Дочь Революции (СИ) - Карнов Тихон

2-17/995

Падение «Астарты» изменило Санкторий навсегда. В декабре 994-го года было урезано финансирование программы АДАМ — многочисленные ресурсы и вложения перенаправили на разработку титанов третьего поколения, которое прогнозировалось беспилотным. Планировалось, что управление будет осуществляться не искусственным интеллектом, но дистанционно. В связи с этим новых пилотов на объекте не появлялось, и отныне тардиградские ангары полнились бесхозными титанами. Без эксплуатации большинство моделей второго поколения стремительно приходили в негодность, и вблизи раздавались горький запах химикатов и отторгаемого демиургическими костями топлива.

По независимым от финансов причин сократилась и общая численность штаба. Многих сибирских оперативников отозвали из региона; в Санктории остались преимущественно учёные и исследователи Нулевой Высоты. За исключением роботариев, ныне на территории Тардиградска находились полторы сотни человек. О том, что прежде здесь было многолюдно, напоминали только мультиязычные указатели.

Местоположение Живамиж по-прежнему отслеживалось со спутников — ныне деми находилась на Каменной косе, близ базы «Асператус».

Воистину, как и всякий военный объект этих годов, Тардиградск переживает не лучшие времена.

Пилар Кастин остановилась у мемориальной таблички, посвящённой выжившим участникам «Астарты». Прогнозистка поморщилась, когда привычно прочитала список имён и не нашла в нём единственного искомого. Константина Вайната, пилота АДАМ второго поколения под кодовым названием «РК», так и не нашли. Впрочем, напоминала себе Пилар, его даже не искали. Благодаря литерам она знала наверняка, что Вайнат мёртв.

И здесь её больше ничего не держало.

Официально контракт, предписывающий прогнозистке необходимость пребывания в городе, закончился в начале 995-го года, а все знакомые, с кем сложились приятельские отношения, оставили службу в северных регионах страны. Неофициально — она теперь стала частью поселения, и пережитая утрата неведомым образом препятствовала отбытию.

В руках Кастин держала папку с документами и билетами. Многие из них уже были непригодны к использованию: где краска поплыла, а где — время ушло. Пилар давно могла покинуть Тардиградск, но каждый раз вертолёты улетали без неё.

Перед тем, как оставить монумент, мойра поставила на мраморную ступеньку перед ним свечу с вырезанным в воске именем пилота. Установив её среди прочих, подожгла. Воздух наполнился фиалковой отдушкой.

После Кастин вышла на улицу. Снаружи было пусто, темно. Вдоль главной дороги вереницей тянулись жилые дома: по два этажа кирпичной застройки — большинство окон оголодавшей тьмой взирали на глухие проспекты.

Кастин прошла меньше километра, когда из-за темени выплыла городская площадь. Названия у неё не было: в отличие от Санктория, снаружи все таблички и указатели давно полиняли и выцвели, а карты были до того просты и схематичны, что на месте безымянной площади то и дело мерещилась либо пирамида, либо склеп. Не памятник, но погребальный костёр возвышался на ней. Высота его достигала крыши соседних домов, а диаметр превышал десятку метров. Дым его покрывал улицы военного городка. Лежащий вокруг снег давно потерял белизну из-за вездесущей копоти. Всполохи сизых искр сливались с киноварийскими огнями.

Перед костром стоял Михаил. Впервые за всё время в Сибири Кастин увидела его в гражданской одежде. Лицо его белело болезнью, а под глазами синели мешки. Лишь по наитию Пилар признала в этом измученном человеке координатора Тардиградска. Прогнозистка безмолвно встала рядом с ним и также безучастно посмотрела на огонь.

— Сегодня мне пришло сообщение от сестры, — нарушил тишину Михаил, и вместе со словами из его рта вышли облака пара. — В Градемине волнения, и она боится, что скоро это коснётся семьи.

— «Кате-Эр»?

— Скорее всего, — подтвердил координатор и, нахмурившись, закурил. Сделал он это неумело: так, будто до этого только со стороны видел сигареты. — Знаешь, я никогда не понимал политику. Мой отец дал людям то, что они просили — независимость от России, а теперь они хотят вернуться к тому, что их к этой зависимости привело. Мне больно от того, сколько людей ненавидит мой род.

— Всегда найдётся тот, кто захочет свергнуть власть, — прозаически заметила бхаратка, — сомневаюсь, что дело в фамилии. На ваше место могли бы найтись и другие преемники.

