Владимир Поселягин - Коммандос

Добравшись до рынка, я привязал лошадей к коновязи, побегал с ведром до колонки, чтобы наполнить небольшую пустую поилку. Привязанный рядом верховой тоже стал пить. Подхватив Смелого на руки, я прошел к первым рядам. Меня интересовала форма и амуниция. Как ни странно, это был ходовой товар у крестьян, да и как может быть по-другому, под ногами лежало, бери не хочу.

На первом же прилавке я заметил стопку байковых кальсон. Поясню, это для зимы.

— Здорова, мать, — по-украински поздоровался я с дорожной женщиной. — Почем белье?

— Рубли, марки?

— Рубли.

— Так по семь рублей, с рубахами десять, — окинув меня взглядом, ответила продавщица.

— А сколько есть?

— А сколько надо?

— Та у меня тятя бригадир строительной бригады, инженер, фигура, немцам подрядился несколько продовольственных лабазов возвести у железной дороги, да работа зимой большей частью будет, только канавы под фундамент копать стали. Одежда плоха у строителей, сам не может, меня послал закупаться. Немцы денег выделили на это, сказали, чтобы батя сам всем обеспечил.

— Так на сколько человек надобно-то?

— На сорок, но может, и больше будет, батя сказал, еще набирать хочет, клич бросит.

— Та у меня столько нет, — закручинилась женщина. — Пятнадцать кальсон всего и шестнадцать рубах.

— Та я все возьму, много же ходить придется по рынку, еще найду.

Я не зря взял шесть мешков у полицаев, освободив их в лесу и велев все отнести на руках летчикам и старшине, теперь пригодились. Три мешка были плотно набиты теплым зимним бельем, и я расплатился с продавщицей рублями из пачки, что взял у Стецько. Отнеся покупки в телегу, я задумался. Покупки вот так вот не оставишь. Полицейские, что курили недалеко, не помогут, это не советская милиция, поэтому я закрутил головой, выискивая того, кто может постеречь вещи. Заметив в стороне худую девочку лет десяти с явно голодными глазами, я подозвал ее. Та настороженно подошла и посмотрела на меня, улыбнувшись щенку, что выглянул над бортом повозки.

— Есть хочешь? — спросил я у нее. Ответом мне было бурчание живота и еще более голодный взгляд. — Присмотришь за вещами и щенком, накормлю. Согласна?

— Да, — тихо ответила девочка и для убедительности кивнула.

Я помог ей забраться на лавку, и пока она ласково гладила по спине млеющего Смелого — тот ее почему-то легко подпустил, — подхватил пустые мешки и направился снова искать нужные отряду вещи. В принципе, я не только закупался, но и вел разведку. В Луцке было спокойно, даже как-то слишком. Наверное, это из-за того, что в городе стояла рота СС, которая подчистила окрестности от всех вольнодумцев, то бишь тех, кто причислял себя к партизанам.

Следующим я купил длинный рулон материи, идеально подходящей для портянок. Это для лета. Купил и байковый рулон для зимы. Особо зимнего много не было, не сезон еще. Это через месяц надо сюда прибыть, а то и позже, но интересного было много, купил восемь новых галифе и три ношеных, десяток красноармейских шаровар, четыре гимнастерки и три командирских френча. Даже удалось найти стопку пилоток и две командирские фуражки, первые по весу продавали, но без красноармейских звезд. Одна фуражка была то ли артиллериста, то ли сапера, то ли танкиста, околышек у них одинаков по цвету, вторая чисто пехотная. Взял и летнее белье, двенадцать шинелей, пояса, у одного старика один сорокалитровый котел и два поменьше, двадцатилитровых. Еле доволок до повозки. Сапоги не брал, трофеев хватило, чтобы снарядить отряд, но нашел две пары валенок, их взял, просто на всякий случай.

Естественно, что покупал я чуть ли не каждый предмет у разных продавцов, просто подходил к ним не по одному разу и каждый раз брал что-то другое. Поэтому и набрался такой объем. Даже нашел у молодого паренька четыре солдатских котелка, два десятка мисок и восемь кружек. Ложки купил отдельно. Что было взял, больше не было.

Посуду я взял напоследок, где-то в час дня. Про девочку не забыл, и в одно из возвращений, когда пришел с полными руками, сунул ей узелок с пирожками. Когда я вернулся с двумя мешками — в обоих звенела посуда, — то спросил у девочки, укладывая мешки в повозку и прикрывая все сеном:

— Ты почему одна? Родители где?

— Папка воюет, мамку немцы увели позавчера, — всхлипнув, но с трудом сдержав слезы, ответила та.

— Почему увели, рассказывай, давай. Натворила что?

— Нет, она поварихой работала, а немцам сказали, что она военных кормила, и ее забрали, а я сбежала, — уже заплакала девчушка.

