Кайл Соллей (СИ) - Тимофей Кулабухов

дальней жопе галактики. Я в сущности — тоже. Твоя жизнь не имеет значения. Моя не имеет. И тех порубленных уродов во дворе. Клятва лжива и тоже не имеет значения. А что имеет, неумытый самовлюбленный дебил? Имеет значение то, что она назвала меня «сыночек». Где ж Оливер?

* * *

Мажордом нашелся по воплям. Протяжным, женскими. Он буквально тащил за волосы по двору какую-то толстую как жаба тётку, которая выла в полный голос. Сам Оливер был мрачен как туча и при ходьбе припадал на левую ногу. Оружие в руке. Следом смиренно топтался Снорре с огромным топором наперевес.

Женщина попыталась встать, молотя руками и ногами по Оливеру, тот размеренно ударил её несколько раз по голове навершием меча.

— Куда? — рыкнул он, тётка указала направо.

Там, перед окованной металлом дверью в какое-то подвальное помещение, я и нагнал своих спутников.

Вопли перепугали группу собирающих мои трофеи слуг, они испуганно озирались, но не прекращали стаскивать с убитых куски доспехов, тащить щиты и топоры. Две повозки уже запрягли. Коней вывели и готовили к отъезду. Похоже, им нравилась идея что мы уберемся, как только получим желаемое барахло, броню, оружие и ценности.

Я вопросительно кивнул норду, тот пожал плечами и одними губами прошептал:

— Дочь ищет.

— Отпирай дверь, пёсья шлюха! — проорал мажордом тётке прямо в лицо. Не похоже, чтобы он шутил.

— Ключей! Нет ключей! Пожалейте, добрый господин, я заботилась о ней как о своей кровиночке, кормила и оберегала, ночами не спала.

— Знаю, как оберегала! — голос Оливера перешел в разгневанный визг. — Била ногами, ломала ребра, заставляла доедать помои за собаками и ночевать с ними. Обещала продать в бордель, как только хозяин разрешит. За любое слово — избивала. Конской плетью отходила. До шрамов. Привязывала, как пса, чтоб другие дети кидали в неё калом и камнями. Ребенка! Моего ребенка! Тварь! Ключи давай!

— Нетуууу….

Мягко протиснувшись, подошел к двери.

— Так открою!

Все трое воззрились с удивлением. Не знаю, зачем в замке делают такие двери, но эта была рассчитана на осадное орудие. Впрочем, клокотавшая во мне злость безошибочно подсказывала, что встроенный замок и есть слабое место.

Удар ногой. Стены содрогнулись. Дверь стоит. Ещё удар, сильнее. Погнулась, подалась. Ещё. Бу-ух. Слуги во дворе бросили свои дела и пялились на то, что творит молодой барон Соллей. Уже после второго немилосердного удара заметил, что, судя по петлям, дверь открывается наружу. То есть против всякой логики и здравого смысла я пытаюсь затолкать её, а не вырвать наружу что было бы технически верно. Стало стыдно. Но, не меняя выражение лица и тактики, саданул своими нечеловеческими силами ещё дважды. Дверь раскорёжилась и ввалилась внутрь.

Несмотря на солидные габариты, мажордом мгновенно отпустил пленную тётку и бесстрашно нырнул в образовавшуюся дыру.

Толстуха с поистине звериной интуицией, как только её перестали держать мертвой хваткой, рванула наутек. Впрочем, Снорре не дремал, ловко подставил подножку и приставил к её шее топор. Взгляд его сделался недобрым. Воочию я увидел кровожадных нордов, разорявших эти берега сотни лет. Женщина застыла на карачках. Всем своим видом она источала ненависть.

Я потратил ещё некоторое время, чтобы окончательно раскачать, сорвать с петель и отбросить в сторону дверь, но идти следом не пришлось. Оливер, держа в обнимку то, что можно было принять за груду грязного тряпья, вынырнул наружу. Глаза его блистали гневом.

— Нет тебе пощады, уродина, — раненым медведем взревел на тётку мажордом. Руки его крепко обнимали дочь.

Из ступора ситуацию вывел норд. Не моргнув глазом, он коротко размахнулся и срубил женщине левую руку в районе локтя. Та завыла, схватив за обрубок, все громче и громче, пока удар сапога Оливера не смял её рот, превратив его в кровавое месиво. Только тогда она замолчала, сжалась в грязи двора, затихла. Было непонятно, выживет она или нет, но никого, в том числе и меня, это не волновало. Я даже не узнал её имя.

— А как девочку зовут?

— Инес! — тихонько ответил мне норд.

Мажордом посмотрел на Снорре и кивнул. Мне показалось, что с благодарностью

Глава 9. Семейные дела

— Господин!

Рядом с моей лошадкой Этоиль, понурив голову стоял кузнец Стром, возле него топтался малыш Талли. Так и не выпускает меч.

— Да, кузнец. Что надо?

— Возьмите нас с собой, добрый господин!

— Ээээ. Кого нас? Куда?

— Сейчас уедете, вся прислуга запрется в донжоне. Недобитые эспье вернутся и выместят на нас злобу поражения. Мы спрячемся, но надолго ли? Сержанты мертвы. Безхозяйщина. Будут насиловать и избивать, как обезумевшие псы, оставшиеся без вожака. Пока в замке не появится новый барон. А Фарлонгов больше нет. Неизвестно, когда будет хозяин. Моя семья не хочет тут быть. Жена беременна. Вы были добры к Талли, за это нам достанется больше всех. Могут повесить, изнасиловать, забить камнями. Возьмите нас в свои земли, под защиту. Вас теперь все бояться станут. Могу работать по огню и металлу. Стром хороший кузнец! Возьмите, я стану на колени и, как положено, дам клятву фуа.

Он действительно бухнулся в грязь и стал тянуть Талли. Пацану явно не нравилась идея становиться на колени, он упрямо надул губы. Я прервал это противостояние.

— Стром, да я не против. Клятва все одно отцу дается. Повозок шесть, ещё кони повязаны, справимся и так, но будет неплохо помочь. И новым людям только рад. Замковый кузнец у нас есть, а вот людского нет, помер, ученика не оставил. Даже дом с кузней сохранился на краю деревни, пустует две зимы. Сервы наверняка всё что можно украли и, небось, насрали там, но зато просторнее чем в твоей замковой халупе. Только времени на сборы нет, пять минут у вас, видишь к вечеру дело. Собираюсь как можно подальше убраться от Вороньего замка до того, как заночуем. Так что бегом.

* * *

К моему удивлению, кроме семьи кузнеца в полном составе, под мой патронаж попросилось ещё трое слуг. Все — молодые. Конюх, худой как жердь, улыбающийся длинными кривыми зубами, сказал, что его зову Жиль Толстяк и он не хочет расставаться со «своими ушастиками». Ещё один заявил, что он слуга — дроворуб, разводит камины, таскает дрова и золу. У него были красноречиво испачканы руки и одежда, но я заподозрил, что он эспье — дезертир, который пересидел драку во дворе. Плут. И щекастая нескладная девица с испуганными глазами, очевидно больше всех опасающаяся группового надругательства — помощница по кухне. Хильда.

Дал согласие всем троим,