Александр Афанасьев - Наступление ч. 3 (СИ)

— Дойдет до этого? — спросил он

— Будем надеяться, что не дойдет. Должны сделать все, что бы не дошло. Но должны быть готовы — если дойдет. Это не они нас загнали в угол, они и сами загнаны в угол. Остаться должен кто-то один. Начнут они — останемся мы. А ты — готовься.

Совещание, которое собирали сегодня было первым совещанием заговорщиков, которое хоть как то было оформлено — провели как совещание по вопросам подготовки к весенне-полевым работам (ха-ха-ха…). Совещание было… скорее его можно было назвать объединительным. Так получилось, что после резкого изменения политики СССР в отношении Афганистана родилось два заговора с целью вытеснения СССР из Афганистана. Первый — заговор ХАД во главе с родственником президента генералом Шапуром Ахмадзаем и генерал-полковником Якуби, он имел целью создать в Афганистане военную диктатуру, расправиться с неугодными, выгнать из страны советских и пригласить американцев. Второй — заговор, лидером которого был член Политбюро ЦК НДПА Сулейман Лаек — он предполагал исламскую революцию "мягкого типа", расправу с самыми одиозными партийцами и создание некоего коалиционного правительства, с участием части группировок моджахедов — монархистов во главе с небезызвестным Моджаддиди, любимой женой которого была сестра Лаека. Связующим звеном между обоими заговорами был, как ни странно генеральный секретарь ЦК НДПА Наджибулла, он участвовал и в том и в другом заговоре. Первый он организовал сам, еще когда в СССР не случился государственный переворот и надо было думать как спасти свою шкуру, поставил во главе его родственника, вышел на контакты с американцами, изложил свое желание резко поменять внешнеполитическую ориентацию страны, как в свое время сделал Анвар Садат (дальнейшая судьба Садата его почему то не обеспокоила), подготовил "засадный полк" — президентскую гвардию. Потом, когда в СССР резко поменялась ситуация — его втянули и в другой заговор, пообещав в случае чего сохранить у власти. Будущее виделось как коалиционное правительство, в которое войдут часть членов ЦК и моджахеды-монархисты, а у власти — король Захир-Шах, который своим авторитетом гарантирует прочность конструкции и послужит для ее составных частей этаким третейским судьей, удержит каждую из сторон от желания уничтожить друг друга. Вопрос был лишь в распределении должностей, Лаек явно метил на первое кресло — но Наджибулла уже подготовился парировать, партия не захочет Лаека потому что тот слишком тесно связан с моджахедами, родственными и прочими узами, такого на первое кресло нельзя, он может сговориться с моджахедами и уничтожить остатки партии… нужен человек, который гарантирует интересы остающихся партийцев. Он, Наджибулла. А Лаек может либо занять аналогичный пост как представитель моджахедов (а почему бы нет, на нем нет крови, и его признает международное сообщество, пост министра иностранных дел ему в самый раз), либо и вовсе отойти от дел и писать стихи. Хотя… то по доброй воле отойдет от дел, тот дурак, если не хуже.

Собственно говоря — вполне нормальная комбинация для разведки, а доктор Наджиб был разведчиком и знал, как играются такие игры. Кто смел тот и съел, а он — остается в раскладе почти при любой ситуации. Но тут — произошло то, чего никто не ожидал.

Вчера вечером генералы Ахмадзай, Якуби и еще двое товарищей из ХАД приехали в Арк, где в последнее время ночевал доктор Наджиб — без приглашения и без предупреждения. В коротком разговоре, состоявшемся на очень высоком тоне, родной брат Президента, генерал Ахмадзай открыто обвинил его в предательстве и двурушничестве — это и в самом деле было так, но родной брат не должен был говорить такие слова, тем более в присутствии посторонних. Сообразив, что его могут элементарно, прямо здесь и сейчас убить на месте — тем более что от брата попахивало спиртным, и все были на взводе — Наджибулла согласился на крайнюю меру: собрать в Арке представителей обоих конфликтующих групп, обоих заговоров и объясниться. По наскоро согласованным условиям от каждой стороны должно было быть по два человека — и сам пре6зидент, итого пять человек. От представителей верхушки ХАДа были генералы Ахмадзай и Якуби, от представителей "умеренных исламистов" — министр по делам племен, член ЦК НДПА Лаек и представитель бандформирований Моджаддиди в Кабуле, некий Абу. Всю эту теплую компанию, недобро поглядывающую друг на друга, никто не охранял — по предложению Лаека солдат ХАДа вывели из здания, чтобы ни у кого не было соблазна. Если бы кто-то узнал о совещании и решил напасть, хотя бы люди Хекматьяра или боевики-салафисты Бен Ладена — произошла бы катастрофа. У всех пятерых, включая президента, на совещании было оружие, а у Абу — еще и небольшое взрывное устройство, которое он пронес сюда, потому что по договоренности никого не обыскивали. Про себя он твердо решил, что если договориться не удастся — то он станет шахидом (иншалла).

