Лабух - Иван Валерьевич Оченков

среди знатоков. И я, конечно же, понятия не имею, сколько они стоят. Возможно, очень дорого! Но для того, чтобы получить их полную цену, нужно оные как-то легализовать. И вот представьте, приходит в парижский ломбард только что прибывший непонятно откуда музыкант с внешностью потомственного пролетария, и предлагает вещь. А оценщик такой — «Да это же фамильные украшения светлейшей графини Гессен-Гамбург-Захребетниковой! Не желаете ли рассказать, где вы их взяли?»

И ведь это ещё хороший вариант. Стоит засветить всю эту красоту раньше, любого из нас просто убьют. А лично мне хотелось бы довести свою голову до заграницы в целости. Потому что именно она и находящаяся внутри неё музыка и есть моё главное достояние.

— Хорошее предложение, — кивнула Вострикова, бросив взгляд на часы. — Но у меня есть лучше!

С этими словами, она вытащила из сумочки револьвер «бульдог» и направила его на бестолкового музыканта, который слишком поздно обратил внимание на ее нервозность и еще не до конца просохшую обувь. Тем не менее, пазл сложился. Правда, теперь нас разделяет стол, а подловившая меня проститутка готова в любой момент выстрелить…

— Феня, что ты делаешь? — изумилась не ожидавшая ничего подобного Елена Станиславовна.

— Стой там, где стоишь! — огрызнулась «одноклассница». — Коля с самого начала был прав. Этой кучи на троих не хватит.

— И ты решила поделить её на двоих? — понимающе заметил я.

— Вот, только не с вами!

— О чём это вы? — едва слышно спросила хозяйка квартиры, обводя нас растерянным взглядом.

— Всё просто. Пока твоя подруга сидела здесь в одиночестве, у неё созрел очередной «гениальный» план. Для начала она сбегала к кому-то из своих бывших клиентов или любовников, тут уж называй, как хочешь, и предложила тому поучаствовать в разделе преступно нажитого имущества. Теперь он, по всей вероятности за дверью, и как только ему откроют, нам с тобой конец.

— А ты умный, — констатировала Корделия, шагнув к двери. — Всё правильно понял.

— Это правда⁈ — никак не могла поверить в случившееся Ланская. — Я ведь просто хотела тебе помочь. Ты же рыдала, умоляла меня….

— Замолчи, дрянь! — внезапно разозлилась подруга детства. — Привыкла из себя чистенькую корчить, но как только появилась возможность, от доли не отказалась! А какое ты имеешь право? Это моё. Я своим телом заработала и никому теперь не отдам!

— Подельнику своему отдашь. А он тебя за это грохнет по-тихому и прикопает где-нибудь в сугробе. Весной оттаешь…

— Ничего-то ты не понимаешь, Коленька, — криво усмехнулась проститутка, отпирая свободной рукой засов на двери. — Он меня любит…

Я не ошибся. Стоило ей открыться, как в комнате появился верткий чернявый парень с щегольски завитыми усиками, безукоризненным пробором и парабеллумом в руке. Одет, что называется, с иголочки, с нарочитым шиком, свойственным мелким уголовникам и профессиональным жиголо. Мне приходилось видеть его раньше среди завсегдатаев ресторана, но сколько-нибудь близко до сих пор не общались.

— Если не ошибаюсь, вас зовут Константин?

— Моё почтение, маэстро, — охотно отозвался тот, не сводя глаз с кучи драгоценностей на столе. — Не смел надеяться, что вам знакомо моё имя!

— Слушай, Костя, — предложил я, — может, разойдёмся без крови?

— Не получится, — лихорадочно облизнул он губы. — Уж больно куш велик…

— Получится. Никакого понта сдавать тебя блатным у нас нет! А вот, если начнёшь стрелять, поднимется шум. Прибежит Фельдман с ментами, начнёт разбираться, что здесь случилось. Ты, кстати, знаешь, что он к хозяйке квартиры неровно дышит?

— Не гони туфту, фраер!

— И в мыслях не было. Не веришь мне, спроси у своей марухи. Она в курсе.

— Ладно, — кивнул признавший справедливость моих слов уголовник. — Собирай рыжьё в кучу, а там решим, что с тобой делать.

— Пусть сначала пистолет отдаст! — вдруг вспомнила о дамском браунинге Елены, Корделия.

— У тебя есть оружие? Отдавай!

Чёрт, совсем забыл об этом малокалиберном недоразумении…

— Сам возьми. В пальто.

— Достань! — велел подруге уголовник.

Та бросилась к вешалке и принялась шарить по карманам. Сначала обнаружила свисток, потом зажигалку, приобретённую взамен отданной Никишке. Всё это время её сердечный дружок не сводил с нас глаз.

— Нашла! — обрадовано пискнула Феня и в этот самый момент раздался стук в дверь.

— Кто там ещё? — напрягся Константин.

— Не знаю, — затравленно оглянулась Вострикова.

— Может блатные? — предположил я.

— Елена Станиславовна, откройте! — донесся снаружи голос Фельдмана.

— Час от часу не легче…

— Боже, мне почему-то кажется, что я нахожусь внутри какой-то глупой оперетки, — беспомощно прошептала Ланская, и, говоря по совести, у меня было точно такое же чувство.

Но, к сожалению, вокруг нас была не оперетта, а трагедия. Первой не выдержала Корделия, в руках которой всё ещё оставался дамский браунинг. Зажмурившись, она выставила его вперёд и несколько раз пальнула в дверь.

— Дура! — заорал потерявший самообладание жиголо и выстрелил в том же направлении.

Что оставалось делать в данной ситуации? Два быстрых шага вперед и верная свинчатка, казалось, сама скользнула мне в руку, после чего с неприятным чмоканьем опустилась на затылок Константина. Один враг был повержен, зато его подруга уже поднимала пистолет. «Твою ж мать!» — успел подумать я, прежде чем она снова нажала на спуск.

Что было потом, помню плохо. Кажется, надо мной склонилась Елена, и я что-то пытался ей сказать. Затем, в комнату ворвались какие-то люди и принялись тормошить моё тело. А потом наступило небытие…

У вас когда-нибудь было ощущение дежавю? Вот и у меня до сегодняшнего дня нет. Первым лицом, которое я увидел, после того как очнулся, была до боли знакомая физиономия Никишки. На какой-то момент даже показалось, что мы снова в том сарае в Новосёловке и сейчас придут бандиты, но… под моей спиной была не сухая земля, а матрас на скрипучей кровати, а под глазом молодого милиционера отсутствовал фингал.

— Товарищ Семёнов! — чуть не подпрыгнул Никифор. — Наконец-то вы очнулись…

— Пить! — с трудом вырвалось из пересохшего горла.

Щедро наделённый чувством сострадания молодой человек тут же подхватился и побежал на поиски воды. Вернувшись через минуту с полной кружкой, он попытался облегчить страдания и, в общем, преуспел. То есть, я всё-таки напился, но большая часть живительной влаги попала