Месяц светит по просьбе сердца моего - Пим Вантэчават

― Ну, о чем ты мне еще не говорил.

Томми возмущенно качает головой. Но в конце концов все же рассказывает.

Он рассказывает ей о Пегги ― о том, что не мог рассказать никому другому.

Например:

какая она красивая,

как она пишет,

какая остроумная,

как с ней можно просто молчать и при этом чувствовать, будто оба произнесли тысячу слов,

как рядом с ней все иначе и по-настоящему.

Она не такая, как все, кого он встречал.

― Даже я? ― шутливо спрашивает Кристелль.

― Ты мой друг, ― улыбается он. ― Это другое.

Кристелль качает головой и смеется.

― В этом весь ты.

― В чем весь я?

― В том, что полюбил девушку из прошлого.

Томми поспешно поправляет ее:

― Это не любовь.

― Разве одержимость не часть любви?

― Это и не одержимость.

Она криво улыбается.

― Как скажешь. ― Она отпивает еще глоток из его бутылки. ― Интересно, жива ли она еще. Сколько ей сейчас должно быть?

Томми меняется в лице.

― Я думал об этом.

― И?

― И… ― Он рассеянно чешет подбородок, отбирает у Кристелль пиво и делает глоток. ― Решил, что не хочу знать.

― Почему?

― Просто не хочу.

― Томми, ты думал, что со всем этим будет дальше?

― Нет, ― совершенно искренне говорит он. ― Поэтому и сказал, что не хочу знать.

Томми все ждет, когда Кристелль спросит, может ли он взять ее с собой в какое-нибудь путешествие. Но, к его удивлению, она не спрашивает. И он уже понял, что не стоит задавать ей вопросы о дяде и тете ― таких же, как он. Это одна из тех вещей, которыми его лучшая подруга не хочет с ним делиться. Но он слишком горд, чтобы признать, что его это ранит, и делает вид, будто это лишь один из «закидонов» Кристелль ― как, например, то, что она держит палочки как карандаш и никогда не выкладывает в соцсети свои фотографии.

И снова отец оказался прав: другие люди при всем желании не способны по-настоящему понять жизнь путешественника во времени. Их дар влечет за собой одиночество. Но крайне важно, говорил Джошуа, никогда не забывать о том, какое это благо.

Мэй появляется в жизни Томми через пару недель после того, как он рассказывает Кристелль о Пегги.

Впервые он услышал о ней от бабушки Кэрол: «Одна моя подруга из книжного клуба вернулась в Гонконг. Ее внучка приезжает сюда учить английский. Я сказала ей, что ты поможешь девочке устроиться. Найди время, чтобы с ней встретиться. Своди куда-нибудь. Угости ужином. Покажи город. Таким, как мы, нужно помогать друг другу».

Слово бабушки, как и почти все в их доме, ― закон, и вот Томми уже сидит в кафе в центре Лондона с молодой девушкой, которая то и дело краснеет и отводит взгляд.

Мэй переезжает в Лондон одна в девятнадцать лет с кругленькой суммой на счету, которую перевели ей родители.

Она переезжает с неплохим английским, двумя чемоданами, дорожной сумкой, содержащей шесть пар обуви и три сумочки, и намерением стать кем-то в стране, о которой грезила с подросткового возраста.

Мэй никогда не была общительной. Пока она росла, ее лучшими друзьями были книги ― истории, уносившие ее из обыденной жизни, которую она вела с родителями и успешной, вечно пекущейся о ней старшей сестрой. Она давно пришла к выводу, что действие самых интересных книг происходит в Англии. В этой стране ее восхищает все. Даже климат, история, уникальные идиомы из речи героев книг, которые она читает, или фильмов и сериалов, которые смотрит.

Когда Мэй окончила школу, мать предложила ей пожить год в Лондоне, подучить английский, и Мэй решила, что это судьба. Она спланировала маршрут до мелочей, собрала чемоданы и сказала семье, что вернется через год и что беспокоиться о ней не стоит.

Ее старшая сестра Энн, которая недавно получила диплом MBA и выгодное предложение о работе, сгребла Мэй в крепкие объятия в аэропорту и сказала: «Надеюсь, ты отлично проведешь время, а когда вернешься, наконец будешь готова начать взрослую жизнь».

Родители с жаром закивали, и Мэй решила оставить слова сестры без ответа. Семья точно не поймет, если она скажет, что взрослая жизнь ― последнее, чего ей бы хотелось. Жизнь сестры уже предопределена: солидные степени, высокооплачиваемая работа, богатый муж, дети. Но с тех пор как Мэй познакомилась с теми книгами и начала мечтать о неизведанных водах, она знала, что ей уготовано другое будущее. Это уж точно.

Мэй встречается с Томми, чтобы не обидеть бабушку. И отчасти ― от одиночества.

Спустя пару дней после того, как ее самолет приземлился, он находит ее в соцсетях, отправляет запрос в друзья и тут же присылает сообщение. Она открывает фотографию в его профиле и думает: симпатичный. Тут не поспоришь. И это ее пугает. И немало. Но что-то заставляет ее ответить: да, конечно, она так благодарна ему за помощь, и да, пожалуй, им стоит встретиться.

Она специально приходит на пару минут позже, чтобы рассмотреть его с улицы.

Он сидит за столом, ерзая на месте, взгляд мечется от телефона к меню, к часам, к какому-то невидимому ей предмету в углу комнаты. Он даже красивее, чем на фотографиях.

Она толкает дверь и входит, опустив голову.

Томми решает, что она хорошенькая. Стройная, с мягкими чертами лица и угловатыми скулами. Длинные черные волосы до талии ― гладкие и блестящие ― четко разделены прямым пробором. Руки ― одна лежит на колене, а другой она болтает ложкой в чашке ― очень мягкие на вид. Она неплохо поддерживает разговор. Она не Пегги. Пегги ― целеустремленная, прямолинейная, решительная. Но в Мэй есть тихая, мягкая чувствительность, которая его подкупает.

С момента их встречи она постоянно смущается, и ее неловкий, стыдливый смех звенит как колокольчик.

― У тебя и так хороший английский, ― говорит он ей.

Она краснеет, и ему вдруг хочется быть к ней как можно добрее. Это чувство его удивляет.

Избегая его взгляда и неловко улыбаясь, она бормочет:

― Спасибо большое, но… но… не думаю, что он так уж хорош.

― Ты волновалась, когда переезжала?

― Немного, ― признается она. ― Мне страшно, потому что я здесь никого не знаю.

― Постарайся не слишком волноваться, ― мягко говорит он ей. ― У