— Поварихой? — задумался я. — А где именно, в Доме РККА?

— Нет, у трактира.

— Так она что, в отделе НКВД работала? — понизив голос, спросил я.

Та тоже стрельнула глазами по сторонам и молча кивнула. Задумавшись на миг, припоминая, я прямо спросил:

— Твою маму Анной Михайловной зовут?

— Да, — вскинулась та. — Ты ее знаешь?

— Видел пару раз, борщ у нее королевский выходит… — постучав пальцами по борту повозки, пробормотал я, после чего осмотрел девчушку. Та снова откусила пирожок и медленно его пережевывала. — Ты где живешь? Приютить тебя есть кому?

Девочка молча покачала головой.

— Я у речки ночевала, а домой боюсь идти.

— Сейчас до твоего дома доедем, ты соберешь все вещи, свои и мамины, и мы погрузим их в повозку, там дальше решим, как твою маму выручать.

— Ты знаешь, где она? — на меня смотрели ясные детские глаза с такой надеждой, что стало не по себе.

— В комендатуре, скорее всего, они подобными делами занимаются. Я зайду к ним и попрошу твою маму отпустить.

— А они отпустят?

— Отпустят, я умею хорошо просить, — криво усмехнулся я и, осмотревшись, сказал: — Сиди на месте, мне еще кое-что купить надо, заодно еще пирожков возьму.

— Хорошо, — кивнула та более уверенно.

С вещами я закончил, факт, осталось продовольствие. Его лучше брать в другом месте, у немцев, но мне нужны были соль, сахар, табак и другие вещи. Соль я быстро нашел, но за мешок, практически весь имеющийся наличный запас, продавец запросил тройную цену. После недолгого торга сбив ее на четверть, мы ударили по рукам. Уплатить я уплатил, но до повозки он мешок сам нес. Соль была дефицитом, так что, думаю, торг я вел с барыгой, которому воры толкали награбленное. Потом взял кулек перца, чай, но старый, видно, что его уже заваривали, поискал еще и не нашел. Пришлось этот брать, хоть что-то. Два мешка сушеного гороха, два с картошкой, три глиняные бутыли с подсолнечным маслом, по мешку с гречкой и луком. Это все, и так внимание слишком привлек, да и сено на повозке поднималось и поднималось, пока я подкладывал под него покупки. Чую, что еще немного, и мной заинтересуются, а хотелось все вопросы разом решить. В город мне в скором времени возвращаться открыто будет нельзя.

Обиходив лошадей и щенка, я подтянул ремни и, взявшись за поводья, развернул повозку, после чего направился прочь от рынка.

— Упс, — отъехав метров на двести и повернув за ближайший уличный перекресток, натянул я поводья. — Забыл купить нужную вещь.

— Что? — с любопытством спросила девчушка.

— Рулон метров пять белой ткани… Слушай, может, ты купишь? Я тебе денег дам, он восемь рублей стоит у женщины во втором ряду в красной косынке на голове и серой юбке.

— Я сбегаю, — закивала та.

Получив деньги, она убежала, а я стал терпеливо дожидаться ее возвращения, отмахиваясь от мух. Что-то их неожиданно много налетело на лошадиный пот, покинем город, нужно будет каждую лошадь искупать в реке, щетка лежала в повозке.

Когда девчушка вернулась с белой тканью подмышкой, то облегченно заулыбалась, обнаружив, что я на месте и не бросил ее.

— Тебя как зовут-то, а то так и не познакомились.

— Ира Соломина.

— А я Михайло, Михайло Москаль, но ты зови меня Мишей, договорились?

— Договорились, — кивнула та, садясь рядом.

Мы поехали дальше, трясясь на брусчатке и покачиваясь на выбоинах, пока не выехали на улицу, где стоял дом Ирины. Это было кирпичное трехэтажное здание, и жили Соломины на втором этаже в довольно большой комнате коммунальной квартиры.

— Тебя тут кто-нибудь знает? — спросил я у девочки. Она сместилась мне за спину, устроившись на узлах рядом со Смелым и выглядывала из-за плеча.

— Вон тетя Ольга вышла из подъезда, она в больнице работает. Мальчишки бегают из соседнего двора. С удочками. Наверное, на речку пошли.

— К вечернему клеву… — мельком посмотрев на солнце, буркнул я. — Что-то необычное есть?

— Нету, — покачала та головой.

— Сейчас проедем мимо твоего дома, присмотрись, потом встанем в тени тех деревьев и пройдем к вам в комнату. Она заперта была?

— Не знаю, я с речки шла. Увидела, как маму полицаи сажают в телегу, и убежала.

— Полицаи? — нахмурился я, натягивая поводья. — Хм, может быть, и они тут могут поучаствовать. Ладно, идем к вам, посмотрим на месте, что там и как.