Марик Лернер - Восток

Вообще, если бы я точно не знал, встретив где-то в Руси, никогда бы не подумал, что он поляк. Такая обычная славянская физиономия. Я в курсе исторических сведений о происхождении от родственных народов, однако сидит в голове предубеждение. Слишком долго мы слушали о злобных католиках и их происках на нашу исконную землю. Так и представляется противный тип, лупящий невинных деток тяжеленным крестом по головкам и ничего общего не имеющий ни внешне, ни внутренне с благородным русским человеком. Мало ли что я в жизни видел не слишком много представителей данного народа. Мои знакомые поляки очень приличные люди, я точно знаю. А все остальные от рождения подлецы и гады, вынашивающие коварные планы по спаиванию добродушно-наивных русских. Натурально водка, произведенная в Сибири поляками, намного лучше. На себе проверял.

— Военная цензура не допустит, — с не меньшей серьезностью заверяю.

— Радогор говорит, за тобой не уследишь, — с усмешкой сообщил он.

Опа! А справки про меня всерьез наводили. Хочу взглянуть на собственное досье. Толщина волнует.

— Да нет, — подмигивая, говорит Тульчинский, — не интересовался специально. Мы с Нуялисом служили вместе. Прессе у нас почет и уважение. Она должна находиться в самой гуще жизни.

Я так и не понял — это он всерьез или издевается.

— А нельзя ли в таком случае посмотреть вблизи?

— Возьми его к себе, Перекрестов, — сказал Тульчинский полковнику в хазачьей форме. — Пусть посмотрит, на что конница годится.

— На коне сидишь? — недовольно поинтересовался усатый красномордый хазак.

— Приходилось, — дипломатично отвечаю. — Рекорда не поставлю, но и не упаду.

— Вот и прекрасно, — порадовался Тульчинский и двинулся дальше. Для него разговор был окончен.

— Простите, — сказал я уже на улице полковнику, рассматривая неказистого киргизского конягу, врученного мне, — но мы что, попремся прямо через мост? Он наверняка заминирован.

— А мы не догадались, — фыркнул тот. — Сначала пойдут спецгруппы. Пусть погранцы покажут, на что способны.

Они показали. Караулы сняли без выстрелов, если кто и пытался подпалить бикфордов шнур, то результатов мы не увидели. Скорее всего, диверсантам и утруждаться тушением не пришлось. Все было проделано настолько быстро, что на той стороне и проснуться не успели.

Бронепоезд влетел на китайскую станцию совершенно неожиданно для противника. Всего боя и было разоружение роты с двумя выстрелами в воздух. Китайцы покорно сдавали оружие и становились на колени. Самые забитые солдаты из всех, кого я видел. Достаточно начальственно заорать — и слушаются. В кратчайшее время станция была занята, доты захвачены, и длинные конные и пешие колонны двинулись через мост. Мы, Восьмой Маньчжурский, шли в первых рядах.

Полковник от меня лихо избавился — отправил в эскадрон. Сотник не менее сноровисто сплавил еще ниже. Всем я мешал. А вдруг случится что, кому отвечать? Последней инстанцией оказался стандартно усатый взводный сержант. Тот приставил ко мне совсем молодого парня по имени Яхуд и выкинул проблему из головы. Больше ему делать нечего, только следить за глупыми гражданскими. Вообще отношение было слегка настороженным. Никто толком не знал, чего мне надобно и какого привязался. Таким, как я, положено сидеть в штабах и переписывать победные реляции, не заглядывая дальше дивизионного тыла.

Если винтовок и боеприпасов было больше чем достаточно, то проблема была с лошадьми. Далеко не все соответствовали нормам. Вот Яхуду его конь совершенно не нравился. Был он какой-то угловатый, излишне высокий и казался старше своего возраста. Как он рассказывал, батя утверждал, что рысак, несмотря на свой неказистый вид, очень вынослив. Многие вообще ехали на гибридах с киргизцами. Для степи это лучший вариант. Неприхотливые, низкорослые и мохнатые. Все равно лучше, чем ничего.

— Вот когда старший брат перед призывом своего приобрел, совсем все по-другому было! — Глаза парня горели восторгом, и рассказывал взахлеб. — Ездили выбирать все мужики семьи, и встречали их у ворот, расстелив на земле шелковые кушаки. Гордый хозяин вел жеребца в поводу. Если конь наступал на кушаки, значит, все будет прекрасно.

Этого я не понял. Что за странные обычаи.

— Примета такая, — с превосходством честного хазака перед европейским шпаком пояснил Яхуд. — А тут, — скучнея, махнул рукой, — раз-два — и вперед. Никакого удовольствия. А… лучше не вспоминать. Брательник с войны не вернулся.

