Барон фон дер Зайцев – 2 - Андрей Готлибович Шопперт

— И что делать будем? — обвёл Иоганн собравшихся растерянным взглядом.

Народ до этого шумно довольно высказывающий осуждение агрессору, притих. Нет, тут воины в основном и их вообще тут сила сильная. Больше трёх десятков человек, да они вырежут этот монастырь, как кутят. Вот только… Это не мужской, а женский монастырь. И тут русские люди в основном. И вообще настоящие воины. Воевать с женщинами и монашками они теоретически не способны.

Событие тридцать третье

— Может… нужно выкрасть фрайфрау? — предложил Семён.

— Нужно спокойно туда зайти, найти госпожу Марию и забрать, — староста Кеммерна Георг решительно рубанул рукой. — Ничего нам монашки сделать не смогут. А ворота до окончания нашего там пребывания закрыть и держать закрытыми, никого не выпуская.

— Святой отец, скажите, а что произойдёт дальше, если мы сделаем, как Георг говорит? — поинтересовался Иоганн у стоявшего, потупив очи к грязной земле. отца Мартина.

— Ох, горе мне, горе. Прости, Господи…

— Святой отец? — чуть надавил голосом Иоганн.

— Не ведомо мне…

— Святой отец!

— Пойдут жаловать к комтуру Риги и архиепископу.

— Мы уже в замке будем.

— Конечно его Высокопреосвященство вызовет тебя и твою мачеху. А там не знаю? Но ничего хорошего не будет. Нельзя нападать на монастыри.

— А если ночью перебраться через стену одному, потом открыть ворота и все зайдут. Монашек запереть в кельях, а госпожу Марию из темницы, или где там её держат, вытащить и уехать. И говорить, если кто приедет, и, если вызовут, что ничего не знаем. Не было никакой Марии в том монастыре, или лучше, была, а потом сами отпустили. Врут ведьмы? — выдал идею совсем не русский Отто Хольте.

— Знаешь, Ванятка, что я бы сделал? — Перун повёл глазами, народ, столпившийся у телеги, оглядывая, — Ворваться туда надо, как вон предлагает, Марию забрать, а ведьм этих запереть на конюшне, она деревянная у них, я видел, и поджечь. Некому станет жалиться. Мёртвые не ходят по комтурам.

— Женщины, монашки, — скривился десятник Семён.

— Ведьмы и воры. Хотят наше забрать. Сжечь. У меня злости хватит их сжечь и ничего не дрогнет.

— Так не все ведьмы! Это аббатиса задумала, а простые монашки и не знают об её корысти, — не сдавался Семён.

Остальные молчали, но головой согласно кивали, сжечь сотню женщин в основном пожилого возраста — это явный перебор.

— Что вы такое говорите! — взвизгнул, дождавшись перевода на немецкий от Иоганна, преподобный, — Да вас самих надо сжечь, только за это предложение. Тощий священнослужитель надулся даже, грозным теперь выглядел.

Иоганн даже залюбовался святым отцом. И на руки его вздыбленные посмотрел. Удивительные руки, сам тощий, глист, глистом, а ладошки такие пухлые, в складочках, как у толстяка или младенца.

— А что делать? — в третий раз спросил парень у окружающих.

— Я пойду и переговорю с аббатисой! — тряхнул головой преподобный. Расскажу про встречу у архиепископа, о том, что назначен опекун новый и я не пойду на это…

— Стоп! — Иван Фёдорович, руку поднял разошедшегося отца Мартина останавливая. Мысль тут ему одна замечательная пришла и настолько замечательная, что даже не совсем понятно было, как ещё полчаса назад до неё не додумался. Всё же уже сделано. И всё правильно сделано, осталось только пачкой козырей брякнуть о столик с зелёным сукном.

— Я пойду, можешь не отговаривать меня. Я скажу ей, что так делать не по совести, Господь такого не одобрит, — не останавливался святой Мартин.

— Ваше преподобия, где аббатиса эта и где совесть. Но я знаю на неё управу. Нет. Мы никому жаловаться не пойдём. Бессмысленно это. Рука руку моет. Мы, как вы и сказали только что, святой отец, пойдём к аббатисе и расскажем ей, что час назад произошло у архиепископа.

— А остановит это её? Она уже дров наломала, до конца пойдёт, — управляющий Отто Хольте недоверчиво головой покрутил. И амплитуда приличная, словно пробовал с разгону посмотреть, а чего там за спиной деется.

— А мы ход конём сделаем.

— Конём? На лошадях ворвёмся? — оскалился Перун.

— Это шахматы. Конь прямо не ходит, он зигзагом ходит. Расскажем ей про нового опекуна, про благоволение его Высокопреосвященства ко мне, а потом, между прочим, добавим, что и фрайфрау Мария была архиепископом обласкана. Он даже ей спасибо сказал.

Так всё и было. Иоганн V Валленроде похвалил фрайфрау, что такого разумного сына вырастила и спасибо ей сказал, что стойко переносит все невзгоды, что на неё сыпятся. И отец погиб, и брат, и муж, а она всё равно думает о воспитании Иоганна. Даже учителя содержит, что его латыни и греческому учит. Говорил он это всё обляпанной грязью датской Марии, и точно её в этот раз запомнил, так как, когда она подошла ему ручку поцеловать, то соизволил даже по голове погладить и по щёчке похлопать ободряя. И даже слезинку вытер.

— Не понимаю тебя Иоганн. Опять скалишься, словно бес в тебе сидит, — перекрестил пацана отец Мартин.

— Мы скажем, что фрайфрау Мария вот она. И её только что вновь назначил опекуном архиепископ и даже головке погладил и слезинку утёр. А у них находится её компаньонка дальняя родственница тоже Мария, из Дании.

Святой отец дёрнулся возражать, но Иоганн его ладонью остановил, помахал перед физиогномией.

— Мы скажем, что вы специально их запутали. Заранее так договорились. И на библии поклянётесь. Или на кресте там. Клятва, данная ворам и разбойникам, не считается, тем более, этот обман будет во благо. И я поклянусь, что это моя какая-то дальняя-предальняя родственница, а мачеха, вон у ворот сидит на телеге. Не ту курицу вы поймали сестры. Золотые яйца вон у той.

— Зачем же мы так сказали? — отшагну от пацана преподобный и покачал головой из стороны в сторону, изображая недоверие.

Глава 12

Событие тридцать четвёртое

Женский цистерианский монастырь и храм святой Марии Магдалины оказались на своём месте. Не поглотила их Геенна Огненная, как датчанка и не предлагала ей сотворить сие. Аббатиса Елизавета, закадычная подружка святого отца Мартина, тоже была жива и здорова, ну ей вся их компания желала в ад переместиться и там сковороды раскалённые лизать. Не сложилось. Может просто отложенное проклятие, догонит