"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Лайонс Дженн

Свой период онлайн-нападок пережила даже Афина, хотя, конкретно в ее случае, не совершала ничего дурного. Пару лет назад она отреагировала в Twitter на бесспорно вопиющую тему о росте преступлений на почве ненависти против американцев азиатского происхождения. «Я еще никогда так не нервничала, находясь в своей собственной шкуре, — сказала она. — У меня сегодня явственное ощущение, что эта страна мне не принадлежит». Слова звучали с эдакой слащавой самовлюбленностью, но не важно: они исходили от сердца, и, безусловно, нельзя хейтить того, кто боится нападений на улице.

И вот какой-то анонимный аккаунт с эмодзи китайского флажка в био задал ей вопрос: «Если тебя так колышут азиаты, почему ты встречаешься с белым?»

Не знаю, зачем Афина отреагировала. Заставить тролля угомониться — дело заведомо безнадежное. Но настрой у нее, видимо, был боевой, поэтому она отписалась: «С кем я встречаюсь, не имеет никакого отношения к политике. Или вам в принципе ненавистны межрасовые пары? Мы вообще в каком году живем? Просто не верится, что в 2018-м».

И тогда на нее, как сквозь шлюзы, хлынул поток хейтерских фекалий. Кое-какие из них Афина показала мне в кафе, где мы встретились на той неделе. Мерзость редкостная:

«Заткнись и насасывай белый член».

«WAMFы[1072] противоестественны. От них рождаются Эллиоты Роджеры. Хочешь, чтобы я пришел и застрелил тебя как Эллиот Роджер?[1073]»

«Белый никогда тебя не полюбит, милашка — каким местом ни подставляйся».

«Не смей говорить от имени азиатов! Ты потеряла это право, как только дала белому мужику колонизировать твою пелотку».

К тому времени, как Афина сделала свой аккаунт закрытым, «амры»[1074] (как она их называла) уже вычислили ее писательскую веб-страницу и электронный адрес. Ей начали поступать угрозы расправы.

Скриншоты изначальной перепалки в Twitter перекочевали на Reddit, где основная ветка в конечном итоге выросла в тысячу с лишним постов, многие из которых включали скриншоты фотографий Афины и ее тогдашнего бойфренда Джеффа, перекачанные с их аккаунтов в Instagram и с пометками типа «ПРЕДАТЕЛЬНИЦА РАСЫ» или «Некоторые из азиаток не лояльны к своей расе. Им нужны только белый елдак, белые бабки и белый бэбик. Но когда-нибудь они очнутся и поймут, что „белое превосходство“ их не спасет. Будем надеяться, что наша дурашка это поймет, пока еще не слишком поздно».

Кто-то взломал ее авторский сайт, так что при нажатии на главную страницу все, что представало глазам, — это карикатура азиатки с раскосыми глазами, лежащей в непристойной позе перед толпой пускающих слюни белых жлобов.

«Хочу тебя поддержать, — написала я ей в знак солидарности. — Эти козлы такие придурки».

«Спасибо, — отозвалась Афина. А затем: — Думаю, со мной ничего не сделается. Просто чертовски страшно. Я не чувствую себя в безопасности даже в своем собственном доме».

Тогда я думала, что Афина преувеличивает. Она была мастерица поразыгрывать свой страх ради сочувствия, точно так же как изображала сценки ранимости ради внимания к своей персоне. Что бы там ни было, но интернет всего лишь интернет. Можно подумать, что какой-нибудь задрот с Reddit, живущий в каморке на попечении своей матери, и вправду проделает сотни миль до столицы ради того, чтобы напасть на писательницу возле ее квартиры? Да перестаньте. Тогда мне в голову приходила гаденькая мысль: «А чего б тебе, душечка, просто не отключиться на время от Сети да и жить-поживать в обнимку со своим богатством, красотой и успешностью?»

