Шайтан Иван 5 - Эдуард Тен

настоящие горцы, — я намеренно сделал ударение на этом слове, — не нарушают данного слова. Во-вторых, если это и случится… что ж, Ма-шаа-Аллах (такова воля Всевышнего). Но тогда мои воины придут и сотрут ваше селение с лица земли, оставив после себя лишь пепел.

Я поднял руку, пресекая возможные возражения.

— Я не запугиваю вас и не бросаю слов на ветер. Я лишь говорю, что будет. Но хватит о плохом. Я предлагаю вам два года мира. Вы восстанавливаете дорогу и ваши люди могут свободно ходить через наши земли в наш Базар, он сейчас ближе и у нас безопаснее, чем в равнинном Дагестане. Если люди Абдулах-амина или Хайбулы попытаются пройти через перевал, вам не нужно с ними сражаться. Просто дайте мне знать. А если вам самим понадобится помощь, скажите, и я сделаю всё, что в моих силах.

Я замолчал, давая им время обдумать мои слова.

— В этой войне не будет победителей. Мы все проиграем.

После долгого молчания меня пригласили в другой дом, где накормили горячей пищей. Дауд остался со старейшинами, им ещё предстояло решить: война или мир.

А я… признаться, был измотан до предела. После сытной еды незаметно для себя провалился в сон.

Глава 14

Хайбула с Гасаном достигли селения Арди в предрассветных сумерках. Окутанное туманом, оно спало. Осторожно, как тени, они объехали его по краю, стараясь не оставить следов и не разбудить сторожевых псов. В условленном месте, поляне заросшей кустарником, их ждал проводник. Но кроме него, из предрассветного мрака появились еще трое. Люди Ивана.

Они возникли так внезапно, словно выросли из-под земли, что Хайбула и Гасан вздрогнули, инстинктивно рванувшись к оружию, но застыли на полпути, пальцы так и не сомкнулись на рукоятях.

— Салам алейкум, Хайбула, — поздоровался один из них, низким, спокойным голосом. Хайбула узнал лица, запечатлевшиеся в памяти с того кровавого дня, рядом с Иваном.

— Ва алейкум ассалам, — ответил Хайбула, с усилием сглатывая ком в горле. — Вы что, тоже встречаете меня?

— Нет. Командир в селении, ведет переговоры. Его ждем. — Говоривший был явно старшим. Двое других, хоть и узнали гостей, оставались настороже. Их внимательные, недобрые глаза, неотрывно следили за каждым движением Гасана и Хайбулы, в руках ружья, стволы которых лишь слегка были отклонены в сторону.

— Хорошо, — кивнул Хайбула, стараясь говорить ровно. — Подождем Ивана с вами. Можно?

Старший из троих молча кивнул, жестом приглашая к неяркому костру, над которым уже подрагивали струйки пара от висящих котелков. Все, кроме одного, который бесшумно растворился в тумане, уселись у огня. Завтрак начался под гнетущим молчание.

Переговоры завершились на рассвете. Меня пригласили в кунацкую, служившую комнатой для совещаний. Куат, его лицо усталое, но довольное, огласил решение совета: мир. Пусть пока только на два года, «дальше будет видно». Старейшины, кивая головами, торжественно поклялись не поднимать руку ни на меня, ни на черкесские селения за перевалом.

— Тем более, — подчеркнул один из них, — многие из нас связаны кровными узами с теми кто за перевалом.

Большего добиться не удалось. От предложения военной помощи они отказались наотрез, сухо заявив, что сами разберутся и с Абдулах-амином, и с Хайбулой. Их главным условием был свободный доступ на наши земли, особенно, — ключевое слово прозвучало четко, — к Базару.

Я от души поблагодарил старейшин за мудрое решение, за мир. После краткого, чисто символического совместного перекуса, лепешки, сыр, айран. Я с Даудом двинулся в обратный путь.

Дорогой Дауд, его глаза блестели от усталости и возбуждения, посвятил меня в подковёрные детали совещания. Главным ястребом, как и ожидалось, был Закир. Его род больше всех вложил в «справедливую борьбу» и понес самые горькие потери. Даже двое старейшин, приехавшие с ним, не поддержали его ярости. Закиру пришлось, скрепя сердцем, подчиниться воле большинства. Остальные же изначально роптали против жесткой линии Абдулах-амина. Его мечты о «государственности» разбились о суровую реальность проблем, обрушившихся на них после первых побед. Больше половины воинов, первоначально откликнувшихся, погибли. Войне не видно конца. Абдулах-амин требовал новых воинов уверяя, что до победы осталось совсем немного, но последнему глупцу было понятно, что войну не выиграть. Все пять селений Дасенруховцев проголосовали за мир. К остальным родам решили послать гонцов и поставить их в известность. Это была победа, незаметная в масштабах всего Кавказа, но для меня очень серьёзный шаг в создании мирной зоны. Перед моим отъездом ко мне подошёл Малик.

— Скажи, Иван, — Малик понизил голос почти до шепота, его глаза прищурились, изучая мое лицо, — ты действительно вступишься за нас, если Абдулах-амин нападет?

— Ты ждешь этого нападения? — переспросил я, пристально глядя на него.

— Жду, — кивнул Малик, не отводя взгляда. — Узнав о нашем договоре, а он узнает непременно. Сначала попытается уговорить. А если откажем… — Он сделал выразительную паузу. — … силой возьмет перевал. Это вопрос времени. — Он ждал моей реакции, словно проверяя твердость слова.

— А может… объявить о нейтралитете? — рискнул я предложить, понимая наивность вопроса еще до того, как он сорвался с губ.

— Так не выйдет, Иван, — Малик усмехнулся беззвучно, уголки губ дрогнули. — Мы уже сделали выбор, договорились о мире с тобой. Для него это предательство. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Помоги лучше оружием. У нас нет хорошего оружия, то, что имеем, старье, стреляющее раз в десяток выстрелов. Заплатим. Не сразу, но частями. — В его голосе прозвучала отчаянная надежда, взгляд стал пристальным, почти молящим.

— Скажи, Малик, — я наклонился вперед, — слово свое сдержите? Твое и твоего селения?

Малик не ответил сразу. Он втянул щеки, сжал кулак, будто взвешивая каждое слово. Тишина повисла густая, звенящая.

— За мое селение… — начал он медленно, с усилием выталкивая слова, — честь моего рода, клянусь. Обещание будет выполнено.

— Ладно, — выдохнул я. — Много не дам. Два десятка хороших ружей и десять пистолетов продам. По цене для своих. Без наценки.

Лицо Малика преобразилось. Напряжение сменилось облегченной, почти мальчишеской улыбкой, засветившейся в глазах. — Когда? — вырвалось у него одним дыханием. — Когда я могу их забрать?

— Когда угодно. Сейчас возвращаюсь на базу.

— Иван, — Малик вскочил, не в силах усидеть, — я… мы… поедем с тобой! Сейчас! — Он торопился, боялся, что передумаю.

— Не враги