Золотая лихорадка. Урал. 19 век - Ник Тарасов

уклада. Мы не купили эту рыбу, не выменяли. Мы взяли ее у тайги, потому что в нашей артели был человек, который умел это делать.

После ужина, когда сытая дрёма начала одолевать артельщиков, я подозвал Игната.

— Отдыхать некогда, — сказал я тихо. — Пора обезопасить лагерь.

Мы отошли на край поляны. Я достал нож.

— В поселке нас защищал частокол. Здесь наша защита — лес и наша собственная хитрость. Нам нужны ловушки. От зверя… и не только.

Игнат кивнул, его лицо в свете костра было серьезным и сосредоточенным.

— Силки? Петли?

— И да, и нет, — ответил я. — Нам не нужно убивать. Нам нужно знать, что к нам идут. И выиграть время. Веревок у нас пока нет, так что будем использовать то, что под рукой. Лозу.

Я показал ему, как из длинной, гибкой лозы, которой здесь было в избытке, можно сплести грубую, но прочную веревку. Затем мы начали обустраивать периметр. На тропах, ведущих к лагерю, мы установили простейшие сигналки: низко натянутая лоза, привязанная к стопке камней, сложенных на сухой ветке. Чужак зацепится, камни с грохотом упадут. Примитивно, но в ночной тишине этот звук разбудит и мертвого.

В других местах, где мог пройти человек, мы делали «спотыкачи» — петли из лозы, привязанные к колышкам и замаскированные в траве. Они не удержат человека, но заставят его упасть, нашуметь, выдать себя. А на самом опасном, открытом направлении мы соорудили «волчью яму», но неглубокую, по пояс, и без кольев на дне. Сверху замаскировали ее хворостом и лапником. Не убьет, но враг, провалившись, сломает или подвернет ногу и станет легкой добычей.

Мы работали молча, в сумерках, как два ночных хищника, обустраивающих свое логово. Я показывал, Игнат исполнял. Его солдатская смекалка мгновенно схватывала суть каждой ловушки, и он тут же предлагал, как ее улучшить.

— Теперь это твоя забота, — сказал я ему, когда мы закончили. — Охрана периметра, проверка и установка новых ловушек, наблюдение. Ты — наша охрана. Твоя задача — сделать так, чтобы мы всегда знали о гостях раньше, чем они увидят дым нашего костра. Бери себе в помощники сына Елизара.

Игнат выпрямился. Это была не просто задача, это был пост. Должность. Он был не просто охранником, а ответственным за безопасность всей нашей маленькой крепости.

— Будет исполнено, командир, — глухо ответил он.

На следующий день, едва рассвело, я разбудил Семёна, Тимоху и Петруху. Они встали неохотно, ожидая очередного бессмысленного, по их мнению, приказа.

— Инструмент в руки, — сказал я, указывая на навес. — Сегодня начинаем строить дом.

Они переглянулись.

— Так навес же есть, Петрович, — пробормотал Семён. — Тепло, сухо…

— Навес — это на время, — отрезал я. — А мы здесь надолго. Мы строим сруб. Большой, чтобы у каждого была своя отдельная комната, где можно и вещи сложить, и отдохнуть в тишине. И еще пару комнат про запас. Для новых людей, которые к нам придут.

Вот тут они и замерли. В их мире, где люди годами жили вповалку в грязных, тесных бараках, сама мысль об отдельной комнате была чем-то из разряда фантастики. А слова «надолго» и «для новых людей» звучали как обещание будущего, в которое они до сих пор не верили.

— Каждому… по комнате? — недоверчиво переспросил Петруха, будто ослышался.

— Каждому, — подтвердил я. — Кто этого заслужит своим трудом. Вы начинаете с фундамента и первых венцов. Елизар с сыном покажут, как правильно лес валить и пазы рубить, они в этом деле мастера. А мы с Игнатом сегодня покажем вам, откуда мы будем брать деньги.

Их взгляды изменились. Насмешливое недоверие сменилось изумлением, а затем — уважением. Они смотрели не на чудака-чистоплюя, а на хозяина. На человека, который думал не о том, как пережить ночь, а о том, как они будут жить через год. Который строил не временное убежище, а настоящую усадьбу.

Работа закипела с невиданной энергией. Звон топоров наполнил поляну. Мужики, воодушевленные перспективой собственного угла, работали так, будто за спиной у них стоял сам приказчик с кнутом.

Я оставил их, оглушенных моим обещанием, и направился к ручью. Игнат шел за мной, неся на плече наше «оружие» так легко, будто это была обычная охапка дров. Мысли в моей голове роились, как пчелы в потревоженном улье. Теория, расчеты, чертежи из памяти — все это было прахом по сравнению с тем, что предстояло сейчас. Здесь, на берегу этого безымянного уральского ручья, решалось всё. Либо моя идея сработает, и я стану для этих людей не просто хозяином, а пророком, либо она провалится, и я останусь в их глазах чудным купцом, который заставил их строить отхожее место вместо того, чтобы мыть золото.

Мы спустились в овраг. Воды в ручье было мало, едва по щиколотку, но течение было достаточно быстрым. Это хорошо.

— Сюда, — указал я на узкое место, где ручей делал небольшой поворот. — Нужно перегородить русло. Не наглухо. Сделаем небольшую запруду из камней, чтобы поднять уровень воды, и пророем отводной канал. Вода должна идти не по ручью, а через наш шлюз.

Игнат молча кивнул, аккуратно спустил с плеча желоб и взялся за кирку. Я — за лопату. Работа была тяжелой, монотонной. Мы таскали скользкие валуны, выстраивая из них стенку. Мы вгрызались в каменистый берег, прокладывая неглубокую, но ровную канаву. Я работал, не чувствуя боли в стертых ладонях и ноющей спине. Адреналин, холодный и острый, как сталь, гнал кровь по жилам. Это был мой первый бой в этом мире. И я не имел права его проиграть.

Через час к нам спустился Степан. Он нес в руках две кружки с дымящимся отваром. Его лицо было серьезным, но в глазах плясали любопытные искорки.

— Армия строит, а завхоз ее кормит, — проговорил он, протягивая нам питье. — Ну что, Андрей Петрович, готова ваша шайтан-машина к бою? Мужики там уже пари заключают: намоет что-нибудь ваша колода или только лягушек напугает.

— Скоро узнают, — ответил я, жадно глотая горячий, горьковатый напиток. — Как они там?

— Работают, — Степан с неподдельным удивлением кивнул в сторону поляны, откуда доносился мерный стук топоров. — Как заведенные. Я таких глаз у них в поселке ни разу не видел. Будто не избу рубят, а дворец себе строят.

— Так и есть, — сказал я, возвращая ему