Олег Северюхин - Закройте глаза Истине

Я кивнул головой в знак немой благодарности президенту.

Космонавты развернулись и ушли.

Я вышел прихожую и стал думать, как мне закрыть лежащую на полу дверь. Внезапно приоткрылась соседняя дверь и оттуда выглянуло лицо незнакомой мне женщины. Увидев, что я ее заметил, она быстро закрыла дверь.

Кое-как подняв тяжелую дверь, я привалил ее к косяку, показывая, что дверь как бы закрыта.

В ванной была только холодная вода. Кран горячей воды не открывался. Я с трудом открыл его. Оттуда послышалось шипение, как будто кран выражал свое недовольство тем, что его открыли. Приглядевшись, я понял, что я давно не открывал этот кран и он как бы «засох». Умывшись, я смыл с себя кровь и обострил боль.

Вернувшись в комнату, я снова сел компьютеру. Пощелкав кнопками, я понял, что это бесполезное дело, потому что кроме двух воззваний не было ничего.

– Что же произошло, – лихорадочно думал я, – и почему в моей квартире все как-то не так, как будто кто-то подчистил мои книги, портреты какие-то повесил?

Я подошел к стене и увидел портреты тандема. Две улыбающиеся физиономии. Чтобы я у себя дома вывешивал портреты этих людей? Что, я совсем с ума сошел? Но портреты висели и улыбались мне.

Недолго думая, я снял портреты и положил их в пространство между стенкой и стеной. Стенка – это комплекс шкафов и сервантов, объединенных в один ансамбль. Это я так, для пояснения, вдруг люди уже забыли, что такое стенка и все перешли на встроенные шкафы.

Только я успел убрать портреты, как в прихожей послышался грохот падающей двери. Ругая себя за то, что ненадежно поставил в дверь, я бросился в прихожую и столкнулся с другими «космонавтами», которые наставили на меня автоматы.

– Ты за кого, хорек? – спросил старший, оглядываясь вокруг. – А где портрет?

– Я за вас, – поспешил сказать я, – а портрет я только что протирал от пыли, сейчас повешу.

Я достал из-за стенки портрет и стал его вешать на стену, но был схвачен сильной рукой за рубашку и сдернут с табуретки.

– Так вот ты за кого, сука? – сказал старший и врезал мне по физиономии.

– Нет, нет, я за не этого, – сказал я и достал портрет лысоватого человека, – это я по ошибке.

– Вот сейчас нормально, – сказал «космонавт», сел на табурет и закурил. Мне бросилась в глаза его пачка сигарет с надписью: «Кузбек» с шахтером, скачущим на фоне гор и с черным фильтром. Затянувшись, старший продолжил, – ты, похоже, все время ошибки делаешь, поэтому у тебя и рожа так разукрашена. Значит, белые у тебя были, и ты подписал их обязательство?

Я согласно кивнул головой.

– Но ты хоть понимаешь, что мы, бурые, самые правильные и наша программа – это программа всего народа? – спросил меня старший.

Я молча кивнул головой. Так, вероятно, делали и мои предки при смене власти в гражданскую войну. Может, и у нас началась гражданская война, а я ничего об этом не знаю?

– Ладно, мы тебе поможем, – снисходительно сказал старший, – дайте ему отказ от предыдущего обязательств и новое обещание, – сказал он помощнику.

Мне дали два заполненных листа и пальцем ткнули в то место, где нужно расписаться.

Пред уходом старший, указав пальцем на выломанную дверь, сказал:

– Это ты хорошо придумал – дверь не закрывать. Полная лояльность властям. Учти, мы еще проконтролируем, как ты проголосовал.

Я так и оставил дверь валяться на проходе.

– Кто же из них чекисты в пыльных шлемах? – про себя подумал я. – Двое дерутся, а у всего народа чубы трещат.

Я посмотрел на дату на компьютере и не поверил своим глазам. Седьмое сентября 2015 года.

Глава 32

Я хотел выключить компьютер, чтобы перезагрузить его, но компьютер не выключался, как будто сам не хотел выключаться. И вилка из розетки не вынималась, словно они контактами спаялись.

Все происходящее казалось мне кошмарным сном, но этот сон превращался в явь, когда я притрагивался к лицу и, особенно к разбитой губе. Больно и во рту чувствовался привкус крови.

Я вышел на балкон и не увидел огромной ивы, росшей прямо напротив моего окна и достававшей своими верхушками до окон пятого этажа. В интересах соляризации квартир это дерево нужно было спилить, но оно было слишком красивым и создавало уют в нашем дворе. А сейчас дерева не было. Исчезла и скамеечка под деревом, где прятались от солнца и дождя бабушки, а когда их не было, там собирались любители распить бутылочку-другую на свежем воздухе, в хорошей компании и недалеко от места проживания, чтобы в случае перебора можно было надеяться дойти на автопилоте до своего жилья.

