Прорыв выживших - Алексей Михайлович Махров

тот момент, когда я уже собирался захлопнуть задний борт кузова «Ситроена», оттуда донесся странный, тихий, но отчетливый звук. Какое–то металлическое дребезжание. Все замерли, напрягшись от неожиданности.

— Это, мать вашу, что еще такое? — прошипел Валуев, настороженно оглядываясь по сторонам.

Звук не прекращался. Он доносился из одного из немецких чемоданов. Дребезжащий, назойливый, он казался невероятно громким в утренней тишине степи.

— Хосеб, проверь! — приказал Петя, и Алькорта осторожно щелкнул замками на массивном чемодане. Судя по дорогой кожаной обивке, чемодан принадлежал оберсту.

Звук стал громче и звонче. Мы увидели аккуратно уложенные бриджи, белье, туалетные принадлежности… и среди всего этого — обычные, ничем не примечательные металлические часы–будильник, размером с детский кулачок. Они лежали на шелковых панталонах и мелко–мелко вибрировали, издавая тот самый дребезжащий звук. Красная стрелка застыла на цифре «семь».

— Будильник, — без эмоций констатировал Алькорта. — Похоже, что полковник любит вставать вовремя, чтобы не опаздывать на службу.

Он взял часы, нащупал сбоку крохотный рычажок и нажал ее. Дребезжание прекратилось.

— Артамонов! — повернулся к красноармейцу Ерке. — Немедленно займись вещичками немцев. Переверни чемоданы вверх дном — чтобы больше таких сюрпризов не было! Представляю, что бы случилось, сработай эти часы во время наших ночных перемещений…

— Я всё понял, товарищ лейтенант, — сказал Виктор, подходя ближе. Его умное лицо было серьезным и сосредоточенным.

— Но твоя основная задача — разобраться с документами! — Вадим взял портфель фон Штайнера и сунул его в руки красноармейцу. — Пока мы там, у немцев, ты будешь тут нашим главным аналитиком. Изучи все бумаги, что найдешь. Штабной оберст — важная птица. Всё, что покажется важным — сразу запоминай или записывай. Не подведи, Витя!

— Так точно, товарищ лейтенант! — глаза Артамонова загорелись азартом исследователя. — Разберу и рассортирую.

— Остальные — по местам! — скомандовал Ерке. — У нас мало времени. Игорь, садись в грузовик.

— Пионер, ты там особо не геройствуй! — буркнул мне на ухо Петя. — Была бы моя воля, я бы тебя туда не пустил. Но ты чуть ли не единственный, кто может с немцами на равных болтать, — и добавил чуть громче: — Вадим, Игорь, будьте осторожны. Ваша цель — разведка. Разнюхали и сразу на выход.

Мы с Вадимом кивнули, еще раз проверили оружие (я вдобавок к висящему на поясе в кобуре «Парабеллуму» сунул в карманы бриджей трофейный «Браунинг Хай Пауэр» и запасной магазин к нему), и забрались в кабину «Опеля–Блитц». Вадим сел за руль, я — на пассажирское сиденье. Сердце билось часто–часто, но не от страха, эмоции были отключены, а от прилива чудовищной волны адреналина. Сознание пятидесятилетнего инженера воспринимало ситуацию как сложную техническую задачу, а юное тело реагировало по–своему.

Мотор заурчал, и «Опель» тронулся, оставляя позади наших товарищей, быстро растворившихся в светлой утренней дымке.

Дорога к разъезду №47 оказалась на удивление хорошей — немцы, видимо, уже успели ее укатать. Мы ехали молча, каждый погруженный в свои мысли. Чем ближе мы подъезжали к цели, тем сильнее становился запах угольной гари и креозота. Вскоре за холмами показались тусклые огни и смутные очертания построек разъезда. Вадим сбросил скорость.

— Ну, что, «герр лейтенант», понеслась п…да по кочкам? — громко, с ярко выраженной иронией, произнес Вадим. Я усмехнулся — и откуда только «интеллигентный штабной аналитик» такое выражение узнал?

— Понеслась, «ефрейтор», — криво улыбнулся я.

У первого шлагбаума, перекрывавшего въезд на территорию разъезда, стоял небольшой пост — всего двое часовых в касках, с винтовками «Маузер–98к» на плече. Один из них, ефрейтор, поднял руку, сигналя остановиться, словно мы не видели шлагбаума. Вадим плавно затормозил.

Часовой подошел к моему окну. Его лицо было хмурым и сонным. Я молча, с видом превосходства, протянул ему свой зольдбух. Он взял удостоверение, прочитал, посмотрел на меня, потом снова на документ, потом снова на меня.

— Цель визита, герр лейтенант? — его голос был хриплым от утренней прохлады или недосыпа.

— Получение боезапаса для боевой группы первого полка двадцать пятой моторизованной дивизии, — отчеканил я с легкой пренебрежительной интонацией фронтового офицера к тыловой крысе, пытающейся казаться важной. — Мы едем на артсклад, ефрейтор. Гнали всю ночь по этим сраным русским полям. Мы измотаны, мы торопимся. Вчера весь день отбивали атаки русских свиней, израсходовали почти все снаряды и патроны. Нас ждут боевые товарищи.

— Простите, герр лейтенант, — смутился часовой, возвращая зольдбух. — Я слышал, что русские высадили большой десант у нас в тылу.

— Так и есть, ефрейтор, — с видом утомленного тупостью собеседника «бравого бойца», ответил я. — Их чрезвычайно много и они лезут в каждую щель.

— Ходят слухи… — ефрейтор понизил голос до конфиденциального. — Что эти русские десантники–диверсанты ездят по окрестностям на тяжелых танках. И уже уничтожили множество наших тыловых объектов — топливный склад в Калиновке и ремонтные мастерские в Вербовом.

Я почувствовал, как Вадим рядом едва слышно фыркнул от сдерживаемого смеха. Я тоже едва сдержался, чтобы не заржать в голос: фраза «диверсанты на танках» являлась чистейшей воды оксюмороном, порождением панических солдатских сплетен. Но ответил я максимально сухо, улыбнувшись лишь кончиками губ, изображая презрительное недоверие.

— На танках? Вы, ефрейтор, видимо, перебрали вчера шнапса? Какие танки в глубоком тылу? Это же абсурд.

Часовой смущенно пожал плечами.

— Так говорят, герр лейтенант. Может, никаких танков и нет, но командование приказало удвоить бдительность. В общем, будьте осторожны в пути.

— Спасибо за предупреждение, — сухо кивнул я. — Наш полк наведет порядок, разгонит этих ублюдков по их норам! Так можно уже наконец проехать?

Часовой отдал честь и махнул рукой своему напарнику у будки. Тот поднял шлагбаум. Мы тронулись, оставляя позади пост. Я почувствовал, как по спине стекает холодный пот. Первый рубеж пройден, но он был самым легким.

Дальше дорога повела нас мимо разъезда. При дневном свете он выглядел еще более убого: почерневшее кирпичное здание с забитыми досками окнами, покосившийся деревянный сарай, ржавые рельсы. Но жизнь здесь кипела. У стоявшего на путях состава сновали фигуры немецких солдат и каких–то расхристанных людей, в которых я через пару секунд опознал пленных красноармейцев. Видимо, военнопленных фашисты использовали на погрузочных работах. Слышались команды, лязг железа. Я скрипнул зубами от накатившей волны ярости, но промолчал. Мы проехали мимо, свернули на боковую дорогу и покатили по ней в сторону бывшей соляной шахты.

Вскоре впереди выросла