Вторжение - Иван Валерьевич Оченков

— Я всего лишь сержант, месье. И знаю лишь про свою часть.

— А ты, мальчик?

— Он тоже ничего не знает…

— Извольте молчать, когда вас не спрашивают!

— Однажды я слышал разговор офицеров, — робко начал трубач. — Они говорили, что у нас почти тридцать тысяч солдат и столько же у англичан с турками.

— Понятно. А пушки?

— Кажется, у нас около семидесяти или что-то в этом роде. Про остальных ничего сказать не могу.

— Кавалерия?

— Только у один полк у англичан, но они еще не высадились.

— Кто начальствует войсками?

— После гибели маршала Сент-Арно командование принял дивизионный генерал Канробер.

Допрос проходил в деревеньке Бурлюк, стоящей как раз у единственного моста через Альму куда я выехал, прихватив с собой полковника Тотлебена. Несмотря на все наши усилия события продолжают развиваться так же, как и в моей истории. Так что дело идет к сражению с армией союзников, которое никак нельзя сливать.

— Что скажешь, Александр Сергеевич? — наклонившись к сидевшему рядом Меншикову, спросил я.

— Эти сведенья еще надо проверить, — насупился светлейший.

— Да не вопрос, проверяй. Речь о другом. Не успели они высадиться, как сразу же разослали во все стороны фуражиров. Стало быть, с припасами у них не важно. Точно как и с обозом…

— И что?

— Господи, а ты точно — генерал? Надо любым способом им помешать. Это же очевидно!

— Но какими силами? У них вдвое больше войск!

— И совсем нет кавалерии!

— У нас тоже не много…

— Четыре полка! Из которых реальным делом занят только один. Пусти, наконец, в дело и остальных.

— Как будет угодно вашему высочеству, — пробурчал Меншиков.

— Допрос продолжать, — приказал я, поднимаясь со стула. — Узнаете, что-то важное — докладывать в любое время дня и ночи!

— Слушаюсь! — вытянулся штаб-ротмистр Жолобов, исполнявший при Меншикове вместе с Вуншем и Саблером с Залесским все обязанности главного штаба и потому бывший занят круглые сутки, что называется, на разрыв…

— Я слышал, Тацына здесь?

— Так точно!

— Ко мне его.

Командир казачьего полка оказался примерно таким, как я его и представлял. По сравнению с армейскими и особенно гвардейскими офицерами немного расхлябан, но, что называется, себе на уме. Такие мне и нужны…

— Рад знакомству, полковник, — без лишних церемоний протянул ему руку. — Наслышан о твоих делах.

— Прошу прощения, ваше императорское высочество, — осторожно возразил казак, — но я только войсковой старшина!

— А ведь ты, князь, был прав, — пошутил я, глядя на недоумевающего Меншикова. — Никакой дисциплины. С начальством спорит, одет не по форме… я сказал, полковник, стало быть — полковник! Доклад государю с твоим представлением уже отправлен. Так что, прими от нас со светлейшим поздравления. А будешь и дальше столь же усердно бить супостата, помяни мое слово, еще до конца войны превосходительством станешь!

— Покорно благодарю, — немного растерялся от обилия посулов старый вояка.

Решение наградить командира 57 полка не было спонтанным. Во-первых, надо всем показать, что я инициативных людей не просто ценю, но и помогаю с карьерой. А то привыкли служить по принципу — «как бы чего не вышло»! Во-вторых, в пику Меншикову. Показываю, кто здесь старший. В-третьих, у меня на этого офицера большие планы…

— Слушай сюда, как тебя по имени отчеству?

— Степан Федоров, — по-простонародному представился тот.

— Так вот, Степан Федорович, то, что ты врага всячески тревожишь и разоряешь, это хорошо. Но давай подумаем, как ему еще больше урона нанести? Скажем, налететь ночью на лагерь…

— Оно бы, ваше императорское…

— Давай в военное время без чинов!

— Как прикажете-с. Так вот, оно бы и недурно. Да только французишки тоже не дураки. Этот как его, бивуак, разбили в аккурат за лиманами. Проходы между ними узкие и понятное дело укреплены. Так что локоть вроде и близок, ан не укусишь! Вот и приходится ждать, пока сами выйдут. Только теперь они тоже учеными стали. Малыми силами не выходят, а с большими при нашем-то убожестве не совладать. В иных сотнях едва шесть десятков казаков. Как тут повоюешь?

— Ну этому горю помочь просто. Ты у нас теперь полковник, так что принимай под команду и 60-й полк.

— Вот это любо! — обрадовался казак. — Гуртом и батька́бить легче!

— А что до лиманов… велика или их ширина?

— Так по-разному. Большое, пожалуй, что и в две с половиной версты будет с северного берега до южного, а малое, узкое. С одного край до другого саженей четыреста-пятьсот.

— Хм. А не обстрелять ли нам наших французских друзей ракетами?

— Ракетами?

— Ну да. У меня тут целый поручик без дела мается. Представляешь, от тоски выдумал по театрам ходить!

— Беда-то какая, — с деланным сочувствием подхватил сообразивший, куда я клоню казак. — Того и гляди сопьется!

— Вот и я о том же. Бери-ка и его под начало со всем хозяйством. И ближайшей ночью через лиман и постреляйте.

— У снарядов Конгрива крайне низкая точность, — счел необходимым предупредить помалкивавший до сих пор Меншиков.

— А в кого нам целиться? — немедленно отозвался свежеиспеченный полковник, успевший на ходу прикинуть все выгоды от применения непривычного оружия. — Ночью же все равно никоторого черта не разглядишь. Лагерь он ведь не малый, куда-нибудь с божьей помощью да попадем. И даже если никого не заденем, так хоть спать спокойно не дадим. Какой-никакой, а урон! А если лошадей перепугаем или подожжем чего, так и вовсе красота.

— Но ведь французы вас непременно атакуют!

— Тут-то мы их и примем, — плотоядно ухмыльнулся Тацына.

Попрощавшись с полковником, я отправился лично осмотреть позиции у реки Альма. Сопровождали меня Тотлебен, начальник артиллерии генерал Кишинский, сам Меншиков и прихваченный им, очевидно за неимением никого лучшего, дивизионный квартирмейстер 14-й пехотной дивизии Залесский. Щеголеватый подполковник из поляков со значком Николаевской академии на груди. Именно ему князь и поручил расстановку наших войск перед сражением.

Ну и конечно не обошлось без охраны. Полдюжины казаков у светлейшего и столько же вооруженных матросов у вашего покорного слуги. Надо отметить, что выглядели мои орлы весьма импозантно. На груди кресты за Бомарзунд, за спиной