Азовский гамбит - Иван Валерьевич Оченков

слугами, которые смогли бы заботиться о детях, и какая тогда, к лешему, инспекция? И самое главное, сколько бы она продлилась? Тут, как выяснилось, столицу и на неделю нельзя оставить без присмотра.

– Я думал, тут безопаснее, – вздохнул я, особо выделив слово «думал». – Вокруг мои верные люди, они смогут приглядеть за вами и уберечь от беды.

– Помилуй, батюшка, – правильно поняли ход моих мыслей бояре и начали опускаться на колени.

Страшно не люблю этот рабский обычай, но тут уж никого не удерживаю. Ибо накипело.

– Куда, позвольте спросить, смотрели в Разбойном и Земском приказе? Почему вовремя не узнали о готовящихся беспорядках и не пресекли?

– Прости, государь, не уследил, – глухо ответил Романов, еще ниже склонив седую голову.

– И как так получилось, – обернулся я к Шеину, – что царь сам должен собирать ополчение, а в Разрядной избе никто и не почесался?

– Что уж там, виноваты мы, – отвечал герой обороны Смоленска. – Уж больно быстро все произошло.

– И почему, в бога душу мать, ни одна сволочь не приглядывает за царской семьей, а все заняты черт знает чем! – окончательно не выдержал я и начал ругаться на чем свет стоит.

– Помилуй!.. – завыл первый судья приказа Большой казны Шереметев, в ведении которого как раз и находилась царская резиденция вместе со всем двором, а также поварнями, ткацкими и швейными мастерскими и всеми прочими службами.

– Значит, так, – зло посмотрел я на лучших людей государства. – Если через пять минут…

Сказать, что случится через такой короткий промежуток времени, я не успел, поскольку с башен кто-то заорал дурным голосом:

– Пожар!

– Где? – задрал я голову, пытаясь рассмотреть кричавшего.

– Везде, – растерянно отозвался часовой. – По всей Москве задымило!

– Твою ж дивизию, – выругался я и как ужаленный побежал на стены, громыхая несуразными в данной ситуации доспехами.

Над столицей и впрямь тут и там поднимались дымы, а кое-где уже и полыхало.

– Вот это да! – с боязливым восхищением хором воскликнули оказавшиеся рядом Митька с Петькой.

– Что творят ироды… Они ж пол-Москвы спалят! – охнул взобравшийся за нами следом патриарх.

– Вот что, владыко, – вздохнул я. – Твой полк сейчас где?

– Патриаршие палаты охраняет.

– Выводи его в город и занимай Замоскворечье, пока оно не запылало. Если где гореть начнет – тушите, поймаете поджигателей – рубите. В общем, действуйте.

– Маловато нас для эдакого дела.

– Монахов привлеки. Царедворцам ведра раздай. Что хочешь делай, а чтобы огонь дальше не распространялся.

– Все исполню, государь. Сам-то ты куда?

– Заканчивать надо с бунтом, а затем пожар тушить.

– Батюшка, мы с тобой! – снова высунулись мальчишки.

– Вот еще что, – вздохнул я. – Поскольку на нянек и спальников надежды никакой нет, присмотри сам за этими двумя огнеборцами.

– И это исполню, – кивнул Филарет, после чего размашисто благословил меня: – Пусть тебя Бог хранит, царь православный!

– Только на него и надежда, – скрипнул я зубами и так же резво побежал вниз.

Дмитрий с Петером хотели было воспользоваться моментом и технично смыться, но патриарх был не тем человеком, от кого можно легко ускользнуть.

– Стоять, чада! Али не слышали, как царь вас моему попечению поручил?

– Но, владыко!

– Ничего не ведаю, сказано стоять, стало быть, выполняйте. Не то враз березовой каши отведаете. Я вам не Шереметев, у меня не забалуете!

– Ну уж принца-то вы, ваше святейшество, пороть не станете, – рассудительно заметил Петер, опасливо косясь на патриарха.

– Вот ты за обоих и получишь, – не растерялся глава Русской церкви, – а станешь умствовать, так и втройне.