— Я знаю, но от этого не легче. Нужно учитывать, что Карпея в нынешнем состоянии наиболее уязвима. Думаешь, в России подобных пророчеств не бывало? А лжепророков? Всё это было и всё это есть, но здесь оно не успевает даже дойти до органов цензуры — местные всю эсхатологию перемалывают в абсурд.

— Так почему тогда члены твоей семьи не оставят столицу хотя бы на время? Думаю, в провинции или даже в другой стране им будет куда безопаснее, чем в Каэльтстве сейчас.

— Если бы… Стоит им немного расслабиться, как вся иллюзия власти оставит их дом. Они ни за что не бросят столицу.

— Иллюзия власти? Что ты хочешь этим сказать?

Михаил замялся. Заметив его реакцию, Кастин отвела взгляд и вздохнула. Спустя минуту Монтгомери вновь обратился к прогнозистке:

— Я понимаю, что это будет личная просьба, но… Не затруднит ли тебя узнать, что ожидает мою сестру, Марианну?

— Конечно, — согласилась мойра, — я это сделаю.

***

Самая обычная смена в диспетчерской вышке. На посту были двое мужчин.

— Слыхал о том посреднике? — за калибровкой аппаратуры поинтересовался у напарника диспетчер, Семён Городымов. — Ну, тот, что с «Астартой» чуть не отсох в Грустине.

— Нет, а что с ним? — спросил второй, Тимоти Фойерк.

— Так говорят, что умер всё-таки. Видели его в последний раз в Ландо, по дороге в Линейную, — рассказал мужчина и таинственно понизил голос: — В списке выживших его так и не нашли. Проклятье! Кажется, пора вызывать ремонтников — эта штука целый день сбоит.

— Да чего ты всё возишься? Живамиж сюда и носу не кажет. — Фойерк осоловело глянул на подсвеченный зеленью радар. — Нашёл, о чём беспокоиться! Лучше давай по кофе, у нас ночь впереди.

— Твоя правда, — неуверенно согласился первый. — В Камнеграде о нас забыли — можно и расслабиться.

Едва Городымов собрался оставить аппаратуру, как радар уловил движение на северо-востоке. Семён привычно ударил прибор по верхней панели, но ничего не изменилось. Когда дистанция заметно сократилась, красморовец оторвал от экрана взгляд и перевёл его на широкое панорамное окно. Из-за горизонта показалась человеческая фигура. Ветер беспощадно срывал с неё доспехи, и броня кусками усеивала пройденный путь.

Только через минуту Городымов соотнёс масштабы неизвестного субъекта и полученные с радара данные.

То, что мужчина увидел, человеком быть не могло.

— Ты это тоже видишь? — вполголоса спросил Семён и поднял на напарника встревоженный взгляд. Фойерк также смотрел на движущийся объект. — Что это?

Тимоти рассеянно кивнул. Схватил с ближайшей полки бинокль и поднёс к глазам. Приближения оказалось недостаточно, чтобы рассмотреть фигуру детально, но хватило, чтобы с уверенностью заявить:

— Это АДАМ, — вынес вердикт Фойерк. — Не уверен, но… Похож на «РК». Проклятье… Нужно доложить об этом Монтгомери.

— Будет сделано. — Семён, поправив фуражку, накинул на плечи мундир. — Ты попытайся пока выйти на связь с пилотом.

***

Не смолкали поминальные службы в Градемине. Репортажи, заметки, фотокорреспонденция… Замедление трафика не могло укрыть все те ужасы, что происходили в тысячах километрах от Тардиградска. Передовицы карпейский газет перетекали в социальные сети, тем самым позволяя балтийским раствориться в архивах. Никто уж и не помнил о Линейной. Казалось, Синекам перестал существовать во всех смыслах.

Уже в своём кабинете Михаил изучал последние сводки новостей. Даже несмотря на жёсткие фильтры и вездесущую цензуру, в сеть проникало всё больше и больше потрясающих воображение деталей. Так, например, листая ленту «Ментаксиона», юноша натыкается на записи с набережной Дунари. Видит шеренги поражённых со стянутыми за спинами руками. Из подписи брюнет узнаёт, что в кадре запечатлены революционеры, вдохнувшие слишком много испарений кроворек. Они утратили дар речи, а непогода поразила их элегическим манифестом.