Дренг (СИ) - Борчанинов Геннадий

— Заткнись, трэлль, — произнёс Сигстейн.

Эйрик тут же вскочил со своего места, хватаясь за нож, тут же началась суета, гул, все начали подниматься, глядя то на одного, то на другого.

— Тихо! — рявкнул я поставленным командным голосом. — Никаких драк в моём доме!

Норманны притихли. Я был в своём праве.

— У этого пузыря слишком длинный язык, его следует укоротить, — произнёс Эйрик. — Такое оскорбление смоется только его кровью.

— Потом! — прорычал я. — Сейчас не время!

В воздухе повисло напряжённое молчание, прерываемое лишь треском дров в очаге и шумным дыханием пьяных норманнов. Трезвым оставался только я, лишь делая вид, что пью.

Обстановку требовалось разрядить, причём немедленно.

— Сигстейн, извинись, — потребовал я. — Это мой гость, и оскорбляя его, ты оскорбляешь и меня.

Жадина нахмурился, поиграл желваками. Торбьерн толкнул его под руку и что-то шепнул на ухо.

— Гм… Да, я прошу прощения, — выдавил Сигстейн. — У тебя, Бранд, и у тебя, Эйрик Гудредсон. За меня говорил выпитый эль.

Эйрик медленно вернул нож в ножны и степенно кивнул. Пока что всё вернулось в норму, но рано или поздно эта язва в нашем коллективе воспалится снова.

— Хёвдингом буду я, — заявил я, как только все немного успокоились и вернулись на свои места.

Я ожидал любой реакции, горячих возражений, споров, угроз, недоумевающих взглядов, насмешек, но ответом стало молчание. Молчание, которое, как известно, знак согласия.

— Ты молодой ещё, — неуверенно протянул Торбьерн. — Потянешь?

— Потянет, — вместо меня ответил Рагнвальд. — Так тому и быть.

— Проголосуем? — спросил Хальвдан.

Норманны стали поднимать руки один за другим, и я внимательно следил за каждым. Не только за тем, кто голосует за или против, но и за тем, как они это делают, с каким выражением лица, кто на кого смотрит, пытаясь уловить возможную реакцию, кто давит авторитетом, а кто следует за остальными. Девять человек из пятнадцати, имеющих право голоса, проголосовали за меня, и я запомнил выбор каждого.

Так я стал хёвдингом. Пожалуй, самым молодым по эту сторону Северного моря.

— За это следует выпить, друзья, — сказал я, и на этот раз выпил вместе со всеми остальными.

Глава 15

Команда «Морского сокола» пополнилась ещё двумя десятками человек, в основном, молодёжью, грезящей о славных победах, и для них моё положение стало огромным сюрпризом. Как же, ещё вчера мы вместе играли в навозе, но я ушёл в вик, а они нет, и теперь я стал хёвдингом, а они так и остались деревенскими лоботрясами. Это одновременно их и злило, и мотивировало.

К тому же, Торбьерн приложил все усилия для нашей пиар-кампании, на каждом шагу рассказывая о нашем походе, о гибели Рагнара и нашей пьянке с его сыновьями, превратив стычку на берегу в эпическое побоище против целой армии саксов, а мой разговор с Лодброксонами в дерзкую перебранку.

«Морского сокола» привели в полный порядок, законопатили и подготовили к новому выходу в море. Вырезали недостающие вёсла, починили парус, обновили носовую фигуру, Рагнвальд украсил мачту и рулевое весло рунами. Скамьи гребцов теперь были заполнены полностью, шестнадцать пар тяжёлых еловых вёсел готовы были вновь взбивать морскую воду.

Мы с Гуннстейном дневали и ночевали на корабле, чтобы успеть всё вовремя, надо было спешить, если мы хотели присоединиться к Рагнарсонам до начала осени. Зимовать здесь, на севере, я не хотел бы ни за какие коврижки. Уж лучше уплыть подальше, в тёплую гостеприимную Англию, прожирая чужие запасы, а не собирая птичьи яйца и не сдирая кору с деревьев.

И спустя пару недель усердного труда, когда с деревьев начала облетать листва, северные ветры стали приносить с собой первые крупицы снега, а по утрам лужи начали покрываться хрустящей ледяной коркой, чтобы потом раскваситься за день, мы снова вышли в море.