– Я – лютеранин, – набычился мальчишка.

– А я – поп, мне и окрестить недолго!

Сраженный последним доводом юный приятель царевича замолк и старался более не отсвечивать.

Что такое пожар в деревянном городе? Это ад. Одно спасало – пока сильного ветра нет. А на небе даже тучки появились, вот бы сейчас дождиком ливануло с высоты, какая подмога огнеборцам! Но нет, ни капельки, а потому мы мчались сквозь огонь и дым, чтобы вышибить из города бунтовщиков, после чего можно было приступить к тушению пожаров.

К счастью, народ уже и сам стал отходить от развернувшейся в столице кровавой вакханалии. Увидев, что власть наконец-таки появилась и занята их спасением, люди сами выходили из домов и, выстраиваясь тут же в цепи, передавали друг другу ведра. Там, где потушить не получалось, горящие терема, избы и сараи раскатывались по бревнышку. Из охваченных пламенем домов выносили немощных и угоревших, выводили из клетей скотину.

А мы тем временем двигались дальше, пока наконец не добрались до Голутвенной слободы. Там тоже пылало, но нечего было и думать прорваться внутрь, потому что озверевшие защитники стояли насмерть. Когда дворянская конница попыталась нахрапом прорваться, на нее со всех сторон кинулись вооруженные дрекольем бродяги и принялись избивать не ожидавших такого горячего приема боярских детей. К тому же не слишком богатые на пороховое зелье ополченцы успели растратить свои заряды и не смогли поддержать атаку стрельбой.

В общем, после недолгой, но отчаянной схватки подмосковные помещики не выдержали и были вынуждены откатиться назад.

– Пороху бы, – еле выдохнул чумазый от дыма дворянин, едва не свалившись с коня рядом со мной. – Без огненного боя не сладим!

– А лучше пару рот пехоты, – заметил я, лихорадочно осматривая окрестности в поисках решения.

– Или хотя бы воды. Мочи нет терпеть жажду.

– Дайте же человеку пить! – крикнул я, но, как на грех, все фляги оказались пусты, а ни колодца, ни ручья поблизости не имелось.

– Отходить надо, – шепнул старавшийся держаться рядом Грамотин, но я в ответ так бешено взглянул на него, что у дьяка сразу же пропала охота давать советы.

Так уж случилось, что я, пройдя охваченную бунтом Москву, до сих пор ни разу не то чтобы не пустил в дело шпагу, а даже не обнажил ее. Никто, полагаю, находясь в здравом уме, не обвинил бы меня в том, что я боюсь крови, но… убивать своих подданных, пусть и бунтовщиков, мне почему-то страшно не хотелось. Да, уже завтра начнутся суды, и многих из них потащат на плаху, а я буду утверждать приговоры, но…

– Кажется, время пришло, – вздохнул я, спешиваясь.

– Не пускайте его! – вскрикнул Грамотин, видимо догадавшийся, что именно я задумал, и вместе с другими дворянами встал между мной и мятежной слободой.

– Не позорь нас, надежа, – попросил хотевший пить воин, – нешто мы сами с татями, шишами подзаборными, не сладим?

– Не нужно вам встревать в это, – вторил ему Михальский. – Не царское дело с холопами биться!

– Гляди, подмога! – радостно взвизгнул не перестававший следить за окрестностями дьяк.

Я оглянулся и в самом деле увидел, как к нам на помощь спешат конные драгуны, за спиной у каждого сидел стрелец с бердышом, а впереди них скакал высокий боярин в блестящей кирасе и шлеме. Заметив нашу заминку, он приказал своему воинству строиться, причем в первых двух шеренгах встали всадники, а сразу за ними спешившиеся пехотинцы.

– Товсь! – проревел их командир, выдернув из ножен палаш.

Оказавшиеся впереди драгуны вытащили из ольстр карабины и взвели курки.

– Пли!

Стройный залп хлестнул по восставшим свинцом, после чего пришедшие к нам на помощь ратники рванули в атаку. Такого