"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Лайонс Дженн

И вот что еще.

Я не дам уйти Кэндис с моей судьбой в руках. Годы подавляемой ярости — ярости из-за того, что меня воспринимают как стереотип, будто мой голос ничего не значит, будто все мое существо только и состоит из этих двух слов — «белая баба», — сейчас во мне вскипают и лопаются.

Я в броске хватаю Кэндис за талию. «Атакуйте центр тяжести, — вычитала я как-то в посте на Tumblr. — Если кто-то атакует вас на улице, цельтесь ему в живот и ноги. Выведите их из равновесия, сбейте с ног наземь. После этого сделайте что-нибудь, что причинит боль». Кэндис вряд ли можно назвать двухметровой громилой. Она щупленькая. Азиатские женщины все такие субтильные. Глядя на Афину, я иногда представляла, как кто-нибудь — например, орел — легко подхватывает ее за талию. Они с Кэндис как две фарфоровые куколки — уж так ли трудно их сломать?

Кэндис пронзительно вскрикивает. Мы падаем наземь, сплетаясь конечностями. Что-то хрустит (я надеюсь, что камеры).

— Отвали от меня!

Она метит мне в лицо кулаком. Но удар приходится снизу; у нее нет замаха, поэтому он изначально слаб — костяшки пальцев едва задевают мой подбородок. И все же она сильнее, чем я предполагала. Удержать ее прижатой у меня, пожалуй, не получится. С криком брыкаясь подо мной, Кэндис тычет меня ладонями и локтями во все места, куда только может дотянуться. Я вспоминаю, что при мне швейцарский нож и перцовый баллончик, но сейчас не до них; все, что я могу, — это как-то отбиваться от ударов.

До меня доходит, что мы совсем близко от ступеней. Мы можем обе опрокинуться: или она столкнет меня, или же я…

«Ты что, охренела?» Ведь есть уже такие, кто думает, что это я убила Афину. А если полиция застанет меня у подножия лестницы, над изуродованным телом Кэндис — как я все это объясню?

«Да легко», — тихо шепчет мне вкрадчивый голосок.

Мы вместе делали пробежку. На нас как раз подходящая одежда, убедить будет несложно. Ступеньки были обледенелыми, шел дождь, а Кэндис не смотрела под ноги. Пока сюда едет «скорая», у меня определенно будет время спрятать камеры. Можно зашвырнуть весь этот рюкзак в Потомак, но, чего доброго, найдут. Лучше спрятать его недалеко от Джорджтауна, а потом забрать. Если Кэндис не заговорит, то кто озвучит подозрения?

Да, это пипец. Но расследование убийства я как-нибудь переживу. А вот того, что учудит со мной Кэндис, если уйдет живой, я не переживу точно.

Метания Кэндис становятся слабее. Силы у нее уходят. У меня тоже, но я крупней, тяжелее; мне нужно единственно ее измотать. Я прижимаю ее запястья к земле, придавливаю коленом грудь. Убивать ее мне не хочется. Если удастся просто удержать в неподвижности, а затем снять рюкзак, а затем обыскать ее на предмет всяких скрытых гаджетов — это будет идеальный вариант; в таком случае мы сможем разойтись целыми и невредимыми. Но если нет; если дело дойдет до…

Кэндис с визгом плюет мне в лицо.

— Отвали!

Я не двигаюсь с места.

— Отдай это, — шумно выдыхаю я. — Просто отдай, и все. И тогда я…

— Ты гребаная сука!

Крутнувшись, она кусает меня за запястье. Боль пронзает руку. Я отшатываюсь, потрясенная. Она пустила кровь — о черт, она у нее на зубах, на всей моей руке. Кэндис дергается еще раз. Мои колени соскальзывают с ее груди. Она вырывается, сжимается пружиной и бьет мне ногой в живот.

Нога лупит с силой гораздо большей, чем я себе представляла в таком компактном теле. Это не столько больно, сколько оглушительно — удар вышибает из моих легких остаток воздуха. Я отшатываюсь, размахивая руками для равновесия, но земли, которая, мне казалось, у меня за спиной, там нет.

Один пустой воздух.

