Пси-ON. Книга IV - Евгений Нетт

так, да ещё и кому-то малознакомому во благо, он бы точно ничего делать не стал!

«Это когда я успел стать в её глазах таким засранцем? Играет на публику в лице подруги? Глупость…» — подумал цесаревич, всё так же, в мыслях формируя подходящий ответ.

— Я и не скрываю этого, сестрёнка. — Владимир усмехнулся уголками губ. — Но почему что-то, выгодное для меня, не может устроить и Ксению? Я ведь не просто предлагаю взять и выйти замуж за неведомо кого, нет. Тут целая прорва выгод: это и второе по величине бывшее поместье Алексеевых в черте столицы, и кое-какие бизнесы, и деньги, и возможность восстановить род в обновлённом виде…

— Такое не предлагают за сугубо формальный брак. — Подняла взгляд сама виновница торжества, на лице которой преобладало сугубо смурое выражение.

— И тем не менее, я, здесь и сейчас, предлагаю. — Владимир старался отвечать максимально миролюбиво и при том серьёзно, ориентируясь по всему тому, что он знал о подруге и «фрейлине» своей сестры. — Каждую мелочь можно закрепить в брачном контракте, а гарантами его выполнения стану я и Лина. Причём сестра от тебя точно не отстанет, даже если ты очень этого захочешь…

На цесаревича взглянули, точно через бойницу, сопоставив целик с мушкой. Вот только он не только не исправился, но и продолжил весьма напористо гнуть свою линию:

— Разве ты сама не хочешь вернуть Алексеевым былую славу, Ксения? Сделать так, чтобы этот род продолжил жить в веках? Сенин — не последний человек в нашем государстве, и несмотря на его, так скажем, относительную безродность, он многого достиг. Я не ошибусь, если назову его гением от мира науки. Практически все работы в области разломов и пространства в Империи находятся в его ведении. Такой человек был бы отличной партией даже не оступись твоя семья…

— Ты правда думаешь, что я скучаю по «величию рода»? — Цесаревич прервался на полуслове, когда девушка на удивление резко и недовольно его перебила. — Мне правда было тоскливо и горько видеть, как разрушается всё то, чего мои предки добивались поколениями. Как наши древние поместья пустеют и ветшают, уходят с молотка и заселяются чужаками. Как постепенно с рынка исчезают товары с нашим клеймом. Но всё это было раньше, Ваше Высочество. Ещё до того, как вся аристократия ополчилась против меня, и превратила мою жизнь в ад. Сейчас сохранение фамилии меня не интересует, а о себе я позаботиться могу и самостоятельно. Благо, мою одарённость отнять нельзя, а псионы, способные околоидеально влиять на реальность, очень ценятся.

Владимир Романов, слушая всё это, постепенно менялся в лице, пока то не стало напоминать нейтрально-вежливую восковую маску.

Он на самом деле не ожидал столкнуться с такой реакцией, как он полагал, идеальной во всех смыслах разменной монеты. Но Ксения Алексеева сумела его удивить: как тем, что ей удалось или скрывать свои настоящие мысли и чувства на протяжении трёх лет, на протяжении которых они регулярно пересекались и общались, или в моменте солгать настолько искусно, что обученный замечать неладное цесаревич пролетел с этим делом, точно фанера над Парижем.

Лина же, даром, что сестра, удовлетворённо улыбнулась, скрестила руки на груди и даже чуть задрала подбородок, заставив цесаревича вспомнить о том, что несмотря на всю мощь ума маленькой телепатки, психологически она всё ещё оставалась ребёнком. Даром, что по возрасту ей давно пора замуж.

— Что и требовалось доказать. Так что, Владимир, твоему предложению здесь не рады! Поищи другую кандидатку. И вообще, я могу помочь и составить список тех, кто едва ли откажется от столь щедрого предложения…

— Не стоит. — Молодой мужчина натянул на лицо прежнюю добродушную улыбку и встал с кресла, поочерёдно кивнув сначала Ксении, а после и сестре. — Ситуацию я в общих чертах понял, и настаивать не буду. Раз уж Ксения решила, что окончательно покинуть ряды аристократии — для неё лучший выход, то убеждать её в обратном я не имею права. Но моё предложение останется в силе ещё на какое-то время, неделю или две. Если что — вы обе знаете, где меня найти…

Хмыкнув вслед собственной же последней фразе, — и к чему приплёл, спрашивается? Рефлексы… — цесаревич развернулся и покинул зал, который Лина и, соответственно, Ксения, использовали в качестве «общего кабинета». Там они учились, занимались делами и отдыхали.

Вот уж кому действительно не требовалось многого статусу вопреки…

Так или иначе, но сказать, что Владимир решил отказаться от своего плана было нельзя. Ксения, столь категорично ему ответившая, ещё неделю-другую побудет основным вариантом, пока сам цесаревич продолжит «копать» под Сенина, который оказался не таким «чистеньким», каким хотел казаться. Ну а если к тому моменту девушка не созреет и не поймёт, что это, по сути, её единственный шанс вернуться в высший свет на правах полноценного его члена, то придётся раздувать бюджет на проект по сближению с этим гением.

Ведь дочь другой знатной семьи «купить» будет на порядок дороже…

Всё же, стабильная и серьёзная утечка важнейших данных из научной сферы — это опасно, и Владимир не собирался из-за опасений в отношении самого Лагова бросать это дело на самотёк. Мог, но не хотел. Счёл себя достаточно умелым для игры на два поля, — плюс прочие проекты меньшей важности и значимости, — занырнув в омут с головой.

Потому что полумеры, как показывает практика, почти никогда не приносят нужного результата.

А в кабинете тем временем две девушки активно обсуждали недавний разговор.

Одна, почти рыжеволосая, маленькая и жутко злая, сетовала на окончательно испортившийся характер брата, который теперь был готов вообще на что угодно ради достижения своей цели. Она-то, будучи телепатом, неплохо «слышала» чужие эмоции и отголоски мыслей, так как эту свою способность «принцесса» активно развивала вот уже три года как, после того, как её нагло выдернули из кокона, в который она сама себя замотала… и медленно там умирала.

Это сейчас, по прошествии трёх лет, достигнув огромного прогресса в изучении, управлении и настройке собственного разума она отчётливо понимала, к чему на самом деле могло привести дальнейшее пребывание в «коконе». Как понимала и то, что из-за этой самоизоляции во вред себе её чувствительность выросла на порядок, и в эмпатии она уже могла потягаться с отцом.

Естественно, Император об этом не знал. Он не врывался в головы к своим отпрыскам, а случайно поймать нужную мысль не мог сугубо потому, что