Варяг I (СИ) - Иван Ладыгин

— Наливай. И себе тоже. Теперь можешь.

Этот жест был деловым и расчетливым. Явно не дружеским… Но я налил. Эль был густой, горьковатый, с хвойным привкусом.

— Теперь слушай, — его слова оцарапали мозг, как клинок — мягкое дерево. — Ошейник снят. Но цепь осталась. Ты не вещь. Но ты еще не равный. Понял?

Я кивнул, отхлебнул из кружки. Ждал. В голове крутились обрывки знаний о скандинавском праве.

— Права есть, — продолжил он. — Оружие носить можешь. Полное. Но не меч конунга. Сакс, топор, копье, лук — это твоё. Носи. Но помни — если поднимешь сталь на свободного без причины, твоя жизнь станет дешевле мышиной. Имущество можешь иметь. Добычу, скот, подарки. Слово на тинге сказать тоже можешь. Но вес его будет, как у щенка против взрослого волка. Меньше, чем у бонда, свободного хуторянина. Сделки перед тобой тоже открываются. Но с моего слова и при двух свидетелях. Понял?

— Понял, — хрипло ответил я.

— Что до обязанностей… Будешь ходить со мной в походы на регулярной основе. Также не забывай и про работу в усадьбе. Будешь делать то, что я скажу или Ингвильд — моя супруга. Твоя цена теперь — двадцать серебряных. Таков вергельд. Против пятидесяти у свободного бонда. И против пяти у раба. Коль убьешь кого — я буду платить выкуп их родичам. Значит, твой долг по отношению ко мне вырастет. Ясно?

— Ясно.

Он пристально посмотрел на меня, потом усмехнулся.

— Ты не раб. Ты — мои вложения. И причем — дорогие. И я жду возврата.

Я отпил еще глоток. Мозг уже перерабатывал информацию, раскладывая все по полочкам.

— А наследование? Если я паду, не оставив наследника по крови? Мое имущество отойдет твоим сыновьям? Или может быть передано тому, кто поднимет мое оружие и принесет клятву продолжить мой род?

Бьёрн замер. Его глаза сузились.

— Откуда ты знаешь про обычай поднятия оружия?

— Слухи, — соврал я. — От купцов. А долги? Если я буду должен кому-то, кроме тебя? Скажем, купцу из других земель. Его иск будет направлен ко мне? Или к тебе, как к моему покровителю?

— Ко мне, — отрезал Бьёрн. — Потом я с тебя взыщу. Втройне.

— А если я совершу проступок? Не убийство, а… нанесу обиду. Оскорблю жену бонда. Мой штраф, вергельд за бесчестье, будет таким же, как у свободного? Или как у раба?

— Посередине, — сказал Бьёрн после паузы. Его взгляд стал тяжелым, изучающим. — Половина вергельда свободного. Но за твою долю заплачу опять же я. Так что следи за языком.

— А суд? — не отступал я. — Если меня обвинят в воровстве или в чем-то ином. Кто будет судить? Ты один? Или будет собрание двенадцати полноправных бондов? Имею ли я право на защиту? Или мое слово против слова свободного ничего не стоит?

Бьёрн отставил свою кружку в сторону. Он облокотился на стол, и его лицо оказалось совсем близко от моего.

— Ты кто такой? — тихо спросил он. — Откуда у бывшего трэлла такие мысли? Ты рассуждаешь, как скряга-ботландец, считающий каждую монету в чужом кошельке, или как законотворец из Ледебю. Это полезно. И опасно. Очень опасно.

— Я мыслю как человек, который хочет понять правила игры, прежде чем сделать ход, — так же тихо ответил я.

Бьёрн откинулся назад. На его лице промелькнуло нечто, что я бы назвал уважением.

— Правила просты. Я — твое правило. Пока что. Запомни это.

Он отпил из своей кружки, повернулся к карте. Разговор был окончен. Я вышел, чувствуя тяжесть нового статуса. Он был немногим легче ошейника, но теперь эта цепь была сплетена из закона, долга и расчета. И это было куда прочнее железа.

На следующее утро я пришел в кузницу. Мне захотелось внести новые изменения в «сердце Буяна». От быстрого и качественного производства оружия зависела не только моя жизнь, но и моих новых соплеменников.

Хотя чего греха таить? Я просто хотел закрепить репутацию и заиметь дружбу с местным Велундом.

В голове покоились чертежи, которые я когда-то видел в учебниках по истории техники. Теперь им предстояло воплотиться в дереве и железе.

Торгрим, могучий кузнец с закопченным лицом, смотрел на мои каракули, начертанные углем на плоской дощечке. Он скептически хмурил лохматые брови.

— И это заставит молот работать без меня? Опять колдовство?

— Не без тебя и не колдовство, — поправил я, тыча пальцем в схему. — Ногой. Видишь? Здесь педаль. Нажимаешь — рычаг идет вниз. А этот противовес на конце — он поднимает молот. Отпускаешь педаль — молот падает. Сила — в ноге. Вторая рука свободна — держи поковку клещами крепче. Не нужно размахивать, сбивая дыхание. Точность будет выше. И сил меньше уйдет. Втрое. Если не вчетверо!

Мы не ограничились только рисунками. Я порылся в куче железяк и нашел старый, но прочный лом — будущую ось. Подобрал плоский камень для противовеса. Вместе с Торгримом мы вытесали из крепкого дуба саму педаль и длинное коромысло-рычаг. Мысли из будущего обретали плоть здесь и сейчас, в жарком пространстве кузницы, под аккомпанемент нашего тяжелого дыхания и шипения углей.

Подмастерья посмеивались в углу, глядя на наши мучения.

— Смотри-ка, скальд в кузнецы подался! — крикнул один.

— Пытается молот заставить плясать, будто Тор!

Первые попытки были неуклюжими. Дерево скрипело, соединения люфтили. Молот поднимался криво и заваливался набок.

Но потом… Потом Торгрим, ворча, с силой нажал ногой на педаль. Механизм скрипнул, но выдержал. Рычаг качнулся, тяжелый молот плавно, почти торжественно взмыл вверх, замер на мгновение в верхней точке и с глухим, идеально точным и мощным ударом обрушился на поковку, зажатую в его второй руке. Идеально по центру.

В кузнице воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь шипением раскаленного металла и треском углей. Даже насмешники замолчали, разинув рты. Было видно, как у одного из них непроизвольно дернулся глаз.

Торгрим выпрямился, вытер пот со лба грязной рукой. Он посмотрел на молот, замерший в готовности для следующего удара, потом на меня. В его глазах было нечто большее, чем удивление. Было понимание.

— Я двадцать лет молотом махаю, — проговорил он хрипло. — Считал, сила только в мышцах и выносливости. А ты… ты показал, что сила — в голове. Это опасное знание, мальчик. Очень опасное.

Потом он молча подошел к