24

Врачи отпускают меня из больницы через четыре дня, после того как мои ключица и лодыжка благополучно вправлены и я показываю, что могу залезать и вылезать из машины без посторонней помощи. Операция мне вроде бы не понадобится, но в больнице настаивают, чтобы я через две недели показалась, удостовериться, что мое сотрясение прошло само по себе. Все это дело даже со страховкой обходится мне в тысячи долларов — хотя, наверное, надо сказать спасибо, что я еще легко отделалась.

Когда я очнулась, никакой полиции возле моей кровати не дежурило. Не было ни следователей, ни журналистов. Мне сказали, что я поскользнулась во время пробежки. Нашел меня и вызвал «скорую» анонимный добрый самаритянин, воспользовавшись для этого моим телефоном, но когда она приехала к месту, его там уже не было.

Кэндис разыграла все безупречно. Любое обвинение, которое я могу выдвинуть, окажется совершенно беспочвенным. Со стороны мы с ней почти незнакомы. Последний обмен по имэйлу был у нас бог весть когда. Ее номера у меня нет даже в телефоне. Нет никаких оснований подозревать интриги — какой здесь может быть мотив? Уже несколько дней бушует непогода; дождь смоет все отпечатки, все доказательства работы ее камер. Даже если я смогу каким-то образом доказать, что Кэндис в ту ночь была на лестнице, все это превратится в пустые дебаты, которые к тому же обойдутся нам обеим в нехилые судебные издержки. Более того, на Кэндис ведь тоже наверняка остались синяки, которые она, без сомнения, уже приукрасила и задокументировала. Нет никакой гарантии, что иск я выиграю.

Нет. Что бы ни происходило сейчас, это произойдет в сфере популярного повествования.

Сидя в «убере» на пути домой, я ищу имя Кэндис — что, собственно, делаю каждые несколько часов с того момента, как очнулась. Видимо, это всего лишь вопрос времени. Хочется увидеть эту новость в тот самый момент, как она появится. На сей раз заголовок, которого я жду, стоит в самом топе поисковика. Вот он, в свежайшем — еще пар идет — интервью New York Times: «ПРИЗНАНИЕ ВСЕЙ ЖИЗНИ: БЫВШАЯ РЕДАКТОР КЭНДИС ЛИ ОБ АФИНЕ ЛЮ И ДЖУНИПЕР СОНГ-ХЭЙВОРД».

Впечатляет, реально впечатляет. Оставляя в стороне даже то, что Кэндис повысила себя в должности с помощницы до редактора, тиснуть статью в New York Times всего за четыре дня — это большое достижение, особенно если речь о какой-то там литературной грызне, канувшей из новостного пространства уже несколько месяцев назад. Даже Адель Спаркс-Сато никогда не удавалось публиковать свою, с позволения сказать, «аналитику» в NYT; она никогда не поднималась выше Vox, Slate или, прости господи, Reductress.

Однако Кэндис располагала тем, чего не было ни у кого другого. У нее были записи. В последнем абзаце, в самом низу интервью, упоминается, что сейчас Кэндис работает над мемуарами обо всем этом деле. Ну конечно, ясен пень. К работе она еще только приступила, но уже сообщается, что «несколько издательств очень заинтересованы» в приобретении ее рукописи. В списке издателей значится и Eden, который уже вышел на агента Кэндис. В последних строках цитата от самой Даниэлы: «Конечно же, мы бы хотели посотрудничать с мисс Ли. Это будет идеальным способом загладить провинность, которую мы допустили в этой трагедии, о чем глубоко сожалеем».

Что ж, на этом мне и конец.

Я превозмогаю одну неделю, затем другую на обезболивающем и снотворном. Сознание для меня бремя. Просыпаюсь я только затем, чтобы поесть. Вкуса еды во рту не чувствуется. Питаюсь я только сэндвичами с арахисовым маслом, а затем и масло перестает заботить. Мои волосы растрепаны и засалены, но сама мысль о том, чтобы их вымыть, для меня несносна. Я принуждаю себя делать элементарные вещи для выживания, но нет никаких целей, никаких стремлений или ориентиров, кроме того, чтобы шагать вниз по унылой прогрессии линейного времени. Видимо, это и есть то, что Агамбен[1099] называл «голой жизнью».

Весть о происшествии со мной, должно быть, разошлась по Сети. Мне присылает эсэмэску Марни: «Хотела проверить, как твои дела. Слышала о несчастном случае — ты в порядке?» Я расцениваю это как попытку успокоить совесть на случай, если я умру. СМС я оставляю без ответа.