Резидент КГБ. Том 1 - Петр Алмазный

работает под началом изменника Родины? Да что у них тут такое творится⁈

Коллега Василий заботливо похлопал меня по спине.

— Что именно тебе известно? — спросил я осипшим голосом.

Вася, кажется, удивился.

— Да то же, что и тебе. Что когда его утвердят в должности резидента, он постепенно притащит сюда других людей. А нас попереводят куда-нибудь, к чертям собачьим. Работать в Дании желающих полно.

Вот он о чём. Ну, это ладно. У меня отлегло от сердца.

Но нужно было повернуть разговор в нужную мне сторону.

— Нет, Вася, я не о том, — сказал я. — Гордиевский предатель. Он работает на англичан.

Вася молчал, наверное, с минуту.

— Откуда информация? — спросил он наконец.

— Из оперативных источников, — расплывчато ответил я.

— А, понятно, — сказал Вася. — От Леонардо, небось. Или от другого такого же пентюха.

Вася не очень доверял способностям майора Смирнова добыть информацию такой значимости. Отчасти он был прав, вербовок кого-то из руководства датской контрразведки или среди английской резидентуры за майором не числилось.

— Там посерьёзней человек, — попытался заверить я.

Получилось неубедительно.

— Тебе сами англичане эту туфту и подбросили, — заявил Вася, — эти такое любят.

Его пальцы сердито забарабанили по столу.

— Да. Или цэрэушники. А ты хаваешь, как толстолобик прикормку. Ещё и со мной притащил поделиться, блин. Нет, Колян, это туфта. Он, Олег наш, знаешь из какой семьи? Отец всю жизнь в НКВД и дальше в МГБ, брат старший тоже из наших, мне говорили, вроде бы нелегалом где-то. Нет, в этом смысле он надёжен.

Вася ненадолго задумался, почесал под носом.

— Вообще это обычная для англо-саксов практика. Сеют, так сказать, недоверие. Я, слышь, когда в Алжире работал…

Тут он запнулся, замолчал. Посмотрел задумчиво на потолок и на стены. В глазах мелькнуло нечто, похожее на внезапное понимание. Он вскочил, поискал что-то на кухонных полках и в серванте. Побежал в коридор, тут же вернулся, неся в руках небольшую книжицу и шариковую ручку.

Книжица оказалась блокнотом для записей. Вася распахнул его и размашисто вывел на чистой странице:

«Ты это для прослушки болтаешь? Операцию, что ли, проводим?»

Передал ручку мне.

«Нет, я серьёзно», — написал я под его каракулями.

«Тогда иди в жопу, легковерная ты дубина», — сделал он новую запись.

Написав это, Вася поднялся и пошаркал к выходу. Он сунул ноги в башмаки, забрал с вешалки пальто и ушёл не прощаясь.

* * *

Утром на работе мы с Васей поздоровались обычным образом и потом общались весь день как ни в чём не бывало. Вася пахнул одеколоном, и о вчерашнем возлиянии средней степени тяжести ничего в его облике не напоминало.

Полдня я провёл за бумажной работой наподобие вчерашней. В обеденный перерыв Гордиевский за пределы посольства не выходил, так что викинг Йенс, дежуривший в своей чёрной машине такси недалеко от ворот, мне не понадобился.

После обеда я отправился в город и занялся делами оперативными. В майорском графике значилась встреча со знакомым журналистом, Мартином Нильсеном, тот представлял одно скромное, но прогрессивное издание. Иногда там печатали материалы, которые готовили советский пресс-атташе или сам майор. Но суть отношений с Мартином заключалась в другом: Мартин подбрасывал свежую информацию о политической и экономической жизни страны. Майор, в свою, очередь, служил для своего собеседника источником интересного из сферы дипломатии и международных отношений. В общем, сотрудничество это было взаимовыгодным.

Дальше я для отвода глаз встретился с ещё одним газетчиком, потом поболтал с весёлым толстяком, ведущим политическую передачу на радиостанции. Дальше в списке была толстая рыжеволосая бабища из международного журнала, от которой пахло кислой капустой и которая разорила советскую резидентуру на целых три недешёвых коктейля. Потом ещё две встречи с не такими колоритными собеседниками.

Покончил с этой обязательной программой я уже ближе к концу рабочего дня. И тогда поспешил в прокат автомобилей. На вечер у меня имелись некоторые планы. Для их осуществления была нужна машина — такая, что не будет меня выдавать, если мне потребуется поколесить за кем-нибудь по городу. Эксплуатировать третий день подряд Йенса было уже неприлично.

Заведующий прокатом, невысокий тип с испитым лицом и хитрыми бегающими глазками, всё пытался втюхать мне что-то из дорогих экземпляров. Такая машина, новенькая и блестящая, наверняка притягивала бы на дороге лишние взгляды. А как раз это было мне категорически не нужно. В конце концов я ткнул пальцем в невзрачный тёмно-синий форд, протянул положенную сумму в кронах и потребовал ключи.

К посольству я подъехал к тому времени, когда народ расходился и разъезжался оттуда по домам. Припарковался в проулке и стал наблюдать.

Люди выходили из ворот. Прошёл к своей машине насупленный Пеняев. Мелькнула среди других посольских работников блондинистая голова Кисляка. Пошагали по тротуару Журавлёв с другим моим соседом по кабинету. Вася и доктор Лапидус вышли за ворота вместе, постояли, о чём-то болтая, попрощались за руку и разошлись.

Объект моего ожидания Олег Гордиевский показался только через час. Понятно, подумал я со злостью, уходит с работы позже всех, как примерный руководитель. А сам переснимает там на микрокамеру «Минокс» секретные документы советской разведки для своих английских хозяев. Хорошо пристроился, сволочь. И за руку не поймаешь, запирать кабинет он при этом наверняка не забывает.

Остаётся только — вот, следить.

Во всяком случае, я точно знал, что его встречи с английским куратором — неоспоримый факт. Буду следить. Рано или поздно я застигну его на месте преступления, скручу и выбью признание. Чистосердечным оно не выйдет, потому что сердце у предателя грязное и гнилое. Но коллеги здесь и начальство в Москве, думаю, примут это признание во внимание, каким бы оно ни было.

Гордиевский уселся в свой Ситроен и выехал на дорогу. Отпустив его подальше, я двинулся следом.

Шанс на то, что объект моей слежки прямиком с работы отправится на встречу с английскими разведчиками, был не велик. Этого и не случилось. Поездка по городским улицам длилась недолго, и приехали в знакомые места — туда, где мы проживали в соседних