Я стоял у руля, Гуннстейн задавал ритм гребцам, сложенные мачта и парус покоились вдоль киля, а ледяная морская вода холодными брызгами поднималась из-под вёсел. Опытных моряков среди нас было немного, и раз уж нам пришлось набрать молодёжь, буквально подростков, то и гребли они нестройно и медленно, обучаясь на ходу под многоэтажную брань кормчего. Вздумай мы кого-нибудь преследовать, от нас ускользнул бы любой дуралей, хохоча и тыкая пальцем.

— Гребите ровнее, козьи выпердыши! — ярился Гуннстейн. — Глядите, как это делают другие и гребите одновременно, поломай меня тролль!

Это была всего лишь прогулка по фьорду, тренировочный выход в море перед большим походом, но старик был прав, это никуда не годится. Обычно новичков в команде было немного, один-два человека, и их неумелость с лихвой нивелировалась опытом всех остальных, но теперь команду пришлось разбавить чересчур сильно, почти вдвое. Понятно, что это не выглядело как пионерлагерь, и молодёжь тут взрослела очень рано, у некоторых из новичков уже имелись собственные дети, но опыта им всё-таки недоставало. Многие из них были рыбаками, пастухами и пахарями, даже и не помышлявшими о том, чтобы пойти в вик, но байки Торбьерна заставили их загореться жаждой наживы и духом авантюризма.

— Пусть помогают себе песней! — крикнул я.

— Они их не знают! — проворчал Гуннстейн.

Радовало только то, что это всё временно, и новички быстро научатся. А те, кто не научится, вернутся на берег к своим прежним занятиям.

— Торбьерн, запевай! — крикнул я.

Кузен прокашлялся, прочистил горло и затянул довольно унылую песню о преследовании стаи китов. Новички стали грести ровнее и даже прекратили задевать чужие вёсла. В этом деле главное это слаженная работа всех членов команды. Молодёжь кривила лица, стискивала зубы, шипела ругательства. Кожа сходила с их ладоней, чтобы смениться грубой толстой шкурой, спины ломило от напряжения. Я прекрасно мог их понять, но жалеть не собирался. Они все присоединились к нам, чтобы разбогатеть, а для этого всегда нужно хорошенько поработать.

— А, да пошло в Хель это всё! — вдруг закричал один из новичков, бросая весло.

Оно тут же столкнулось с чужими, повисло на уключине, драккар заметался на воде.

— Табань! — рявкнул я.

Все остальные вёсла выдернули из воды, я оставил руль и разъярённой фурией зашагал к этому болвану. Он злобно посматривал по сторонам, сидя на скамье, и тряс окровавленной ладонью в воздухе.

— Как твоё имя⁈ — заорал я ему в лицо.

— Свейн Торкельсон, — буркнул он, стараясь не смотреть на меня.

— Почему ты бросил весло⁈ — рявкнул я.

Свейн промолчал. Говорить правду на глазах у всех остальных ему было стыдно. С виду он был моим ровесником, под носом пробивались редкие светлые усики и клочковатая борода, а плечах он казался даже шире меня. И всё же он бросил весло.

— Говори! — рявкнул я прямо Свейну в ухо.

Вся остальная команда молча следила за ситуацией, и новички, и ветераны. Момент, прямо говоря, неприятный. Неловкий.

Свейн молча играл желваками и смотрел прямо перед собой, не желая со мной разговаривать.

— Ты бросил не весло, Свейн, ты бросил своих! Свою команду! Тех, с кем будешь делить кров и пищу, тех, с кем будешь драться в одной стене щитов! — сквозь зубы произнёс я.

— Да пошёл ты, Бранд! Ишь, какой важный стал! Сходил в вик один раз, и ходишь теперь, грудь колесом! — вдруг вскинулся он. — Что, забыл, как прятался от меня в холмах? Хочешь, я тебе ещё раз морду начищу!

Я, недолго думая, двинул ему кулаком в рожу, пользуясь преимуществом. Свейн сидел на скамье, я нависал над ним, и защищаться в таком положении он не мог. Парень рухнул со скамьи и покатился под всеобщие насмешки. Я был в этой ситуации прав на все сто. Бросил весло — бросил команду. Подвёл команду — виноват.

На мгновение мне захотелось выбросить его за борт, но мы выбрались достаточно далеко от берега, и в ледяной воде эта свинья замёрзнет насмерть через пару минут, а смерти он не заслуживал.

— Гуннстейн, правь к берегу, — приказал я, поворачиваясь спиной к лежащему.