Легионер. Дорога в Помпеи – 2 - Валерий Александрович Гуров

— У меня вопрос, когда мне заплатят деньги? — Тигран поднял руку, закончив с трапезой. — Я пришел сюда зарабатывать и мне сулили серебро.

Рыжий, сидевший по левую руку от меня даже на секунду перестал есть. Я смутно припомнил, что он с Тиграном вроде как служили вместе некоторое время назад. Интересно, почему в гладиаторской школе они оказались через разные пути? Причем диаметр противоположные.

— Когда господин сочтет нужным, — умиротворенно ответил старик.

Тигран кивнул, задумался, а я не сдержал любопытство:

— Ты пошел сюда добровольно.

Блондин хмыкнул, но ничего не ответил. Я знал, что среди гладиаторов встречались свободные люди, шедшие на арену за материальными благами. Любая школа предоставляла крышу над головой, бесплатное питание и даже (Мантул не лукавил) шлюх и вино. И молодцы, не желавшие прожигать жизнь в нищете, становились гладиаторами добровольно. Но чтобы сюда пошел декан… в общем любопытно, возможно позже Тигран разговориться.

Пока же я уплетал кашу за оба уха, и размышлял на тему, что ближайшее время меня ждёт совсем другая жизнь, по сравнению с которой все предыдущие похождения в Риме, покажутся сказкой. Любишь жить? Умей вертеться. Работы впереди непочатый край. Благо почва для засела в гладиаторской школе колоссальная, и мне определенно будет, где развернуться.

Глава 11

«Бей его! Жги! Поче­му так тру­сит он мечей? Поче­му не хочет храб­ро уби­вать? Поче­му не уми­ра­ет с охотой?» (Sen. epist. 7. 5).

Глупые учатся на своих ошибках, а умные на чужих. Школа, хоть и была передвижной, но при любых мало мальских остановках безукоризненно соблюдала все необходимые правила безопасности. Такие пишутся для гладиаторских школ кровью. И соблюдаются безукоризненно, потому что лить собственную кровь не хочет никто.

Мы продолжали ознакомление с местом, где предстояло провести ближайшее время своей жизни. Школа представляла большой, огороженный прямоугольник размером примерно с футбольное поля. Внутри располагались палатки (вместо двухэтажных зданий в стационарных школах), шатер ланисты, схожий с шатром легатов и большие открытые тренировочная площадка, кух­ня и обеденный стол.

Мы стояли на тренировочной площадке, выстроенной один в один по типу арены амфитеатра. Это был эллипс, окруженый забором чуть выше колена и засыпанный песком. Здесь нас ожидал высокий крепкий мужчина, который преподавал новичкам уроки фехтования — рудиарий. Сам бывший гладиатор, но заслуживший себе право не выступать, либо проводить на арене выставочные поединки. На таких бывшие гладиаторы показывали зрителю вершину ловкости и навыка ведения боя.

— Салют будущие гладиаторы! — он приветственно вскинул руку. — Меня зовут Карас, и ближайшие недели я превращу вашу жизнь в ад.

— Многообещающее начало, — шепнул Тигран, аж поежившись.

Я поддерживать разговор не стал — слишком свеж был опыт говорунов, можно сказать, перед глазами стоял. И Тиграну, кстати, я бы тоже посоветовал держать язык за зубами. Но он дядька взрослый — сам разберется.

Мы выстроились в с родную шеренгу пл роста и рудиарий медленно проходил вдоль нее, оценивая опытным взглядом уровень подготовки будущих гладиаторов. Ничего не говорил, ни перед кем не останавливался, только поглаживал рукоять своего тонкого деревянного меча — рудиуса.

Мы терпеливо ждали, когда окончится осмотр.

Наконец, Карас встал посередине учебной арены, засыпанной песком, и скрестил руки на груди. От моего внимания не ушло, что песок на арене имеет местами красноватый оттенок. Учеба учебой, а здесь точно проливалась кровь.

— Ну что, опозоренные! — раздался густой бас рудиария, от которого даже мурашки по спине поползли.

Я припомнил, что именно infames по латыни «опозоренные» было официальным статусом гладиаторов. Такой статус не сулил его обладателю ничего хорошего.

— Переступив порог этой школы, добровольно или принудительно, можете забыть о всех сладких мечтах, — продолжил рудиарий с ухмылкой, показывая, что он больше ценит отколовшуюся яичную скорлупу, чем наши жизни. — Никому из вас теперь не стать всадником, не сделать карьеру в муниципии, и вы даже не сможете давать показания в суде, потому что мой пердеж стоит дороже вашего слова! А когда вы сдохните, то вас погребут как шакалов, потому что вы отныне приравнены к самоубийцам. И я не спрашиваю, нравится вам это или нет, это данность, которую каждому здесь присутствующему уроду придется принять!

Повисла внушительная пауза. Рудиарий, с той же презрительной ухмылкой, обводил нас взглядом. Возможно, ждал возражений, но их не последовало. Каждый уже оказался научен горьким опытом и молчал в тряпочку.

Карас внушительно кивнул.

— Но у этого коровьего дерьма есть обратная сторона, — голос рудиария сделался мягче, он упер руки в боки и сплюнул через зубы на песок. — Если вы будете отдавать на аренах всего себя, то ваше имя узнают во всех уголках Республики. Богатенькие жирные свиньи осыпят вас серебром и приведут вам на обучение своих сынков. И не чхать ли вам будет на все эти высеры, которое предлагает римское гражданство. Не насрать ли на ограничения, когда у вас будет тонна серебра⁈ Добро пожаловать в школу, бесславные ублюдки!

Карас выхватил свой рудий и трижды им проголосовал с громогласным «ура». Клич подхватили гладиаторы. Я поймал себя на мысли, что все эти бесконечные разговоры, ничто иное, как психологическая накачка. Нужный этап, куда важнее для гладиатора, бьющегося насмерть, чем хорошая еда и отдых.

Удостоверившись, что его услышали и намотали сказанное на ус, рудиарий вытащил из складок одежды небольшую восковую табличку с текстом «афиши» предстоящих игр. Зачитал вслух:

— С пятого дня до майских коленд гладиаторы легендарной бродячей школы ланисты Мантула будут биться в Панормусе, будет звериная травля'.

Рудиарий поднял восковую табличку над головой, показывая все присутствующим. Не видно было совсем ничего, но поверим на слово. Я предположил, что этот текст очень скоро будет нанесен на стены домов столицы Панормуса (как я понял речь шла о столице Сицилии — современном Палермо).

— Через месяц звук рога застанет вас на арене амфитеатра, — рудиарий опустил табличку. — Вы должны будете забыть о страхе и сомнении. Зритель простит все, кроме трусости и робости перед соперником или зверем. Запомните это, потому что независимо от вашего желания, поединка с человеком или зверем не удастся избежать… — он многозначительно улыбнулся.

Почему боя избежать не удастся я помнил слишком хорошо — тех, кто робел на арене гнали в бой бичами или открытым огнем.

— Хотите посмотреть на наших зверушек? — это был не вопрос, а приглашение следовать за собой.

Рудиарий вывел