— Мы собрались здесь… — начал президент, но генерал Якуби, находившийся на взводе перебил его

— Какого черта происходит?

— Выражайтесь яснее, рафик — сказал Лаек

— Какого черта в столице начался террор?!

— Вы имеете в виду взрыв у посольства СССР?

— И его тоже! Для чего вы пошли на это!? Что это вам дало?!

— Это не мы… — сказал Лаек

— Клянусь Аллахом, мы непричастны к этому хараму — сказал Абу

— Тогда кто?!

— Скорее всего, Хекматьяр. Даже Раббани — задумчиво сказал Лаек — они совершенно не слышат слов, что им говорят.

— Раббани считает себя главным — добавил Абу — но на деле он никто, обычный бачабоз. За ним нет людей. Мы непричастны к их делам, клянусь.

Ярость Якуби имела основания — основной удар пришелся по нему, КГБ теперь совало нос во все щели, работали специальные группы шурави, которые никому не отчитывались, и которые невозможно было контролировать, работали по антитеррору. Все большее и большее влияние шурави приобретали в Царандое, где недолюбливали ХАД всегда.

— Тогда рафик президент — не снижая тона, обратился Якуби к президенту — я не понимаю, с кем мы сидим за этим столом?! Для чего мы говорим с людьми? Они непричастны к этим делам — может, стоит посадить за этот стол тех, кто причастен?

— Я решаю, кого сажать за этот стол — властно сказал президент

Якуби посмотрел на Ахмадзая, понял, что поддержки не будет — и сбавил тон.

— Но рафик президент, я просто думаю о будущем уже нормальным тоном сказал он — если мы не сможем обеспечить гражданского мира в новом Афганистане, зачем затевать все это? Чтобы дальше продолжать воевать? Нужно понять, с кем мы договариваемся. Каждый третий моджахед подчиняется Хекматьяру, а Масуд признает руководителем Раббани.

— Не кажется ли вам, рафик Якуби, что нужно договариваться с теми, с кем можно договориться, а с теми с кем нельзя — с теми не нужно договариваться. Тех нужно уничтожать — спросил член Политбюро Лаек

— Но как?

— Как?! — внезапно взорвался президент — это я у тебя хочу спросить, рафик — как?! Если бы хоть кто-то знал, как — мы бы здесь не сидели!

Якуби окончательно сдулся — вопрос "как" и в самом деле был обращен к нему, это был его вопрос, вопрос руководителя разведслужбы. В каждой банде, большой и маленькой, были агенты и осведомители — но точно так же агенты душманов сидели в ХАДе и в Царандое. Якуби просто не мог отдать приказ провести острую акцию[30], поскольку не был уверен в агентурной сети — то ли в банде сидит его агент, то ли это банда внедрила своего человека в качестве подставного лица, чтобы гнать дезинформацию. То же самое было и при его предшественнике, Наджибулле — но генеральному секретарю такое не скажешь — ты, мол, развалил работу.

— Стоит ли жалеть о том, что не убил брата своего по крови? — опять пофилософствовал Лаек

— Кто нам брат, а кто и…

— Верно — неожиданно поддержал брата резидента Абу. Кое-кого давно пора отправить к Аллаху.

— Так отправьте — предложил президент

Абу прищелкнул языком

— Нельзя. Если между нами будет распря, это плохо скажется на всех нас. Мы должны сохранять единство.

Для вида — подумали все. Но никто ничего не сказал.

— Продолжаем — властно сказал президент — два дня назад я выслушал из уст близких и дорогих мне людей обвинения в двурушничестве и предательстве. С болью в сердце я принимаю эти обвинения, потому что, любя родной Афганистан и желая ему добра, я вынужден был делать все, чтобы прекратить междоусобицу и сделать жизнь трудового народа мирной. Ради этого я вас всех собрал здесь, потому что и все вы устали от войны, желаете мира и процветания — но шурави заставляют ваши руки взяться не за кетмень, а за автомат. Скажите, едины ли мы в том, что шурави принесли в Афганистан только зло, и их здесь быть не должно?