Не тот год III - Михаил Владимирович Баковец

Я пропустил Машу впереди себя. Пройдя через сени, мы оказались в просторной горнице с четырьмя небольшими окошками в двух стенах и с небольшой печкой в углу. Потолок оказался низковат. Чуть-чуть больше двух метров. После улицы внутри показалось очень жарко.

— Есть у тебя тут кто? — произнёс я в спину хозяйке дома, переступив порог.

— Одна я, — откликнулась та, не оборачиваясь.

— А там что? — кивнул я на цветастую шторку, которая загораживала проход в соседнюю комнату.

— Сплю я там. Хочешь обыскать? — она с вызовом посмотрела на меня. Всё ещё продолжала проверять меня, ловить на словах, на действиях, прокачивая и ища подвох. А тот она чуяла всем своим немалым опытом уркаганской марухи. Я это прекрасно видел.

— Обыскивают сама знаешь кто, — ответил ей жёстким взглядом. — А я просто интерес имею. Ты, — я посмотрел на Лисичкину, — глянь.

Девушка вся сжалась и, не смотря на Адельку, просеменила до шторки. Взявшись за неё, она на пару секунд замерла, а потом отдёрнула в сторону ткань.

— Здесь никого нет. Тут кровати только, — дрожащим голоском сообщила она мне.

Хозяйка дома посмотрела на девушку таким взглядом, что мне мгновенно стала известна та участь, которую уже выписала она Маше. Даже будь я одним из представителей воровской среды бывшей подручной бандитов не простят того, что она переметнулась на мою сторону. Даже вот в такой малости.

— Садись, — Аделина указала на стол, застеленный белой скатертью с едва заметными застиранными пятнами. — Сейчас чего-нибудь соображу. Самогон будешь? Или наливку яблочную?

— Подожду честную компанию и со всеми разговеюсь. А то невежливо гостю усаживаться за стол раньше хозяев, — отказался я.

— Как хочешь. А вот я себя побалую рюмашкой.

Я внимательно следил за женщиной, краем глаза наблюдал за девушкой и старался контролировать комнату и выход. Хозяйке дома было проще. Она тут всё знала и ей нужно было глядеть только за мной. На всякий случай я решил продемонстрировать ей оружие. Расстегнув пальто и пиджак, я достал из кармана «маузер» и сунул его за ремень брюк.

— А что это ты со шпаллером в гости заявился? — немедленно встала в позу Аделька.

— А я с ним даже в уборную хожу и сплю с ним под подушкой. Такая вот у меня любовь к этой забавной вещицы, — парировал. — Без неё, как без рук.

Женщина не стала ничего отвечать. Она отвернулась к печи и загромыхала там крышками на двух чугунках, торчащих наполовину из «гнёзд» в чугунной варочной плите. Потом присела на корточки, открыла печную дверцу, сунула руку в тёмную щель у самого пола, из которой выглядывали поленья. А через секунду резко развернулась в мою сторону, встав на одно колено и вскинув руку, где уже блестел воронённый ТТ. Пистолет Аделька выдернула из той самой щели под печью, где хранились дрова. А ещё она оказалась невероятно ловкой и меткой.

Бах! Бах!

Но я уже в это время падал с табурета на пол, в попытке уйти от пуль. Заговор заговором, но до его срабатывания лучше не доводить. Он забирает годы жизни, вернуть которые не просто. И чем рана тяжелее, тем больше будущей жизни я потеряю.

Оказавшись на полу, я зацепил правой стопой табурет и швырнул его в коварную хозяйку дома. После чего кувыркнулся в её сторону. Предмет мебели вышиб «токарев» из женской руки. Та от боли вскрикнула и на какие-то секунды потеряла концентрацию на мне. А потом стало поздно. Я добрался до неё и ударом вышиб дух, оставаясь всё ещё на полу. С глухим стуком голова Адельки соприкоснулась с печной стенкой, едва избежав встречи с полуоткрытой чугунной дверцей. Приложись она о её уголок, то дому пришлось бы искать нового хозяина.

Мне её было нисколько не жаль. Но со смертью женщины пришлось бы пересмотреть свои планы. И их результативность оказалась бы под вопросом.

— Гадина, — сквозь зубы выругался я, быстро поднимаясь на ноги. Бросил беглый взгляд в сторону Лисичкиной. Та съёжилась на лавке в углу, обхватив голову руками. Аделька валялась без чувств. И только после этого я взялся осматривать себя. Обнаружив дырку от пули в пальто, я вновь выругался. — Вот же сука!

Найдя верёвку, я связал женщине руки за спиной, оттащил от печи и прислонил спиной к стене под одним из окон. После этого зачерпнул тёмно-зелёной кружкой воды из большого эмалированного ведра с крышкой и плеснул ей в лицо.

— М-м-м, — глухо промычала она и разлепила веки. Через пару секунд расплывчатый взгляд женщины стал осмысленным.

— Ты мне пальто испортила, — я откинул полу в сторону и просунул палец в пулевое отверстие.

— Жаль, что не тебя, — ощерилась та.

— Я заговорённый, Аделька, — подмигнул я женщине. — Не в твоей руке моя смерть.

— Сколько раз я такое слышала — не сосчитать. А потом этих говорунов собаки весной в сугробах глодали, — высказала она мне.

— Я не они, Аделька. Скоро ты в этом убедишься, а пока кое-что мне скажи…

Прервав меня на середине фразы, бандитка плюнула мне в лицо. Точнее метилась в лицо, но я отклонил голову и плевок пролетел мимо. Только пара крошечных капелек слюны попали на шею. В ответ я ударил её в грудь. Женщин бить нельзя. Но передо мной была тварь, потерявшая человеческий облик. На таких у меня и рука не дрогнет, если понадобиться пустить пулю в лоб. Я растерял весь гуманизм и вбитые правила «на женщину руку не поднимать» на СВО, когда с украинскими «ведьмами» не раз встречался и видел результат их «работы». По слухам, в Чечне приснопамятные «Белые колготки» меньше жестокостей натворили, чем нацистки-украинки и наёмницы из других стран. В плен таких, если попадались на нашем участке, брали только ради красивого репортажа. Что с ними потом было я не знал.

А ещё я соглашусь с тем, что моя профдеформация зашла слишком далеко. Что вижу для себя цель в том чтобы карать преступников, кем бы те не являлись, причем не взирая на меры. Но иначе просто не могу.

— Кха-кха, — задохнулась и потом закашлялась Аделька. — Слабовато бьёшь, мазурик. Или легавый? Что-то не пойму я какой масти ты будешь.

Собственно, можно было и не бить в ответ за её выходку. Но этот спектакль был не для неё. За нами со страхом наблюдала Лисичкина, съёжившаяся в углу. Девушка попала в банду под действием страха. Сейчас она была мне нужна. И чтобы не подвела, Маша должна бояться меня больше, чем своих подельников.

— Той самой, которая не твоя, — ответил ей