Беззаветные охотники (СИ) - Greko

— Уверен, что сюда?

— Не извольте беспокоиться! Сбоку найдете маленькую дверь. Сунете привратнику шиллинг. Он пропустит. А там сами все увидите.

Похоже, он принял нас за любителей запретных развлечений. Привратник — тоже. Мы оказались в зале, залитым светом тысячи газовых рожков. Светские джентльмены развлекались вовсю. Французские и рейнские вина текли рекой. Красивые нарядные молодые девушки наперебой флиртовали. Звучали похабные шутки.

Ближе к полуночи в паб стягивались постоянные клиенты. Усаживались за длинные столы, скрещивали руки и в пьяном кураже предлагали девушкам за немыслимые пятьдесят гиней пройтись по живой шаткой тропинке. Те, хохоча, рисковали. Джентльмены норовили их подбросить, чтобы полюбоваться на то, что скрывали взметнувшиеся вверх юбки.

К четырем утра оргия достигла своего пика. Рожки гасли. В полутьме страсти разгорелись. Шутки погрубели, ставки возросли. Какой-то юный лорд предложил белокурой игривой особе выпить виски из пивной кружки за сто фунтов. Когда она полумертвая свалилась на пол, ей в рот стали лить смесь из уксуса, горчицы и перца. Девушку сотрясла конвульсия, ее вырвало. Знатные господа в канареечных фраках весело расхохотались.

— Идем отсюда, Бахадур! Уже не могу на это смотреть, — не выдержал я. — Мне кажется, нынче Беллу не по карману подобные развлечения. Нужно пройтись по заведениям трубой пониже.

Но и в тавернах, где с крикливо наряженными женщинами потасканного вида предавалась разгулу публика попроще, мы не встретили Джеймса Станислава. Конечно, можно было наведываться на Хеймаркет чаще. Но что-то мне подсказывало, что искать его стоило в трущобах Ист-Энда. Там этой шотландской скотине самое место.

[1] Граф Поццо ди Борго, не имевший семьи, оставил племяннику дворец в Париже, который купил и изуродовал Карл Лагерфельд. Потомок дипломата, Филипп, стал прообразом героя знаменитого фильма «1+1».

[2] (фр.) — Здесь говорят по-французски.

[3] Знаменитая кофейня, в стенах которой многое случилось. Например, основание Академии Святого Мартина, положившей начало Королевской художественной Академии. В 1839 г. градостроительный зуд лондонцев отвел ей всего три года жизни.

[4] Все приведенные факты не авторская выдумка. Они взяты из документов. Цену на мальчика сообщил Секретарь созданного в 1835 году Общества предупреждения подростковой проституции.

Глава 9

Вася. Чечня, середина мая 1839 года.

Генерал Граббе собрал во Внезапной невиданную силу — пять с половиной тысяч в строю, не считая возчиков и прочей обслуги. Четыре батальона куринцев, два батальона кабардинцев, десять горных и легких орудий, саперную роту, 220 конных и 391 пеших казаков и 259 всадников горской милиции, в основном, представленной узденями из Кабарды, осетинами и надтеречными чеченцами[1]. Последних включили в отряд из политических соображений: на Ташев-ходжу выступили не только русские, но и свои, ичкерийцы. Для прикрытия Линии оставили лишь 5-й Васин родной батальон. Пулло заверил своего командира, что горцам будет не до набегов.

Для кампании запаслись основательно. Одних патронов во Внезапную и Темир-Хан-Шуру свезли полтора миллиона[2]. Снаряды для орудий, сухари, крупу в огромном количестве. Но с мясным довольствием была проблема: скот с собой не погонишь, кормить его в горах нечем.

Наступило 9 мая. Экспедиция началась с молебна и зачитывания приказа Граббе по войскам:

«Вам знакомы уже, ребята, труды и неприятель, на которого я вас поведу. Одна сила оружия укротит и истребит этих нарушителей спокойствия. Пойдем и отыщем их. Откуда человек выходит — туда достигнет Русский штык. Женщинам и детям, ребята, непременно и везде — пощада!»

Поход был рассчитан на десять дней. Все тяжести оставили в лагере. Никаких повозок, только вьюки на лошадях. Тронулись ближе к ночи.

