Три песо - Герман Иванович Романов

его прикрыть. Однако «Чарлстон» уже насмерть сцепился с «Кайзерин Августой», и германцы дрались с ним вполне на равных, хотя и уступали в весе бортового залпа, но только стреляли намного быстрее — на два выстрела немцы выдавали три своих.

— Сеньор Дидерихс, — фамилию немца Камара произнес легко, у англичан порой гораздо более заковыристые имена, — использовал свой численный перевес, а нам теперь предстоит подойти как можно ближе. Одиннадцатидюймовые снаряды не стоит выбрасывать в воду, так что два румба влево — наступил самый важный момент! Поднять сигнал на «канонеро-торпедеро» — «атаковать поврежденный корабль неприятеля»!

Отдав приказ, Камара снова посмотрел на «Рейли» — тот терял ход, горел, совершенно избитый снарядами германских крейсеров. Все правильно — в первую очередь нужно топить слабейших, привлекая для их уничтожения по два-три корабля, если есть численный перевес. А таковой есть — еще не задействованы и дожидаются своего часа три «минных крейсера»…

И американский «гений» мог был «сумеречным» — пневматические «пушки» для метания цилиндров, снаряженных динамитом. Стопроцентный взрыв гарантирован, взрыватели даже не потребуются, слишком капризна эта взрывчатка. Вот только сами моряки этого крейсера, прекрасно зная с чем работают, удивлялись, что сами не подорвались — не иначе как любила их судьба, берегла этот своеобразный «клуб самоубийц». И подобных «творений» и «новаций» во флоте САСШ было много — моряки Королевского Флота только крутили пальцем у виска…

Глава 27

— Это война первая, где столь широко используются железные дороги, и не только для переброски войск, сколько для ведения по ним боевых действий, князь. В армии «северян» не менее полусотни блиндированных поездов, гораздо больше их у «южан» и испанцев, причем более совершенных конструкций, что неудивительно, ведь они намного раньше их стали применять. Ставят по батарее французских скорострельных пушек в башнях, четыре ствола на бронепоезд, и по полудюжине гатлингов или митральез — атакующую пехоту буквально выкашивают пулями и накрывают шрапнелью. Видел это зрелище — оно ужасает!

Полковник Генерального Штаба Яков Григорьевич Жилинский непроизвольно передернул плечами — картина кровавого побоища, в котором почти полностью полег весь наскоро сформированный полк «федеральной» кавалерии, навсегда врезалась ему в память.

Он прибыл на Кубу с началом войны, сразу после своего 45-ти летия, в качестве военного агента в штаб маршала Бланко. Поначалу его даже близко не подпускали к местам ведения боевых действий, но после победы в ночном сражении при Сантьяго отношение кардинально поменялось с приходом на пост командующего Практической Эскадрой адмирала Рамоса. Тот даже взял себе в штаб адъютантом лейтенанта Похвиснева, и Давид Борисович все время пропадал на «Инфанте Марии Терезии», щеголяя испанским мундиром с нарукавными нашивками и двумя полученными за участие в боях крестами. А сам Яков Григорьевич с согласия Петербурга был прикомандирован уже к штабу командующего экспедиционной армии генерал-капитана Линареса, и с «высочайшего дозволения» надел мундир испанского коронеля, то есть полковника. Это сразу же облегчило его положение в здешних краях, сильно помогло в общении с конфедератами, особенно с командующим Северной армией КША генерал-лейтенантом Джозефом Уиллером.

Сейчас ожесточенные бои шли севернее Ричмонда, столица Конфедерации была освобождена, но президент и госдепартамент КША находились в Норфолке, главной базе союзной испано-конфедеративной эскадры. Также как штаб армии, при котором он был прикомандирован. А потому ему отвели прекрасный дом с открытой верандой, из которого открывался великолепный вид на залив, где стояли чуть дымившие трубами, корабли «армады» и Конфедерации, которые осветило восходящее солнце.

Здесь на веранде, в мягких креслах можно встречать рассвет, и видеть красочную церемонию поднятия флагов на кораблях «армады», встречая вступавший в свои права новый день. Собеседником Якова Григорьевича сейчас была персона куда более значительного статуса, пусть на нем сейчас не имелось флотского мундира с погонами капитана 2-го ранга — 38-ми летний светлейший князь Ливен, имевший при императорском дворе обширные связи, да и сам титул о многом говорил. Да и учился он в Берлинском кадетском корпусе, по окончании которого служил в лейб-гвардии Семеновском полку. Но затем потомка остзейских рыцарей потянуло на море — сказались плавания в далекую Вест-Индию его предком, что служили курляндским герцогам и по слухам пробавлялись заурядным пиратством.

С началом испано-американской войны Александра Александровича направили в САСШ военным агентом, где он и был до недавнего времени. Пока военный флот под «звездно-полосатым» флагом фактически не прекратил свое существование, начисто истребленный или плененный испанцами, что оказались на ратном поприще весьма деятельным и опасным противником. Словно вернулись давно забытые времена знаменитых «терций» известной на всю Европу испанской инфантерии, наводящих ужас на всех врагов, и многопушечных галеонов «армады», которым лишь британские корсары со знаменитого Дрейка осмеливались бросить вызов.

Князь попал в Норфолк совершенно случайно — отбыл из Филадельфии к берегам «туманного Альбиона» на пароходе САСШ, с очень ценными грузами, но в море тот был захвачен крейсером конфедератов «Алабама», потомком знаменитого «пирата», и сопровожден до Норфолка.

Понятное дело, что к князю отнеслись с должным уважением. Конфедерация была заинтересовано в благожелательном настроении к ним всех европейских держав. Ливен удостоился беседы с самим президентом КША, и теперь терпеливо дожидался британского пакетбота, что бы на нем отправится через Атлантику до Лондона, а оттуда последовать в Петербург. И теперь за чашечкой парящего кофе, которое принес негр-слуга в белой ливрее, они дожидались Похвиснева, который должен был скоро пожаловать — до подъема флага все испанские офицеры должны были оставаться на своих кораблях, традиции на флотах свято чтились.

Да и повод был весомый, чтобы выпить пару бокальчиков вина — волей судьбы их коллега был произведен в капитаны де корвета «армады», чин значимый, но для службы в Российском Императорском Флоте совершенно бесполезный. Могут лишь положить денежное содержание в окладе капитан-лейтенанта, пусть данный чин давно упразднен, но для начисления жалования лейтенантов учитывается. Так что данное производство не более чем почетное, вроде подарка, «игрушки», красивой и не нужной. Даже два полученных за боевые заслуги креста более полезны — с «высочайшего дозволения» их можно было носить на мундирах.

— Ба, да наш Давид Борисович смертельно пьян, если не сказать больше — смотрите, как прямо идет, в пошлой трезвости находясь, так ровно шагать ни один лейтенант, про мичманов и не говорю, не сможет.

Яков Григорьевич служил в гусарах еще с юнкеров, и прекрасно знал, что такое дисциплинированность в любом состоянии, и особенно среди кавалерийских офицеров, у которых попойки были непременным ритуалом. Но знал еще