Красавчик. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин

я узнал, что горячую воду в комнаты жилого корпуса подавали лишь два часа в сутки: с семи до девяти часов вечера – в это время на аллеях пансионата становилось пустынно. Вечерний сеанс в кинотеатре начинался в девять – я пропустил вперёд себя на помывку уже отутюживших стрелки на брюках Давтяна и Александрова. Напор воды в кране под вечер стал слабым. Поэтому водные процедуры затянулись. Я вышел из душа – Нарека и Аркадия в комнате не застал. Исчезли наглаженные рубашки и брюки. В воздухе снова появился мощный и не приятный запах мужского одеколона.

Я сладко зевнул, но сразу же на кровать не завалился. Воспользовался отсутствием соседей по комнате – провёл ревизию привезённых из двухтысячного года вещей. Вынул из обёрточной бумаги стопки трусов и футболок. Убедился, что на них не сохранились бирки из будущего. Сложил их в тумбочку. Вытряхнул на кровать пачки советских денег и две картонные папки. Тонкую папку я уже видел раньше: на даче у соседей Сергея Петровича. Вторую папку (явно не пустую: пухлую и тяжелую) до нынешнего момента видел лишь мельком, когда Порошин позавчера запихнул её в рюкзак.

В тонкой папке лежали документы на имя Сергея Юрьевича Красавчика и та самая тетрадь с результатами спортивных соревнований, которая в теории гарантировала мне безбедную жизнь в капиталистической загранице. Я вспомнил, какие вопросы сегодня мне задали соседи по комнате и Валентина. Поэтому всё же заглянул в трудовую книжку Красавчика. Узнал, что до начала этого месяца Сергей Юрьевич числился слесарем на заводе «Металлист» во Владивостоке. Диплом о высшем образовании я в папке не нашёл. Зато увидел аттестат об окончании школы фабрично-заводского обучения.

С завязками второй папки я провозился почти минуту: они будто сопротивлялись моему вторжению. Я всё же добился желаемого – открыл папку и взглянул на её содержимое. Поверх прочего в папке лежала старая газетная статья с заголовком: «Где я бывал, там оставались трупы. Так получалось». С этой аккуратно вырезанной статьи на меня смотрело улыбчивое лицо немолодого мужчины. Я приподнял этот желтоватый клочок газеты, бегло взглянул на прочее содержимое папки: на стопку газетных вырезок и журнальных страниц. Заметил на заголовках знакомые фамилии и названия.

Хмыкнул, решительно зашнуровал папку – отложил её изучение до лучших времён. Пересчитал лежавшие на кровати пачки денег – тридцать штук. Отметил, что большей частью пачки состояли из сотенных и пятидесятирублёвых банкнот. Вспомнил, слова Сергея Петровича: «…Хватит, чтобы безбедно дожить до самой перестройки». Я аккуратно завернул пачки в обёрточную бумагу (по пять пачек в каждом свёртке), убрал их на дно рюкзака. Туда же сунул свой российский паспорт и бумажник с российскими деньгами, долларами и магнитными карточками метро. Накрыл всё это добро пухлой папкой.

Убрал в рюкзак джинсы, кроссовки и пару спортивных штанов. Туда же спрятал полиэтиленовый пакет с вещами, которые почти неделю назад привёз на дачу – его содержимое я примерно помнил. Банку с кофе оставил на тумбочке. А вот шампунь сунул в рюкзак, как и пену для бритья «Gillette» (долго прикидывал, не соскрести ли с неё список импортёров – решил, что пока попросту уберу её с глаз долой). Туалетную воду «Hugo Boss» тоже на всякий случай оставил в рюкзаке (хотя с её этикетки отскрести ненужные реквизиты было бы несложно). Бросил рюкзак под кровать, ногой подтолкнул его к стене.

Пробормотал:

– Всё. Спать.

* * *

Проснулся я на рассвете – по привычке. Почувствовал себя отдохнувшим и полным сил. О вчерашней головной боли остались лишь неприятные воспоминания. Я зевнул; отметил, что за окном уже рассвело. Взглянул на Давтяна и Александрова (ночью сквозь сон я слышал, как они вернулись). Нарек тихо похрапывал, Аркадий то и дело почёсывал комариный укус на своём плече.

Я встал с кровати (скрипнул пружинами), прошёл к приоткрытой балконной двери. Солнце уже оторвалось от линии горизонта и начало своё ежедневное путешествие по небу. Кричали разбуженные его светом чайки. Будто флажки, трепыхались на верёвке за окном полотенца и плавки. За верхушками деревьев маняще поблёскивала исчерченная волнами поверхность моря.

Я снова зевнул и побрёл в ванную комнату.

* * *

На пробежку я отправился во вновь извлечённых из рюкзака кроссовках. Надел шорты и футболку (футболку – чтобы не сгорели плечи). Отдыхающих я ни на первом, ни на втором этаже не встретил. Поздоровался с сонно потиравшей глаза пожилой вахтёршей. Отметил, что та уже извлекла из подсобки жестяное ведро и большую деревянную швабру, но пока не приступила к утренней уборке коридоров. На меня вахтёрша взглянула с нескрываемым недовольством, словно я прошёлся по только что вымытому полу. Но всё же она ответила на моё приветствие: едва заметно дёрнула головой.

На уже освещённой косыми солнечными лучами аллее к крикам чаек добавились трели и пересвист мелких птиц, прятавшихся в листве кустов и деревьев. Шелест листвы почти заглушил шорохи моих шагов. Подошвы беговых кроссовок пружинили, сердце в груди выстукивало неспешный ритм. Я пробежал по той части аллеи, где её ночью подсвечивали изогнутые буквой «Г» фонари. Обогнул здание столовой. Свернул на местами украшенную сигаретными и папиросными окурками дорожку, что вела мимо отделявшего территорию пансионата от проезжей части металлического забора.

Финальная часть моего утреннего забега прошла мимо украшавшей вход на пляж арки. Я пробежал рядом с ней, повернул голову и заметил, как разбивались о берег морские волны. К воде не пошёл – свернул в направлении спортплощадки, где вчера мы нашли сбежавшего от матери Васю. Людей я на площадке не встретил. Спугнул собравшихся там птиц. Солнце пока не припекало – ещё чувствовалась утренняя свежесть. Я неспешно и с удовольствием выполнил комплекс разминочных упражнений. Под присмотром рассевшихся на детских качелях чаек позанимался на брусьях и на турнике.

Я помнил о расписании подачи горячей воды. Поэтому после утренней зарядки отправился не в свою комнату, где сейчас ещё наверняка спали Александров и Давтян – побрёл к морю. Вдохнул полной грудью пропитанный запахом морской воды воздух. Снова отметил, что аллеи пансионата рано утром были непривычно безлюдны: даже здесь, вблизи пляжа, где днём не иссякали шумные людские потоки. До арки я не дошёл. Прогулялся пешком вдоль зелёной изгороди (подстриженных кустов). Свернул за неё и проник на территорию пляжа через найденную вчера дыру в заборе.

Увидел сидевшую на песке около забора (в трёх шагах от дыры) женщину, наряженную в жёлтый сарафан с тонкими золотистыми бретельками, прятавшую голову под широкополой соломенной шляпой. Она тоже меня заметила –