Крымский цугцванг-1 - Михаил Леккор

о чем не говорящими речами, и поэтому крайне поразился, когда слово предоставили ему.

Дмитрий Сергеевич удивился, затем засуетился, затем запаниковал, заелозил ногами, чувствуя, что взоры всех людей обращены к нему.

Он не учел, что, во-первых, переговоры были почти неофициальными и, значит, по мнению англичан, слово предоставлялось всем лидерам обоих сторон, в том числе и оппозиционным. А во-вторых, лидеру демократической оппозиции в пику недемократической власти России просто нельзя было не дать слова.

В общем, он услышал в английской транскрипции «Думитри Романов» с ударением на последней гласной в фамилии и встал, расстреливаемый десятками глаз. Всем было интересно — и англичанам, и русским — что же кажет в своей первой публичной речи новая звезда политического горизонта России.

А у него за душой было пусто, как у медведя в желудке к концу зимнего сезона. И Ларионов, негодяй, даже не намекнул.

Так бы и закончилась карьера новоявленного дипломата, сломавшегося на первой же речи, и поминали бы потом его с насмешкой, говоря, что Богу — Богово, а кесарю — кесарево, и даже, — что позволено Юпитеру, то не позволено быку.

Но Дмитрий Сергеевич не зря подрабатывал в МПГУ несколько лет, ведя там спецкурсы по дипломатической истории. А там такие студенты попадались, куда там самым настырным дипломатам. И в памяти у него, работающего над историей не первый десяток лет, находились многие и многие примеры звучных речей.

И он выкрутился. Солидный и даже могучий, он настолько величаво встал, словно уже сейчас был президентом.

— Мне выпала честь присутствовать на этой встрече, которая не только может, должна переломить извечную вражду двух стран на протяжении многих веков, — сказал он сильно и звучно, перекрывая шепотки, шум от шаркающих ног и двигающихся стульев. И его стал слушать все, даже технический персонал англичан, которому, в принципе, было все равно.

Даже не пытаясь это сделать специально, он построил свою речь в отличном от российского президента и его министра ключе, но в то же время в общем прорусском направлении. То есть так, как должен говорить лидер не враждебной, но все-таки оппозиции.

Дмитрий Сергеевич не мучился с поиском мыслей и слов. Он всего лишь говорил то, что говорил всегда.

— Мы, — говорил он, — всегда были европейской державой. Еще Киевская Русь, а русское государство ведет свои корни именно отсюда, что бы ни говорили украинские псевдоисторики, находилась в тесных отношениях с европейскими державами. Не зря Ярослава Мудрого в то время называли «тестем Европы». Монголо-татарское иго искусственно отдалило Россию от Европы. Но уже с XVI началась взаимное сближение. А после правления Петра Великого Россия плотно вошла в состав европейских государств.

Романов остановился, приглядываясь к присутствующим. Англичане явно заскучали, подобные речи они слышали не раз. Мануйлов и Ларионов успокоились. Их такая направленность выступления Романова устраивала, поскольку оно ни в чем не выходило за рамки официальных речей российских делегаций.

Он коварно усмехнулся, забыв, что находится под прицелом десятка кинокамер.

— Вместе с тем мне, как историку дипломатии, десятки лет корпевшему над темой англо-русских отношений, придется остановиться и на негативной стороне отношений. Россия и Великобритания — две страны, тянувшиеся друг к другу, несмотря на тысячи миль, разделяющих их. И то, что, несмотря ни на что, отношения между ними не очень хорошие, — вина политических элит.

Что бы ни говорили российские политики о тяге России к Западу, но среди них самих, начиная со средних веков, я вижу только двух лидеров, искренне желающих приобщить Россию к западной цивилизации — Петр Великий и Михаил Горбачев. Все остальные тянулись с торгашеской целью чего-нибудь урвать.

Романов мельком глянул на президента с министром. Их лица окаменели, у Ларионова даже желваки пошли. Еще бы! Ладно бы дома начал пищать, так нет, еще за границу мусор приволок и начал тут его разбрасывать.

Плевать!

Напоследок он врезал и по англичанам, чего те никак не ожидали от человека с англофильской репутацией и после кой жесткой критикой российских политиков.

— Россия в разных государственных ипостасях внесла немалый вклад в ухудшение отношений, как с Великобританией, так и с Западом в целом. Но, к сожалению, приходится признать, что и правительства Ее Величества способствовали развитию этого негативного процесса. На протяжении истории XVIII, XIX, да и ХХ веков можно привести десятки враждебных инициатив английских премьеров, способствовавших ухудшению отношений. Именно поэтому история наших отношений на протяжении более пятисот лет оборачивается преимущественно в историю войн и враждебных отношений. И только дважды Великобритания и Россия были дружны — во время войн, которые у нас называют Отечественными — 1812 и 1941–1945 гг.

Я вижу, время у меня вышло. Заканчиваю. Сближение двух стран должно быть обоюдным. От каждой из политических элит — английской и российской зависит очень многое. И я надеюсь, что сегодня не просто будут решены очередные проблемные вопросы, а будет идти дальнейшее радикальное сближение.

В противном случае демократия в России будет призрачным миражом, только манящим свободолюбивых людей. Спасибо за внимание.

Вот так — понимай, как хочешь. Журналисты зашушукались, завозились. Кажется, мировая демократия получила еще одну сильную фигуру. В короткой речи, ставший недавно известным своей непреклонностью оппозиционер — демократ Романов, не только в который раз дистанцировался от правительства, но и дал понять правительству Великобритании, что не будет пятой колонной в российской делегации. Сколько жаренного, сколько интересного!

Как он интересно поступил. Правительство Кардегайла, потерявшее к настоящему времени значительную часть поддержки, наверняка приняла такую речь с косвенными обвинениями без восторга. А как российский президент?

Журналисты приглядывались. А российские президент с министром не знали, как себя держать, переглядываясь и мысленно матерясь. Если бы они знали, что все так обернется, то наплевали на прозрачные намеки и прямые оговорки англичан и все-таки вышвырнули Романова домой. А там, по инерции, он доскользил бы из Москвы как минимум до Сибири.

Вроде бы правильные слова, как он проехался по Англии. Спасибо ему за это, сами они, как лица официальные, так сказать не могут. С другой стороны, сколько ж можно демонстрировать свою оппозиционность? Признали уже ее все — и на Западе, и в России.

Дмитрий Сергеевич, не подозревая, какую бурю он закрутил в зале, спокойно сел. Наступила тишина.

Министр иностранных дел Великобритании опомнился первым. Он наклонился к премьер-министру, что-то спросил его. Потом обвел вопросительным взглядом российскую делегацию, не прочитал на лицах желания продолжать чтение речей для публики, и громко сказал нечто похожее на «большое спасибо, все свободны».