Спиленная ива открыла хороший обзор на детскую площадку, где собрались «космонавты» с эмблемами бурых и белых медведей. Сбросав автоматы и бронежилеты со шлемами в отдельные кучи, они встали стенка к стенке и начали молотить друг друга здоровенными кулаками по здоровенным физиономиям. Казалось, что это просто физическая разминка, но вот одного из белых медведей вытащили из толпы и уложили около снаряжения. Потом двоих бурых медведей также оттащили к своим вещам.

Как говорили в Вятской губернии – дрались, пока не сравнялись, а потом побежали, – так и здесь драка была до тех пор, пока на ногах не остался стоять один человек, и тот стоял настолько неуверенно, что, в конце концов, упал.

– Что-то странное происходит, – думал я, – такого в принципе не должно быть. Чтобы менты среди бела дня устраивали разборки друг с другом? Это уже беспредел.

Я вышел в коридор и постучал к соседям. Мне открыл какой-то незнакомый мужик со свежим фингалом под глазом.

– Нет-нет, это не гвардейцы, – сразу начал уверять меня хозяин квартиры, – это мы с супругой на кухне подрались.

– Слушай, а ты кто такой? – спросил я. – Меня так стукнули по голове, что я не помню, как меня зовут, а уж тебя и подавно и не помню.

– Вот здорово, – обрадовался мужик, – давай заходи, я тебе напомню, кто я, кто моя жена, кто ты такой. Сейчас рюмочку выпьешь и память восстановится. Я один раз тоже до беспамятства надрался, до полной потери памяти. Открываю глаза и не помню ничего. А потом рюмку выпил, закусил и все вспомнил, и лучше бы этого мне и не помнить. Знаешь, как хорошо, когда не помнишь, что было вчера. Каждый день все новое. Вот это баба моя, Ксюша, – сказал хозяин, указывая на входящую в кухню миловидную женщину в шелковом халате, обтягивающем стройное тело.

– Сразу видно, что какой-то мезальянс, – подумал я.

– А сам я Бонасьёв, владелец магазина на углу улицы Бородина, – продолжал тараторить хозяин, – раньше был магазин «Дары Сибири», а сейчас моя лавка «Бонасьёв. Бакалейные и колониальные товары». Ксюща, поставь нам что-нибудь на стол, и бутылочку из морозилки, времена меняются, а «Кедровица» нет.

– Точно, выскочила девка за коммерсанта, – думал я, – а, может, ему ее за долги отдали, а он и рад, без денег вряд ли такая за него пошла. Хотя, женская душа потемки, иной раз такого полюбит, что и сама объяснить не может, что в нем нашла, а оторваться не может, то одной не хочется оставаться, то ли еще чего.

В прихожей зазвонил телефон. Хозяин взял трубку и стал с кем-то говорить.

– Извиняйте меня, – сказал он, – в лавке проблемы, вы тут оставайтесь, Ксюша вас просветит и заодно замажет ссадины бальзамом, который моя мама готовит. Бальзам все болезни лечит, что снаружи, что внутри. Хотел людям продавать, да мама возражает, боится, что секрет ее лекарства выведают. А вечером прошу к нам в гости.

Он быстро собрался и ушел. Как-то странно. Оставил меня наедине со своей женой. Потом эти переходы с «ты» на «вы». Почему-то у человека нет сотового телефона. Сейчас редко кто звонит по стационарному аппарату, сотовые аппараты расширили возможности коммуникации и очень даже удобно. Зазвонил телефон, достал его из кармана, кнопочку нажал и говори на здоровье.

– А что, у мужа вашего сотового телефона нет? – спросил я у женщины.

Она как-то странно посмотрела на меня и сказала:

– У нас сейчас вообще нет сотовых телефонов. Они были завезены к нам для подготовки антироссийской революции и использовались нашими врагами во враждебных целях. Сейчас все пользуются стационарными аппаратами. Зато сотовые телефоны не воруют и не отбирают на улице. Очень даже удобно и безопасно. Давайте я вам ссадины йодом замажу. Этот бальзам такой вонючий, да и не помогает он вообще.

Она взяла пузырек с йодом, ватную палочку и подошла ко мне.

– Сейчас немножко пощиплет и все быстренько заживет, – сказала она мне как маленькому ребенку и быстро ткнула палочкой в рассеченную губу.

Острая боль пронзила меня, и я непроизвольно схватился за женщину где-то пониже талии.

– Потерпите, – сказала она, но не отстранилась и не сделала ни одного движения, чтобы показать, что мои руки на ее ягодицах не обязательный элемент врачевания. Затем она стала смазывать другие мои ссадины, а я все крепче сжимал ее в руках.