Но теперь я точно знаю, что Афина имела в виду. От этого так просто не отмахнуться. Ты лишаешься всякого чувства безопасности, потому что в каждый момент — когда ты спишь, или бодрствуешь, или просто выключаешь на несколько минут телефон, чтобы сбегать в душ, — десятки, а может, сотни, а может, и тысячи незнакомцев шуршат снаружи, добывая твою личную информацию, прокрадываются в твою жизнь, ища способы осмеять, унизить или, что еще хуже, подвергнуть тебя опасности. Ты начинаешь сожалеть обо всем, чем когда-то делилась о себе: о каждой фотке, каждом меме, каждом комменте к видео на YouTube, о каждом своем небрежном твите. Потому что тролли их непременно нароют.

Я поудаляла из своего цифрового следа столько, сколько лишь смогла за те первые сутки травли, но машина обратного отсчета все так же крутится. Кто-то высмеивает мой восторженный отзыв 2018 года о «Чудо-женщине»[1075]: «Понятное блин дело — Хэйворд души не чает в россказнях о белых воительницах. Держу пари, что она любит еще и „Цахал“[1076]!» Кто-то отыскивает мое фото со школьного выпускного: «Вот! Это платье — история происхождения змеюки Джунипер Сонг». Кто-то публикует инфу об экзаменационных курсах, где я однажды преподавала: «Родители, если вы пользуетесь этим сервисом, ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ ДЖУНИПЕР СОНГ!» Если бы я уже не уволилась из Veritas, то искренне полагаю, что такие, как она, меня бы оттуда выжили.

«Вам всем нужно выйти на улицу, — печально посоветовал однажды твитерцам один известный писатель. — Подышите свежим воздухом. Twitter — это не реальная жизнь».

Как бы не так. Twitter — жизнь вполне реальная; более того, он реальней реальной жизни, ибо это сфера, где обретается социальная экономика издательской индустрии, у которой нет иной альтернативы. В офлайн все писатели — лишь безликие, гипотетические существа, кропающие словеса автономно друг от друга. Ни к одному из них невозможно заглянуть через плечо. Невозможно сказать, действительно ли они такие лощеные и глянцевые, какими себя выдают. Зато в интернете можно следить за всеми горячими сплетнями, даже если весомости в вас и близко нет на то, чтоб занимать место в зале, где это происходит. В интернете вы можете сказать Стивену Кингу идти лесом. В онлайн можно вычитать, что главная звезда нынешнего литературного сезона на самом деле такая гнида, что все ее опусы можно смело помножить на ноль. Репутации в издательском деле постоянно созидаются и разрушаются как раз в интернете.

Я представляю себе гомон сердитых голосов и толпу, которая тычет пальцами и нависает надо мной, чтобы рвать куски плоти из моего тела, как однажды менады поступили с Орфеем, — пока не останется единственный вопрос, произносимый плотоядным шепотом: «Вы слышали что-нибудь о Джунипер Сонг?» И останутся кружиться лишь бесформенные обрывки слухов, постепенно тускнея и исчезая в сероватой полумгле; кровавые, разлагающиеся клочья моей виртуальной личности — пока не останется ничего, кроме заявления, правдивого или нет, что Джунипер Сонг отменена.

12

Мне хочется одного — залечь под одеяло в спячку на неопределенное время, но на этот месяц у меня есть еще два запланированных мероприятия — посещение со школьниками библиотеки в Вашингтоне и литературный фестиваль в Вирджинии, с панельной дискуссией пишущих на темы Восточной Азии. Был еще обмен имэйлами с одной женщиной из французского посольства, насчет посещения в следующем месяце мемориала КТК в Ньёль-сюр-Мер (встреча приурочена к выходу французского издания «Последнего фронта»). Однако она перестала откликаться на мои имэйлы примерно в то же время, когда клеветническая кампания стала вирусной — что меня, впрочем, устраивает; последнее, чего бы я хотела, — это мариноваться семь часов в самолете только затем, чтобы несносные французы костерили меня в своем лягушатнике. Библиотека и фестиваль, надо сказать, тоже не присылали никаких вестей с тех пор, как стали расползаться слухи, но это может означать и то, что отменять мой визит они не хотят. А отменить его самой может косвенно намекать на признание вины.