Чемпионы Черноморского флота - Greko

без соплей, в чем-то довольно циничный, сейчас пребывал в растерянности. В другой раз потирал бы руки, радуясь тому, что все складывается, как ему хотелось. Что спасение не за горами. А всего лишь в паре шагов отсюда, у коменданта. Двести рубликов, гарантирующих выздоровление. А только не об этом думал бравый вояка, никогда особо много не рассуждавший, предпочитавший часто идти напролом, рубить с плеча, не обращая внимания на разбрасываемых по сторонам людей. Он думал о Георгиевском кресте.

Вася уже держал такой в руках. Часто держал. В его семье было не так уж много поводов для гордости. Обычная семья. Папа и мама — работяги. И все как у всех, и как полагается: оливье на Новый Год под «Иронию судьбы», носки в подарок на 23 февраля, мимозы на 8 марта. Только в День Победы отец всегда доставал заветную шкатулку, в которой хранилась главная реликвия семьи: вот такой же Георгиевский крест, который получил прадед Васи на Первой Мировой. Вася не испытывал тех же чувств, что и его отец, который всегда с придыханием, часто со скупой слезой, рассказывал про подвиг прадеда. Крест Вася держал с охотой, рассматривал, иногда примерял перед зеркалом. И только. Слезы не выступали. А вот сейчас в госпитальной палате еле сдерживался, чтобы не заплакать. И впервые с должной гордостью подумал про прадеда. И, как не отгонял от себя не характерную для него сентиментальность, думал еще о том, что он, унтер-офицер Василий Милов прадеда своего не подвёл!

…У коменданта все сладилось быстро. Зашли к нему втроём: Вася, Лосев и Дорохов. Получили нужные бумаги на руки. Комендант выдал Васе двести рублей одной купюрой. Милов насупился: не ассигнация, а недоразумение. Ни тебе водяных знаков, ни красивого рисунка. Лишь двуглавый орел и лаконичная запись: «Обладателю сей Государственной ассигнации платит Ассигнационный банк двести рублей ходячею монетою». У МММ и той акции повеселее выглядели.

Можно было и идти. Только комендант остановил их, указал на морского офицера, стоявшего тут же.

— Знакомьтесь, господа офицеры: лейтенант Алексеев, командир люгера «Геленджик». У него ко мне была просьба. Я её выслушал. Его просьба мною, — тут комендант улыбнулся, видимо, оценивая словесную эквилибристику своей речи, — для вас переиначивается в приказ! Так вот! Вам приказано сопроводить в Тифлис и доставить в целости и сохранности очень важную особу! Жену нашего соратника, геройского офицера, выполняющего сложнейшее задание в тылу врага, грузинскую дворянку Тамару Георгиевну Варваци!

К услышанному отнеслись по-разному. Дорохов в свойственной ему манеру хмыкнул, видимо, сразу что-то предвкушая, выстраивая захватнические планы с непременной победой по итогу. Вася решил, что не его ума дела. И только Лосев проявил разумный подход.

— И как же, осмелюсь спросить, мы её сопровождать будем⁈

— На лошадях, полагаю! — веселился комендант.

— Это-то понятно! — Лосев закипал. — А ей вы карету что ли нашли?

— Поручик, вы же прекрасно знаете, что ни на какой карете отсюда до Тифлиса доехать нет никакой возможности.

— Так, прекрасно знаю! — Лосев уже копировал язвительный тон коменданта. — Поэтому и спрашиваю.

— Господа, господа! — Алексеев с улыбкой сделал шаг вперед, останавливая пустую перепалку.

Дело в том, что не более, как полчаса назад он имел, практически, ровно такую же пикировку с комендантом, задававшим те же вопросы, которые сейчас озвучивал поручик Лосев. Ване совсем не светило проходить этот словесный лабиринт еще раз.

Еще не было за все время его морской службы столь выдающегося и приятного перехода из Крыма к Черноморскому побережье Кавказа. Он получил задание срочно доставить из Севастополя в Сухум комплекты обмундирования для пополнения опустевшего склада военно-морского флота в Поти. Старые уже были вывезены в Сочу и Туапсе, чтобы одеть потерпевших крушение моряков. И Алексеев мигом сообразил, как услужить дорогому Константину Спиридоновичу, и доставить удовольствие себе и команде. Пригласил Тамару Варваци доставить ее в Поти. Тамара без колебаний согласилась. Она, как всегда, была восхитительна. И хлебосольна. Первым делом накормила весь экипаж дарами от Марии. И каждый член команды не знал, как ей угодить. В общем, путешествие вышло приятным во всех отношениях. Оставалось лишь поставить красивую точку и обеспечить «княжну», как все именовали госпожу Варваци, надежным сопровождением до Тифлиса.

— Об этом не беспокойтесь, поручик! Тамара Георгиевна прекрасно держится на лошади. Более того, она уже один раз проделывала этот путь. Именно из Поти в Тифлис. Проблем не будет.

— Она еще и амазонка! — не удержался Дорохов.

— Нет. Просто блестящая женщина! — спокойно констатировал Алексеев, заставив Дорохова убрать пошлую ухмылку с лица. — И, да! Еще одна вводная…

— Судя по тону, сюрприз? — насторожился Лосев.

— В некотором роде. — кивнул Алексеев, улыбнувшись. — Тамару Георгиевну сопровождает её телохранитель и верный друг, слугой язык не поворачивается назвать, Бахадур.

— Татарин? — Лосев опять встрял.

— Нет, алжирец!

— Час от часу! — вздохнул Лосев.

— И это еще не всё! — ликуя, вступил комендант, явно не желавший уступать Алексееву право на самую необычную новость.

— Режьте, чего уж там! — смирился поручик.

— Алжирец этот, Бахадур, бывший пират и безъязыкий!

— В смысле, по-нашему не разумеет? — осторожно поинтересовался Вася.

— Нет! Натурально безъязыкий, — комендант так радовался, сообщая эту новость, будто говорил о высочайшей награде, явленной ему Государем. — Отрезали ему язык французы. Так что немой он. Но слышит почище любого из вас. И на расправу — быстрый. Вы с ним поосторожнее. Не нарвитесь сгоряча или по глупости.

Последние предупреждения комендант говорил, сверля взглядом Дорохова. Все прекрасно это поняли. Дорохов опять лишь хмыкнул.

— Это всё? — спросил измождённый Лосев.

— Да, пожалуй! — кивнул Алексеев.

— Можем идти? — спросил Лосев у коменданта.

— Выполняйте! — кивнул комендант. — Лейтенант вас проводит, познакомит. Ну и вообще…

Четвёрка пошла на выход.

— Дорохов! — комендант окликнул известного забияку.

— Слушаю! — Дорохов обернулся.

Комендант дождался, когда остальные покинули помещение.

— Дружеский совет, Руфин Иванович: не распускайте руки. Поберегите язык!

— Если бы вы знали, милейший Павел Капитонович, сколько раз мне так по-дружески советовали!

Дорохов покинул кабинет. На его лице гуляла шкодливая улыбка.

Коста. Туапсе, июль 1838 года.

Штабс-капитан Лико меня ничем не удивил. Посидели душевно, уговорив бутылку греческого вина из Крыма. Новостей ноль целый, ноль десятых. Гарнизонная жизнь, одним словом.

Зато удивила Коченисса. Как только я сообщил ей, что Василия