Наши уже не придут - RedDetonator

точно не могла послужить веским поводом для прекращения деятельности.

— Для вспашки рановато… — задумался Немиров. — Но где все?

В центре села встретились первые люди.

— Чьих будете? — спросил какой-то мужик в типичном крестьянском одеянии.

Одет он был в холщовую косоворотку светло-серого цвета, с потускневшим красным шитьём, в некогда нарядные синие порты, подлатанные минимум в трёх местах, а на ногах его были лапти, утеплённые онучами в несколько слоёв. На голове его был подуставший картуз, отличавшийся от остальной одежды чистотой.

По возрасту сказать сложно — где-то в интервале между двадцатью и тридцатью годами. Определение возраста усложняла обветренная и покрасневшая кожа лица. Роста он невысокого — примерно метр шестьдесят, но зато крепкой комплекции, характерной для работящего и не пьющего или малопьющего крестьянина.

— Из Мамоновки мы, — ответил Аркадий. — Звать меня Алексеем. Здравствуй, уважаемый. А где все люди?

— И ты здравствуй, — ответил мужик. — Меня Семёном звать. Где-где все… На вспашке.

— А чего так рано? — удивился Немиров.

Сейчас март, а это значит, что слишком рано вспахивать землю, особенно после такой лютой зимы.

— Так мужиков не хватает, — ответил Семён. — Холера многих прибрала прошлым летом. М-да… Ты тоже, коли добрый человек, вспомоги со вспашкой — сейчас все в поле. И я туда иду.

Остальные прохожие крестьяне не вмешивались в их беседу, хоть Аркадий и кивнул им учтиво, но внимательно слушали.

— Нам бы устроиться где-то на время, — произнёс он. — У кого можно остановиться?

— К старосте иди, — махнул Семён рукой в сторону избы с украшенными ставнями.

Крестьянин поправил пояс и направился куда-то на запад — поле находится там, как подсказали Аркадию воспоминания.

Дав знак Марфе, он пошёл к дому старосты. Постучав в дверь, он дождался, пока ему не отворит её кряжистый и седоватый мужик в почти такой же одежде, что и Семён, но в более приличном состоянии.

— Здравствуй, — приветствовал его Аркадий. — Алексеем меня звать, я из Мамоновки.

— Здравствуй, — кивнул ему мужик. — Видывал тебя на ярмарке. Авдеем Палычем Борисовым меня зовут. О, Марфа!

Он увидел вдову и любезно раскрыл дверь.

— Заходите, заходите, — пригласил он их внутрь. — Садитесь. Мать! Накрывай стол!

— Иду-иду! — ответила женщина из кухонной части избы.

У старосты и изба побогаче — никакого «опен спейса», даже спальня отдельная, не говоря уже о кухне.

Аркадия насторожила эта не особо-то мотивированная гостеприимность. Он не понимал её причин, поэтому заранее напрягся.

На обед сегодня была рыба — жерех, водящийся в Волге и вылавливаемый местными рыбаками.

— Ефим Петриков, наш гончар, проходил недавно мимо Мамоновки, — заговорил Авдей Павлович. — Сказал мне, что столб видел, а на столбе волчьи туши гниют.

— Это я повесил, — произнёс Аркадий.

— Девять туш? — с недоверием спросил староста.

— Да, — кивнул Аркадий. — Марфа в свидетели — мы их побили.

— Он побил, — поправила его вдова. — Я ничего не делала.

— Как? — нахмурился Авдей Павлович.

— Есть способы… — ответил на это Аркадий.

— Ну, так ты расскажи, — попросил его староста.

Далее Немиров рассказал обо всех своих подготовительных мероприятиях, а также о самом процессе истребления волков.

— А я уж подумал, что вы их потравили… — произнёс староста. — Девять волков… Хорошо. Шкуры продашь?

— Смотря за какие деньги, — пожал плечами Аркадий.

— Рубль за шкуру обычного волка, два рубля за шкуру вожака, — сделал Авдей Павлович предложение. — Но сперва надо посмотреть на состояние.

— В Астрахани я могу продать их гораздо дороже, — покачал головой Немиров. — Слышал я, что за обычные шкуры по шесть рублей дают, а за вожака можно и все десять выручить.

— Три рубля за обычные и пять рублей за вожака, — поморщился староста.

Уж он-то точно на них наварится — несомненно, что правильные контакты у него есть, тем более что это зимние шкуры, то есть толще и гуще мехом.

— Давай на четырёх рублях за обычную сойдёмся? — предложил Аркадий. — А шкура вожака — это отдельный разговор.

— Почему это? — спросил Авдей Павлович.

— Разве ты не вникал в мой рассказ? — улыбнулся Аркадий. — Эта шкура с историей — она дороже идёт…

— Ладно, пошли, покажешь, что там за шкуры, — встал староста из-за стола. — Там и поговорим, что за шкура с историей.

По итогу семь шкур староста купил по четыре рубля, а одну за пятьдесят копеек — там волк был не очень, так ещё и Аркадий запорол большую часть.

Шкура вожака была прекрасна: размер большой, толщина меха больше, чем у обычных шкур, ну и седины нет, что означает сравнительную молодость волка. Торжество естественного отбора, убитое одним недобрым мальчиком…

Небольшие дырочки от кольев староста не заметил, потому что Аркадий основательно «пошаманил» над ними с иглой и марфиным волосом.

— За шесть возьму, — сделал староста предложение.

— Семь, — произнёс Аркадий.

— Не возьму я за семь, — покачал головой староста. — Либо отдавай за шесть, либо езжай в город.

— Ладно, договорились, — поморщился Аркадий.

Сам-то Борисов точно в Астрахань поедет, зарабатывать хорошие деньги у портных.

— Пойдём, посчитаемся, — позвал староста.

Через две минуты Немиров получил в свои руки тридцать четыре рубля и пятьдесят копеек. Профиль всеми богами спасаемого императора Николая II с достоинством смотрел в левую сторону.

Это безумные деньги, по меркам рядовых крестьян Астраханской губернии, а также примерно на десять рублей больше, чем средняя месячная зарплата чернорабочего в Астрахани. Примерно — потому что покойный муж Марфы несколько лет работал в городе чернорабочим на рыбном промысле, но платили ему из месяца в месяц не одинаково.

С такими деньгами уже можно было заходить в Астрахань, но была одна острая проблема — Аркадий слишком юн.

У него даже вида на жительство нет, ведь по возрасту не положено. Он был записан в виде на жительство у отца, где также была записана и мать, и братья с сёстрами.

«Женщина тут, кстати, не совсем человек», — подумал Аркадий. — «Без мужа никуда, бумаг никаких не предусмотрено».

Но и ребёнок тоже ущемлён, даже более бесправен, чем женщина.

Не может Немиров идти в одиночку. Он подозревал что-то такое изначально, но рассчитывал прорваться втихаря.