Я вам не Сталин… Я хуже! Часть первая: Перезагрузка системы. - Сергей Николаевич Зеленин

к телефонным аппаратам. Члены Политбюро единодушно решили: ехать всем…».

 

Я сидел у пионерского костра рядом с другими ребятами и девчатами из наших «Иртышских зорь» и, вместе с ними пел под гитару:

«Юный барабанщик,

Юный барабанщик,

Он стучит, как сердце, тук-тук-тук!

Поднимает флаги

Пионерский лагерь –

Юный барабанщик тут как тут.

 

Дальние дороги,

Близкие тревоги –

Заклубились тучи впереди.

Ты уже не мальчик,

Храбрый барабанщик –

Сверстников на подвиг выводи!

 

Били - не добили,

Жгли, да не спалили.

Отчего так рано стал ты сед?

По далёким странам,

С верным барабаном,

Мы прошли, оставив добрый след.

 

Время боевое,

Не ищи покоя,

Взрослый барабанщик - взрослый век.

Поднимай, дружище,

Мир из пепелища,

Выручай планету, человек!»18.

 

Потом мы пекли в золе потухшего костра картошку, обжигаясь ели её и пели про этот «пионеров идеал19», вводили хоровод вокруг костра, танцевали парами под песни «про любовь»…

Предварительно хлебнув портвейна «Три семёрки» из общей бутылки - для храбрости, я пригласил давно мне нравящуюся девочку по имени Даша и, немного освоившись - как бы случайно щупал «выпуклости» на её груди, каждый раз извиняясь и пунцово краснея ликом. В конце-концов, я до того охамел - что прижав к себе, поцеловал Дашку прямо в губки.

И было мне так хорошо…

 

***

…Пока не приспичило «по-маленькому».

 

Проснувшись с зверски «трещащей» головой, с пустыней Невада во рту после испытания ядерной бомбы, я смотрел в потолок и долго не мог понять – где я и что со мной…

Вроде ж, я уже умер?

Потом вспомнил: мать твою…

Я ж теперь - товарищ Сталин!

Твою ж, мать…

Вспомнил прошедшую вечеринку и мне захотелось тут же сдохнуть двуряд тотчас - а не ждать ещё целых двенадцать лет с лишним…

Однако желание «отлить» превалировало над желанием умереть и я зашевелился, тотчас обнаружив две вещи: я – «гол как сокол», в самом прямом смысле… рядом с «тушкой» Реципиента находится ещё одно голое тело – принадлежащие по всем признаком молодой женщине.

«Ну значит, поход по артисткам удался, - не мог не подумать с удовлетворением, - есть значит у нас с товарищем Сталиным – ещё порох в пороховницах… Но где же у него туалет?».

Слабо Богу за окном уже светало и только повернув голову вправо (ой, как больно!), я заметил открытую дверь в это столь жизненно важное помещение. Стараясь не скрипеть, я сел на кровати и тотчас обнаружил на полу своё исподнее… Хватаю его и на цыпочках в «присутственные места».

Закрыв за собой дверь, пошарив по стене включил - с непривычки кажущийся тускло-жёлтый свет от ламры накаливания и, на мгновение замерев, иронически хмыкнул.

Санузел у товарища Сталина хоть и был на высоте по качеству отделки и чистоте - но оказался совмещённым, как в однокомнатной «хрущёвке», где я жил в бытность свою простым советским инженером. Хм, гкхм… А вот чего у простого советского инженера (да и не только у него) - априори быть не могло быть в сортире до самого развала СССР: туалетная бумага. Правда, не в виде привычных мне рулонов - а в виде отдельных листочков-салфеток. И что самое удивительное – отечественная. Правда, как и «Московская особая» - выпускающаяся не для всех советских граждан, а исключительно только для…

Для тех самых.

Простые граждане обходились газетами с портретами вождей, возможно для этого их и печатали.

«Отлив» в унитаз, я напился из крана холодной (очень холодной!) воды…

Ой, как хорошо!

…И одел кальсоны на завязочках, чтоб прикрыв чресла. Практически такие же, в каких в армейке щеголял - но только из более качественного материала, разумеется.

Батист, если не ошибаюсь.

 

Возвращаюсь обратно в постель - ибо от выпитой воды реально «заштормило», но тут меня встречает гневный женский взгляд и знакомый вопрос:

- Иосиф! Как ты мог вчера так надраться?! Как простой деревенский мужик. Я такого от тебя не ожидала!

Изрядно опешив, я мямлю:

- А Вы артистка каких Больших и Малых театров будете, гражданка?

«Артистка» опешила не меньше меня: глаза по полтиннику – как у куклы Барби и ресницами хлопает…

«А ничё себе так бабца, - гляжу на её обнажившиеся «прелести» и облизываюсь, - да кто ж ты такая?».

 

Мысленно набираю в своём «поисковике»: «женщины Сталина» - читаю и меня бросает в жар…

И не стыдно такое писать?

Вы что? Со свечкой рядом стояли и под одеяло к нему заглядывали?

Сволочи!

Успокоившись, делаю поправку: «тридцатые-сороковые годы»… Ага, вот оно:

«Уже сама по себе дата рождения Вали Истоминой примечательна — на свет она появилась в день революции: 7 ноября 1917 года. В самой же Валентине не было ничего особенного. Симпатичная, но не красавица, на которую будут оборачиваться на улице. Не семи пядей во лбу, но и не дурочка. Обычная деревенская девчонка, которую из всех других выделяла разве что одна черта: неистребимый оптимизм и готовность заливаться смехом по любому поводу. Грустить Валя не любила и всегда предпочитала видеть в жизни только хорошее. Когда девушке исполнилось 18 лет, она перебралась в Москву и устроилась работать на фабрику. Там-то и ее заметил Николай Власик — начальник охраны Сталина. Он же и предложил ей «особенную работу», о которой можно было только мечтать: накрывать стол самому великому кормчему! Валя, конечно же, согласилась.

Говорят, в Зубалове юная Валентина появилась с узелком, в котором лежали тетрадки с конспектами, шерстяная шаль и открытка с портретом Иосифа Виссарионовича. Ничего удивительного в этом не было: Сталин был кумиром миллионов советских девушек. Издалека обожала его и Валя, а, узнав поближе, не изменила своего мнения. Девушка пришлась по душе всем: она была простой, веселой и жизнерадостной.

Вскоре в донесениях охранников начали появляться сообщения: «12 декабря в четыре часа утра Истомина вышла из спальни товарища Сталина и отправилась к себе». Или: «13 декабря Истомина в 5:30 вышла из спальни товарища Сталина и пошла на кухню».

А вот сам Сталин изменился, и в лучшую сторону. Все замечали — вождь повеселел, чаще бывал в хорошем расположении духа, улыбался и шутил. А еще вдруг перешел на хорошее французское белье, хотя раньше вообще не обращал внимания, что за исподнее у него под одеждой: есть — и ладно.

Как человек восточного менталитета, Вождь не любил волевых, сильных женщин. Со своей последней женой Надеждой Аллилуевой он сражался всю жизнь — и