Отряд Дорохова разделили. Чтобы показать дорогу, сам Руфин с большей частью своих людей отправился вперед вместе с кабардинцами полковника Лабынцова по прямой вьючной тропе через лес. Рассчитывали застать врасплох сильно укрепленный аул Ахмет-Тала, опорный пункт Ташев-ходжи для нападений на кумыкскую равнину. В нем, по сведениям лазутчиков, уже собрались воины лидера Чечни. Кружную, но удобную дорогу основной колонне вызвался показать унтер-офицер Девяткин. Он не хотел отрываться от своих куринцев, в рядах которых шло немало его знакомых из гарнизона Червленой. Выступили через два часа после кабардинцев.

Вася диву давался, сколько понаехало в отряд «фазанов» из гвардии. Только к их полку присоединили 29 офицеров — пехотных и из кавалерии. Одним из них был ротмистр Гребенского казачьего полка Николай Мартынов. Как собирались командовать егерями лейб-уланы, конно-гренадеры, кирасиры и гусары оставалось лишь догадываться.

Куринцы шагали бодро. С их лиц, казавшимися черными под белыми чехлами фуражек, не сходили улыбки.

— Идем показать Шумилке, где раки зимуют!

Шумилкой они прозвали Шамиля. Конечная цель похода была всем известна.

На рассвете кабардинцы атаковали аул, не дожидаясь подхода основных сил. Горцы бежали к лесу, бросив укрепления и знамя-значок. Когда прибыли их подкрепления, окружили людей Лабынцова, занявших Ахмет-Талу. Поднялась стрельба. Иногда горцы внезапно выбегали из леса и с шашками наголо бросались на цепи.

Горцев переиграли. Подоспели куринцы и ударили во фланг. Кавалерия через лес зашла с тыла. Противник не принял боя и отступил по дороге на аул Балан-су. Ее укрепили завалами, но толку от них было чуть. Саперы лихо расправлялись с огромными стволами. Под прикрытием выдвинутой вперед артиллерии войска Граббе двигались тремя колоннами вглубь Чечни. Главная вместе с обозом — прямо по руслу мелкой Яман-су меж отвесных высоких берегов. По пути сжигали все опустевшие аулы и вытаптывали засеянные поля. Гнали перед собой отступавших ичкерийцев, не забиравших даже тела убитых. 12 мая встали общим лагерем на большой поляне у селения Рагонкаж у истока Яман-су в окружении векового леса. Дым пожарищ за спиной отравлял воздух и перебивал аромат майского буйного цветения.

Васю вызвал полковник Пулло.

— Знаешь дорогу к гнезду Ташева-ходжи, в аул Саясан?

— Трудная дорога, Вашвысьбродь! Сам аул на высокой открытой площадке высоко над рекой Аксай. К югу от него деревянное укрепление с башней между двумя обрывами. Рвы, завалы, засеки. Не смогли, когда в набег ходили, к блокгаузу подобраться. К нему единственная тропа ведет через балку. Думаю, аульцы там решат бой принять.

— Иван Михайлович! — обратился Граббе к полковнику Лабынцову. — Усилим ваших кабардинцев двумя ротами куринцев. Справитесь с укреплением? Не исключаю, что туда стянутся основные силы ичкерийцев.

— Нам, мамочкам, лишь бы подраться!

Лабынцов был известен не только своей вечной присказкой «мамочки», но и дьявольской жаждой боя. Рассказывали, что он мог отправить припоздавшую роту в бой без всякой цели — лишь бы пороху понюхали. Еще ходили слухи, что он послал во время похода через лес один взвод в безнадежную атаку на завалы чеченцев. Юный прапорщик пытался отвертеться от штурма:

— Мы же все погибнем!

— Ничего! — успокоил его полковник. — Зато чеченцы ружья разрядят, тут мы их и возьмем на штык.

Прапорщик погиб, как и весь его взвод. Лабынцов атаковал завал и опрокинул неприятеля. Нужно так было делать или нет, никто не брался судить. Но удивительно: эту историю передавали из уст в уста без толики осуждения!

Вася повел сводный отряд кабардинцев, усиленных куринцами. До аула добрались через лесную теснину, не побеспокоенные горцами. Они оставили аул и все собрались в укреплении — за деревянной оградой с бойницами и с немного выступающими вперед башнями, позволявшими обстреливать атакующих стену с фланга [3].

В таком подходе к организации обороны чувствовалась рука Шамиля и помощь его эмиссаров, отправленных в Чечню к Ташев-ходжи. Раньше чеченцы воевали по-партизански. Не сидели за стенами, а держали врага в постоянном напряжении, внезапно нападая из-за деревьев и кустов и тут же отступая. Точно также воевали и черкесы, хотя и смеялись над ичкерийцами и лезгинами: мол, не умеют за кольчугой ухаживать, вот и воюют как абреки.