Терминатор 1938 - Алексей Николаевич Осадчий

— Не любят итальянцы Великобританию, увы. Для нас лучше чтоб Ферми оказался в СССР чем в США.

— Почему? Ведь в Мировую войну вы были союзниками.

— Четверть века прошло, сейчас крупнейшие корпорации Соединённых Штатов щедро вкладывают в экономику Германии сотни миллионов долларов, я не оговорился и нисколько не преувеличил. И дело не только в свихнувшемся старике Форде, нет. «Дженерал моторс» сливается с «Опелем», «Стандарт Ойл» не остался в стороне, «Ай-Би-Эм» помогает нацистам. Да что там и в Великобритании хватает дельцов, жаждущих разбогатеть на поставках в Германию сырья и новейших военных разработок. Масштабы гораздо скромнее, чем у «кузенов», но факт налицо…

— Опасаетесь, что вчерашняя колония начнёт доминировать? — Берия остановился и серьёзно, без намёка на иронию, посмотрел мне в глаза.

— Они уже доминируют, товарищ народный комиссар. С их возможностями, ресурсами, ого как скаканут во время большой войны, которую потому так яро и разжигают в старушке Европе. В США минувшую Мировую войну с умилением и восторгом вспоминают, сребролюбивые янки тогда сказочно нажились на чужих страданиях, на крови. Жаждут повторить.

— Хорошо, сейчас отвезу вас «домой». Понятно, никакого сегодня ресторана, садитесь и пишите подробно, о чём вам сообщило руководство и личные соображения.

— Не по моему чину «своё суждение иметь», товарищ народный комиссар.

— Ничего, ничего, пишите, — Берия вдруг рассмеялся, — тут подумалось, оказывается аж с Закавказья ведёт меня английская разведка. Неужели завербовать хотят…

Я в ответ расхохотался непритворно — экая комедия, экий анекдот! Хитрожопый Хрущ как раз и заклеймил Лаврентия Палыча британским шпионом в то самое «холодное лето 1953-го». Хотя, до 1953 года ещё жить и жить, глядишь и получится «перевести стрелки» истории на иной, но таки магистральный, не запасный путь…

Так, не забыть упомянуть Ландау как глыбищу и талантище, хоть и антисоветчика-развратника, пусть впрягают капризного гения в ядерный проект. У Берии особо не повыёживаешься…

Просьбу вернуть мотоцикл хозяину и не прессовать невезучего курьера, Берия воспринял отстранённо — не его уровень. Запросто может парнишка в лагерь загреметь за разгильдяйство и утерю бдительности.

«Соседи» встретили холодно, словно горького пропойцу и скандалиста, растратившего зарплату и премию, да ещё стёкла в доме побившего и выпущенного из милиции на поруки. Зоя из своей комнаты не вышла, Дора Марковна едино лишь очами, не прибегая к мимике и жестам показала какой я дурень и как девушка (глаза скошены на дверь комнаты лейтенанта Невзлиной) страдает и переживает. Судоплатовы хмуро поздоровались и засели у себя в зале, деловито шурша бумагами. Едино лишь Меркулов, несмотря на чин высокий радостно оскалился.

— Чаю? Или чего покрепче? Заждались, да. Всё гадали, а где ж Александр Александрович запропал, у какой-такой крали-зазнобы.

Чутким ухом терминаторским уловил в комнате Зои всхлип, задавленный подушкой. Дора Марковна зашустрила на кухне, бурча о котлетах с макаронами сто раз разогретых и остывших.

— Пожалуй, водки. Поддержите, Всеволод Николаевич?

— Кто, если не я? Дамы водку не пьют, а у Павла непереносимость к алкоголю. Не оправдывайтесь, Дора Марковна, холодные котлеты самая закуска!

«Бабушка» Малкина, посуетившись для виду с полминуты, хлоп — и испарилась. Меркулов уважительно, артист, подмигнул вслед старой чекистке, дескать — школа!

Первые три чарки опрокинули за пустыми разговорами о погоде и скорых, метеослужбой обещанных «настоящих» заморозках.

— Шум большой приключился?

— А ты как думал. Всех ребят с наблюдения сняли, нарком новых прислал.

