Джони, оу-е! Или назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

сто девяносто, мам. И знаешь, что, давай положим их в одно укромное место.

— Какое?

— Пошли, покажу.

Мы прошли в нашу комнату. Я прикрыл дверь и показал на приготовленный мной заранее карман в моём диване. Прямо у моего изголовья со стороны стены.

— Ты хочешь их хранить у себя? — обиделась мать.

Она хранила деньги в секретере, и мы знали это. Сашка иногда пользовался забывчивостью матери и это знал я. Женьке не нравилось, когда мать в задумчивости стояла перед открытой дверкой секретера. Сашка знал о возможном пополнении семейного бюджета, а потому, от греха подальше, я решил перестраховаться.

— Мамуль, это твой дом и где бы мы ни положили деньги, если ты их можешь в любой момент взять, то это — твои деньги. Я обещаю, что я их точно не трону. Ты же видишь, что я и на футболках зарабатываю?

— Вижу. Как ты меня назвал?

— Мамуля?

— Красиво звучит, — женщина грустно улыбнулась.

Было видно, что мои слова её успокоили.

— Ну и хорошо. Ложимся.

— Почему задержался?

— Поиграл немножко на гитаре и сам послушал, как играют. Учиться же надо, а где можно гитару послушать? Только на танцах.

— Сам-то не танцевал? — улыбнулась мама.

— Вот ещё!

— Там девочки…

— Хм! Девочки! Нам таких девочек ещё рано, э-э-э, танцевать.

Мать засмеялась.

— Иди, поешь. Я мясо с баклажанами потушила.

А я и забыл, что голодный! От мысленной картинки мяса с баклажанами у меня потекли обильные слюни. Метнулся в ванную, помыл руки и в десять минут доел оставшийся продукт. Мяса это наша надежда и опора. Организм надо питать животным белком и витаминами.

— Хочу, чтобы на мне скорее наросло мясо, — взмолился я, откидываясь на постели.

Всё тело болело так, словно меня били палками. Сон напал на меня сразу, ударив мешком со сновидениями, в которых вокруг меня кружились и смеялись девочки. Они звали меня: «Джони! Джони! Джони!», а я им отвечал: Оу, е-е-е!

Проснувшись среди ночи от сильной поллюции, я выматерился, достал чистые трусы и сходил в туалет, где их и поменял.

— Тяжёлое время — детство, — подумал я. — Природу не обманешь. Так и становятся сексуальными маньяками или насильниками. Раньше в двенадцать лет уже женились. Или на Ивана Купала сбрасывали напряжение. Да и просто можно было девке под подол залезть, а там… Блять, да что ж такое-то? Неужели я не поборю это тело⁈ Где, блять, мой дзэн? Как заставить гормоны не бурлить? Я сидел на унитазе и думал о насущных проблемах, когда услышал скрип половиц.

— Пол перестилать надо, — соседка снизу уже жалуется, что половицы скрипят, когда мы ночью в туалет ходим.

Я уже хотел тихо сказать, что сейчас выйду — свет ночью мы никогда не включаем — когда понял, что кто-то проходит мимо.

— Сашка снова «хомячил» ночью и возвращается в свою, то есть в мою комнату? — подумал я.

Но половицы скрипнули в другой тональности.

— Ах, ты ж поросёнок, — возмутился я, хотя и предполагал нечто подобное.

Слишком уж Сашка неадекватно реагировал на то, что у нас в семье появились деньги и их должно появиться ещё больше. Брат последнюю неделю ходил возбуждённый, хотя обычно он вёл себя, как типичный флегматик: был медлительным и так погружён в свои мысли, что с трудом переключался на другую задачу.

Приоткрыв дверь туалета, я увидел на фоне света фонарей, бьющих нам в окна, силуэт человека.

— Может это вор? — подумал я о том, что кто-то мог проникнуть в квартиру, однако с горечью усмехнулся. — Так и было. Это был вор, но вор оказался своим.

Крадучись выйдя из туалета, я, стараясь наступать на скрипучий пол рядом с плинтусом — я так делал, не желая будить мать и соседей — скользнул в приоткрытую дверь Сашкиной комнаты и сел на стоящий у письменного стола стул. Я сидел в темноте, и у меня колотилось сердце. Хотя, казалось бы, отчего ему так биться?

За прожитые мной годы пришлось пережить много разных ситуаций. И в такой можно было бы совершенно не волноваться за результат. Ведь не мои это родственники: женщина, что спит в соседней комнате и не догадывается, что её сын как минимум вор, а как максимум… Хрен его знает, что там у него, как максимум, если он решился обокрасть свою мать, и похоже, воровство свалить на меня.

Снова осторожно проскрипели половицы. Свет вспыхнул. Я сидел с закрытыми глазами и открыв их увидел щурившегося на меня брата. В руках у него, сука, были мои деньги. Мои, блять, почти четыреста рублей.

Я некоторое время моргал глазами, затрудняясь что-то сказать приличное, потом подошёл ближе и заглянул ему в глаза. Там я увидел не страх, а мысль, как бы от меня отделаться, и я понял, что сейчас, в состоянии аффекта, он может меня убить. А потом свалить на проникших в квартиру бандитов.

Его глаза заметались по комнате и когда остановились на чём-то находящимся у меня за спиной, я его ударил. Ударил ногой между ног.

— Уй! — застонал он, выронив пачки денег и падая на пол свернувшись калачиком.

Я молча взял деньги, погасил свет и вышел, забыв про скрип.

— Что там? — сонно спросила мать.

— В туалет ходил.

— Надо перестилать пол, — прошептала мать и заснула.

Я заснуть не мог долго. Да что там долго. До самого утра, когда мать проснулась и тихонько засобиралась на работу, я так и не уснул. Притворившись спящим, я лежал на левом боку. Мать подошла, поправила на мне одеяло и скользнула рукой к стене. Потом она облегчённо вздохнула. Мысленно вздохнул и я и подумал, что слаб человек по отношению к деньгам.

— Слава Богу, это не сон, — услышал я голос матери. Услышал и застыдился своих только что мелькнувших мыслей.

Глава 11

Было Воскресенье, но мать ещё вчера сказала, что её вызвали на работу. Кто-то у них на заводе заболел или «заболел», а месячную норму бригады надо было выполнять, или снизятся квартальные премии. Я ещё подумал, что грамотно руководство завода делает, не давая трудящимся «гнать» план в конце квартала. Такой «гон», как мы все знали, приводил к увеличению брака. Радиозавод, как предприятие «режимное», стремился к тому, чтобы выпускать продукцию