Классный час - Сергей Тамбовский

— Хм… — задумался я, садясь на краешек своего стола, — разная была. Вас, конечно, не классическая интересует, а так сказать эстрадная?

— Да, конечно, она самая, — на разные голоса подтвердили ребята.

— Это мы уже плавно выруливаем из литературы в пение, — заметил я, класс загудел, — но ладно, расскажу, что знаю. Пели и слушали в основном романсы и цыганские песни. «Очи черные» все, наверно, знают… а ещё «Две гитары зазвенев» и «Ямщик, не гони лошадей».

— А ещё «Дри-дану-дану-данай», — добавил Половинкин.

— Правильно, — похвалил его я. — А из романсов были популярны «Гори-гори, моя звезда», «Белой акации гроздья душистые» и например «Живёт моя отрада»… но что-то мы с вами слишком далеко от Алексея Максимыча удалились, давайте возвращаться.

И далее до конца урока я медленно и нудно диктовал им под запись то, что нашёл в методичке по литературе — делу, как говорится, время, а потехе час.

И ещё после уроков случилось тяжёлое и продолжительное выяснение отношений с англичанкой Софьей — она откуда-то узнала, что у меня появилась новая женщина, так что на муки брошенки наложилась ещё и ревность к неведомой сопернице… Короче говоря, проговорили мы долго, точнее говорила в основном она, а я отделывался короткими фразами и междометиями. Думая при этом — вот же бог уберёг от такой зануды, как я с ней под одной крышей бы жил, не представляю.

А вечером я сбегал к Васе Дубину, забрал у него магнитофон и одну чистую кассету (а что, с песнями не нужны? — спросил он, — в другой раз, — ответил я). Он показал мне все рукоятки управления и как заправлять кассету. Я осуществил контрольную запись, микрофон там встроенный был в корпус, и убедился, что шум от устройства минимальный, а качество записи вполне достойное.

А что было дальше, вы наверно и сами все уже догадались — я врубил запись по звонку в дверь и прикрыл створки шкафа, а Тимоша перешёл к действиям прямо вот с места в карьер… Пересказывать, что он там бормотал, я уж не буду, чтобы не стошнило, но в ванную он меня чуть ли не насильно хотел загнать, так видимо его возбудила история с Софьей…

Минут через десять нашего диалога я открыл дверцу шкафа и сказал:

— А сейчас будет сюрприз, дорогой Тимофей Андреич.

— Что за сюрприз? — озаботился он, крутя головой и снимая галстук, — может уже в ванную пойдём?

— Нет, дорогой инспектор, — продолжил я, — ни в какую ванную мы не пойдём, а пойдём мы вот сюда, к шкафу и поглядим внутрь.

— И что тут? — встал со своего места он.

— Магнитофон марки Комета-202 (это я приврал немного, не было у него никакой торговой марки, ноунейм, так сказать), включенный на запись.

Тимофей очумело посмотрел на крутящиеся катушки, потом продолжил:

— И чего

— Того, драгоценный Тимофей Андреич, что запись нашей беседы я с большим удовольствием сдам в милицию… даже и не в милицию, а для начала начальнику вашего роно — а он уж решит, что там дальше с ней делать.

— Ах ты сука! — решил перейти к активным действиям он, — да я ж тебя, — и попытался заехать мне кулаком в лицо.

Но ничего у него не вышло — слишком дрябл и нетренирован он был, чтобы попасть в меня. А я заломил ему руку за спину и отбросил на диван.

— Чего ты хочешь? — наконец перешёл он к конструктиву.

— Варианта Б, — честно сказал я, — вы перестаёте ко мне приставать и спускаете моё персональное дело на тормозах, а я в ответ никому не покажу эту кассету.

— Мне, мне отдашь кассету! — с интонациями Володи Шарапова в бандитской малине возопил он.

— Это вряд ли, — сокрушённо покачал головой я, — тогда у меня никакого рычага воздействия на вас не будет — а если вы заново всё захотите прокрутить, что тогда?

— И какие у меня гарантии будут, что ты это не обнародуешь?

— Моё честное слово, — скромно ответил я. — Больше никаких.

— Там всё не так просто, — повесил он галстук обратно на шею, — материал на тебя не на пустом месте возник…

— Продолжайте, Тимофей Андреич, — напрягся я, — я вас внимательно слушаю.

— Один человек из вашей школы мне всё это слил… а на него у тебя никакой кассеты нет…

— Имя? — коротко потребовал я.

— Не скажу, — потряс головой он, — сам догадаешься, если не дурак.

— Но решение-то должен принимать не этот неизвестный стукач, — рассудил я, — а вышестоящие инстанции, то есть вы, я правильно понимаю? Напишете, что информация не подтвердилась и спустите дело в архив, всего и делов-то.

— Мне ещё надо будет убедить в этом того человека… — угрюмо вымолвил Тимофей.

— Вы уж постарайтесь, от этого вся ваша дальнейшая карьера зависеть будет, — и с этими словами я выпроводил его на лестницу.

Кассету надо бы спрятать, подумал я, когда вернулся в зал… и лучше не в этой квартире… ладно, подумаю об этом завтра, а пока мне хватит размышлений на тему, кто же это такой мой рьяный ненавистник в 160-й школе…

— Так Ираида же, чертёжница которая, — проснулось левое полушарие, — тебе же русским языком это Софья сказала.

— Постой-постой, — возразило правое, — не всё так однозначно, как кажется. Она даже и парой слов с Антоном не перекинулась — за что ей его ненавидеть?

— Душа женщины загадка, — ответило первое, — мало ли за что… вдруг она втюрилась в Антошу, а тот не отвечает ей взаимностью?

— Ладно, про Ираиду я понял, — вклинился я в их спор, — а ещё какие варианты предложите?

— Хм… — задумались они оба одновременно, а высказалось только левое, — оба завуча, например… не нравятся мне они…

А правое в порядке бреда предложило:

— А чего бы не физрук? Который Фирсов — ты ж у него нагрузку отобрал…

— Стоп, — сказал я, — так он же в больничке лежал, когда всё это закрутилось? Как он мог передать информацию Тимоше оттуда?

— Вот и займись на досуге хронологией, кто где был и что делал после