Ее превосходительство адмирал Браге - Макс Мах

пошло, природный аристократ – посадник древнего новгородского рода, и денег предполагает заработать быстро и много, о чем, между прочим, Настя была хорошо осведомлена, поскольку эти свои планы он с ней обсуждал в открытую, не рассказывая лишь о том, откуда берутся его идеи. Тогда что? Любовь? Но любовь к полковнику Селифонтову казалась Виктору полным нонсенсом. Больше всего в этой истории его обижало как раз то, что Настя спала с ним практически до самого последнего момента. И более того, судя по всему, не собиралась прекращать отношений даже после того, как станет боярыней Селифонтовой. Однако дело даже не в этом. Она сообщила о том, что выходит замуж буквально за неделю до венчания, а ведь такие дела не в один день решаются, и получалось, что она Виктора обманывала, скрывая от него правду, в течение как минимум двух-трех месяцев.

В общем, расстались они по видимости мирно, но Виктор свою позицию при этом обозначил более чем решительно: «Умерла так умерла!» Встретились, переговорили коротко, Виктор пожелал девушке счастья и в тот же день уехал из Новгорода. Однако отправился он не в Ниен, как планировал прежде, а в Псков, куда поехал по мгновенной прихоти, и поступил там в Академию аэронавтики, причем сразу на два факультета – на пилотажный, и на инженерный. Добиться этого оказалось непросто, тем более что для пилотажного направления у Виктора не было ни подходящих рекомендаций, ни патента пилота легких машин. Но тут уж ему помогло знакомство с адмиралами Браге и Кенигом. Елизавета Аркадиевна, симпатизировавшая «талантливому юноше» практически с самого их знакомства два года назад, приехала по такому случаю в Псков и лично продавила необычное решение своего протеже силой своего же немереного авторитета. Помог, разумеется, и адмирал Кениг, задействовавший свои особые связи в адмиралтействе, где он занимал должность директора отдела документации при набольшем боярине, а это, как догадывался Виктор, был обычный эвфемизм, обозначающий бойцов невидимого фронта и лиц, приравненных по статусу к этим самым шпионам и прознатчикам.

В результате Виктор стал-таки инженером, хотя формально носил все-таки знаки различия флотского пилота. Пилотом он на самом деле и был – военным пилотом-инженером – испытателем воздухоплавательных машин.

Глава 3

1. Псков

Сентябрь, 1950

Атакующие «Кочи» 5-й серии давно уже не в строю. Старая машина со множеством недостатков. Аэродинамика ни к черту – тупорылый штурмовик, с толкающим трёхлопастным винтом за спиной и дурацким прямоугольным оперением – вооружение, допустим, неплохое, но это только если выходить один на один с таким же легковесом, как он сам, а с фрегатом или крейсером в одиночку уже никак не справиться, хотя случалось и такое. Ну и скорость. Мало того что коч похож на бочку с пропеллером, так еще и машина у него маломощная[45]. Эти штурмовики выдают максимум триста восемьдесят километров в час и при крутом пикировании могут потерять обшивку, потому что не предназначены для больших скоростей. И тем не менее коч – это настоящий боевой самолет или, по современной классификации, ударный истребитель-штурмовик. И, подняв его в воздух, Ара почувствовала себя настоящим авиатором. Все-таки коч – не автожир и не геликоптер и уж точно, что не планер. Коч – это коч!

Конечно, Аре хотелось бы полетать на «коче» 11-й серии, которыми укомплектованы полки, базирующиеся на авиаматки, или на «гридне»-перехватчике с тянущим двухлопастным винтом. Вот где настоящая скорость, вот где драйв. От шестисот до семисот километров в час в зависимости от конфигурации. Да бог с ними с ударными истребителями-штурмовиками, сейчас Ара согласилась бы и на торпедоносец – «струг» или «лóдью» продвинутых моделей. Пятьсот пятьдесят километров в час на форсаже – тоже не фунт изюма. Но на данный момент ничего кроме старого коча пилотировать ей никто не доверит. Спасибо еще, что практически сразу пересадили со спарки на настоящую учебно-боевую машину. К слову сказать, такое счастье привалило только Аре и двум ее сокурсникам: Леше Аникееву и Мише Кону. А получилось это так.

Едва она успела посадить свой коч на аэрополе – в тот самый первый день полетов, – как ее тут же взяли в оборот инструктор, летавший с ней на спарке, начальник летной практики и командир учебной роты.

– Чудес на свете не бывает, – упредил любые ее возражения лейтенант Вяземский. – Взлет с «подскоком Гущина» – это стиль палубной авиации. Посадка с изменением шага винта оттуда же.

– В небе держится уверенно, – добавил свои две копейки инструктор. – Коробочку прошла, как два пальца об… асфальт. Высота, скорость, мощность машины – все, согласно инструкции и без обычного для малолеток курсантского мандража.

– Значит, машину знаете, – подвел итог командир роты. – Летали. Вопрос, где?

– На аэрополе Коржа-Испытательный, – признала Ара.

Ей было стыдно, что она так запросто – и, в сущности, из одной своей немереной гордыни – слила всю свою хитрожопую легенду.

– Кто же вас допустил в запретную зону? – удивился лейтенант Вяземский.

– Я там выросла, – тяжело вздохнула Ара, решившая, что будет врать до последней возможности. – Я из Устья-Вологодского, на аэрополе к отцу на велике ездила. Ну, и пилоты меня с детства знали. Шеф-пилот Скурихин с отцом, бывало, водку пил.

– А отец у нас кто? – задал закономерный вопрос командир учебной роты лейтенант Колдузов.

– Инженер.

– Понятно.

«Что бы ты понимал!» – усмехнулась мысленно Ара, уловившая, что «вроде бы пронесло».

Ее отец действительно имел инженерный диплом. В свое время закончил в Ниене Технологический институт. И про место проживания не соврала. Дом Авенира Никифоровича Кокорева – хозяина огромной индустриальной империи, которому, собственно, и принадлежали Вологодские авиастроительные заводы, – и в самом деле, располагался в Устье-Вологодском, как раз на краю полуострова, образованного извивом рек Сухона и Вологда. Красивое место – вода, леса, заливные луга за плесом, – и Ара действительно с семи лет гоняла на велосипеде по всей округе. Правда, о том, что ее сопровождает негласная охрана, она тогда не знала.

– Так вы, курсант Бекетова, значит, уже летали на коче? – уточнил лейтенант Вяземский.

– На спарке шестой и девятой серий. Одну меня, разумеется, не выпускали, – почти честно доложила начальству Ара, – но на спарке я без малого сорок часов налетала.

Вот об этом ее отец не знал. Это была тайна, покрытая мраком, строго конфиденциально между шеф-пилотом испытателей Скурихиным и Варварой Авенировной Кокоревой.

– Вообще-то, противозаконно… – раздумчиво протянул лейтенант Колдузов.

– Да будет тебе, Василий Кузьмич! – отмахнулся от приятеля лейтенант Вяземский. – Законно или нет, но это не у нас случилось, не нам и головная боль прописана.