще до Рождества в одном из приемных залов Зимнего я принял делегацию Императорской Академии наук в ее полном составе, и, честно признаться, эта встреча оставила после себя неоднозначное ощущение. Завершилась она следующей ремаркой с моей стороны:

— Господин Эйлер, я вас глубочайше ценю как ученого, но это же ни в какие ворота не лезет!

Великий математик за годы своей слепоты, от которой он избавился совсем недавно, разучился скрывать выражение лица, и оно отразило еще больший скептицизм, чем мое уважение к нему.

— Я слышал о вас удивительные вещи, ваше величество, — твердым голосом ответил мне вице-президент Академии, — но позвольте все же нам, академикам, судить, в верном ли направлении развивается Российская наука.

С трудом сдержался, чтобы не взорваться. Мало того, что флагман этой самой науки был обезглавлен (его президенты Разумовский и самодур Владимир Орлов удрали за границу, от