— Да видел уже, прямо в приёмной Берии сидели. Великолепная восьмёрка.

— Всё шутишь, а меж тем бога моли, что никто не выстрелил, пока Сашка Соколов на ворованном мотоцикле правила движения нарушал. Парни стреляют здорово, что те, что новые.

— Вот тут надо сразу обговорить, Всеволод Николаевич, я с наркомом вскользь тему затронул моего возвращения на остров, а может так случиться, через пару-тройку дней придётся возвращаться.

— Чёрт побери, — Меркулов зло, от души, выругался, — угораздило ввязаться в это дело. Нет бы вашей шарашкиной конторе, напрямую на Лаврентия замкнуться. Сведения высшей степени важности, как раз по его уровню. А я б делами наркомата занимался, а не шпионскими выкрутасами.

— Не обессудьте, товарищ комиссар госбезопасности, поступал чётко по инструкции, как начальство приказало.

— Да понимаю, — чекист в секунду «оплыл», расслабился, не держал больше плечи картинно-развёрнуто, голову опустил, глаза закрыл, — не половинь, наливай до краёв. И банку под столом пошукай, там соленья.

— О! Огурчики! Помидорчики! Парень девушку зажал в коридорчике!

— Дипломатично исполняешь, про парня, девушку, коридорчик, — то ли похвалил, то ли потроллил Меркулов, — как уходить планируешь? Через Польшу?

— Дания. Там яхточка отстаивается, как пойдёт советский пароход через Большой Бельт, так и перепрыгну на «Клариссу», покажу класс десантирования.

— «Кларисса», красиво, самое имечко для яхты.

— Так не «Мата Хари» же называть посудину. Хотя, помните как у капитана Врунгеля? «Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт».

— Это в журнале, детская повесть?

— Точно, в «Пионере», творчество Андрея Некрасова, мне как моряку очень понравилось.

Быстро, примерно за 45 минут усидев поллитру, перешли в мою комнату, Меркулов вручил для написания «отчёта» личную ручку «с золотым пером» и сгорбился в кресле. Печень что ли прихватило у комиссара госбезопасности? Однако выказывать ещё и талант врачевателя — чересчур. Достаточно для одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года данной реальности и моих песенных интервенций. Как там у Высоцкого: «Первый раз получил я свободу, по указу от тридцать восьмого». Но здесь крохотного, восьмимесячного барда постараюсь не обворовывать. Хватило прошлой «командировки», когда во Дворце Культуры ЗИЛ при Высоцком и Говорухине спел «Канатоходца», «посвятив» эту песню Владимиру Семёнычу. Не забуду глаза кумира, благоговейно, снизу вверх взирающего на заводского художника, сотворившего песенный шедевр «в подражание Высоцкому». И ведь кожей чуял тогда поэт своё, «дитятко родное», подло скоммунизженное киборгом-иновременцем, прикинувшимся советским парнем Игорем Никитиным. Вот прям чуял бард, что через несколько лет подобное напишет! Эх, гордыня попаданческая, решил по дури, по веселухе перепеть Высоцкого в присутствии Высоцкого, было дело. Но, не повторится более такое! Да и не до песен — война надвигается неумолимо, Меркулов хмуро вычитывал «Правду», матюкаясь там (я видел что комиссар читает) где говорилось о трофеях Германии, полученных после рейдерского захвата Чехословакии.

— Что невесел, Всеволод Николаич?

— Как⁈ Как так быть может? Сдать страну без выстрела, имея сильную армию и мощные укрепрайоны. Когда прочитал твой, Александр, доклад по грядущей сдаче Чехословакии и предательстве генералитета, не поверил, посчитал за провокацию британской разведки. А оно вон как вышло! Сейчас Германия и Польша на коне, запросто могут объединиться и на СССР зуб точить.

— Скорее между собой перегрызутся, делёж добычи самая трудная и опасная часть предприятия, будь то пираты, или цивилизованные страны.

— Не отвлекайся, пиши давай, Лаврентий ждёт. Как закончишь, я сразу в Большой дом двину.

С трудом превеликим удержался от начертания схемы «чикагской поленницы», первого в мире ядерного реактора. Его