На рассвете сотни вышли к заранее намеченной высоте. Уже розовели облака, и метров на сто — сто пятьдесят просматривалась местность. Самое время. Караульные устали и потихоньку кемарят, успокоенные тишиной. Один бросок.

Китайцы уже почуяли грядущие неприятности и усиленно готовились. На сопках, прикрывающих Чаоян, были вырыты окопы, в которых засело до полутысячи человек. Лошадей оставили в овраге. Почему-то было решено атаковать в пешем строю. Может, берегли коней. Местность была вся перерыта не пойми зачем. Укрепрайон, что ли, китаезы начали строить? Припозднились, однако.

— Давай, робяты, — бодро говорил взводный. Тон был уверенный и деловой. Да и сам хорошо знакомый вид старого хазака успокаивал новичков. Не распихали молодняк, как иногда бывало раньше, по чужим полкам. Весь отдел мобилизовали, сразу четыре возраста, а два старших войну прошли и опыта не занимать. Сейчас почти сорок молодых хазачат специально разбросали по двум сотням, не сводя в отдельные взводы, чтобы у каждого был свой умелый наставник.

Восьмой Маньчжурский кавалерийский полк по штатам военного времени на восемь сотен клинков, с двумя двухорудийными конно-артиллерийскими батареями при пулеметной команде — в полной боевой готовности. Даже излишек людей имелся, и, чтобы не распускать по домам, сформировали еще одну дополнительную сотню. Все прекрасно знали: китаез в три раза больше, и единственный вариант — ударить самим.

— Сегодня будеми учиться воювати, — пояснил добродушно взводный. — Доси була одна сплошная прогулянка. Пешим ходом молча йодемо цепью. — Кучей не держаться. Перебежками. Чему вчились, еще помятуете? Ты тоже? — неожиданно спрашивает меня.

— Так точно, — подтверждаю на всякий случай. Кто его знает, погонит еще в тыл — к коноводам. А я не умею. Держать шесть-восемь лошадей сразу — непростая наука. Особенно если они пугаются.

— Со-о-отня, слухай мою команду! — закричал неподалеку знакомый голос командира эскадрона. — Вперед!

— Пишлы, — буднично сказал взводный.

Кто бы мог подумать, мелькало в голове у Яхуда, что война вот так выглядит.

Быстрей, быстрей, так что дышать уже нечем. Вроде и пробежал всего метров пятьдесят, но под свист пуль как-то очень резво получается. Упал, выставил в сторону окопов винтовку и дрожащими руками, не особо надеясь куда-то попасть, несколько раз выстрелил, прикрывая второе отделение. Они добегают до тебя, валятся рядом, вновь поднимаешься — и бегом вперед.

Слева бьет японский пулемет. Звук у него хорошо знакомый — прозвище «дятел» недаром получил. Тук-тук-тук. На дальних дистанциях очень приличная точность, однако обоймы всего по двадцать патронов: ленты японцы делать не умеют. Еще и весит больше полусотни килограммов. В обороне не так важно, а попробуй побегай с таким весом. Три-четыре человека необходимы.

Он переждал до очередной заминки с перезарядкой — и опять рванул вперед. Рядом свистнула пуля. Это ерунда. Если слышишь — не твоя. Хотя и стало очень неприятно. Где одна, там и другая.

И расстояние не слишком большое, но весь уже мокрый и, когда появилась насыпь окопа, как-то сразу и не понял, что уже достиг цели. Впереди мелькают спины убегающих желтопузых.

Яхуд мешком валится вниз, ногами прямо на тело, у которого пулей снесено полголовы. С мерзким звуком оно дергается, и он прыгает в сторону. Как ни удивительно, именно это и спасает от удара штыка слева. Он стреляет, и солдат с диким визгом валится вниз. Пуля попала тому в живот. Еще и еще раз палил в упор, пока обойма не кончилась и китаец не замер.

Из блиндажа выскакивает еще один с сумасшедшими глазами и пытается проскочить мимо. Он хочет просто убежать, но Яхуд стоит на дороге, и, пытаясь избавиться от помехи, китаец делает выпад, пытаясь его проткнуть очередным штыком. Отвратительное ощущение. Из-за спины несколько раз стреляет пистолет. Этот странный корреспондент оказался очень к месту. Почему он его до сих пор не видел? Ведь рядом бежать должен был. Дурной мужик — ради заметки в газету бегать под выстрелами. Расспроси потом людей, и все дела. А что приврут, так нормально. Красивше будет читаться.

В окоп прыгают еще несколько знакомых хазаков. Двое деловито устанавливают М-9 и открывают огонь по бегущим китаезам. Яхуд тоже стреляет.

Потом он молча сидел, привалившись к стене окопа. Мыслей не было, сил тоже.